Козьма Захарьич Минин-Сухорук
1861
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
СЦЕНА ПЕРВАЯ
ЛИЦА:
Биркин.
Минин.
Поспелов.
Аксенов.
Темкин
Губанин.
Лыткин.
Нефед, сын Минина.
Павлик.
Марфа Борисовна.
Немец.
Всякие люди Нижнего Новгорода.
Небольшая площадь в Кремле, недалеко от собора. К концу, в пятом явлении, начинает смеркаться.
Выходит Лыткин; Павлик крадется к нему из-за угла.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
[Павлик и Лыткин.]
Павлик.
Спаси меня! Я влез в беду такую,
Того и жди в застенок поведут.
Ты не бывал, так страсти-то не знаешь,
Я раз висел на дыбе под кнутом
И с той поры застенок обегаю.
Не дай Господь и недругу и другу.
Лыткин.
За что ж висел?
Павлик.
За добрые дела.
Ты приюти меня к себе до ночи,
А ночью я за Волгу убегу.
О, горе мне! Велико окаянство
Беспутного Павлушки!
Лыткин.
Провинился
Ты в чем же, друг?
Павлик.
И вымолвить боюсь.
Послал меня Иван Иваныч наспех,
Куда, к кому, тебе не надо знать.
Проездил я без мала три недели
И с грамоткой вернулся нынче утром,
Да хмелен был, идти к нему боялся.
На грех стрелец-приятель подвернулся,
В царев кабак мы с ним и завернули,
Винца купили, разговор пошел.
Я хвастать-то горазд, язык мой — враг мой.
Болтаю я, что в голову придет,
И грамотку кажу — мол, вот где сила!
Откуда ни возьмись Кузьма Захарьич,
Хвать за ворот и грамотку из рук.
Ударюсь я бежать, давай Бог ноги.
Хоть в грамоте не писано, откуда,
К кому и от кого, да сам расскажешь.
Как приведут на исповедь в застенок.
Входит Биркин.
Никак, Иван Иваныч? Схорониться!
(Прячется за Лыткина.)
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Те же и Биркин.
Биркин (один).
Заметно мне, что в Нижнем что-то зреет.
Все замолчало, как постом великим;
На всем какое-то говенье видно;
Бледнеют лица, а глаза сияют.
Но что же может сделать этот люд?
Пойти к Москве нестройною оравой
И умирать иль разбегаться розно
От польских латников. Пускай идут,
Попробуют, а нам просторней будет.
А если здесь не тяга, я в Казань;
Там Никанор Шульгин — большой приятель.
Да что ж он держит моего холопа,
Павлушку!
(Заметив Павлика.)
Вот он! Как же ты посмел,
Не показавшись, по городу шляться?
Все пьянствуешь! Когда домой вернулся?
Павлик.
Сегодня утром.
Биркин.
Что ж ты не явился?
Об двух ты, что ли, головах, бездельник!
Ну, мы сочтемся дома. Подавай
Мне грамоту скорей.
Павлик.
Она пропала.
Биркин.
Не может быть?
Павлик.
Кузьма Захарьич отнял.
Биркин.
Повешу я тебя без разговору
Лыткин уходит.
За воровство твое! Скрывайся лучше!
Хоть Никанор и пишет осторожно,
Без имени, а приведут на пытку,
Расскажешь все, к кому и от кого.
Беги скорей, покуда не схватили,
Исчезни ты и с потрохом, бездельник!
Замешкаешь, так прикажу холопам
Поймать тебя и в Волге утопить.
Не побоюсь: своя рубашка ближе.
Тебя убить греха большого нет.
Павлик убегает за Лыткиным. Биркин уходит. Из собора проходит народ. [Входят] Марфа Борисовна и Поспелов.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
[Марфа Борисовна и Поспелов.]
Марфа Борисовна.
Давненько не видались.
Поспелов.
Шесть недель.
Марфа Борисовна.
Как время-то идет!
Поспелов.
А что?
Марфа Борисовна.
Да скоро.
Поспелов.
Не больно-то! Мне эти шесть недель
Не за год, не солгу, а за полгода
Никак не меньше показались.
Марфа Борисовна.
Что так?
Поспелов.
Да разве ты не знаешь?
Марфа Борисовна.
Ах, голубчик!
Я думала, что ты уж позабыл!
Поспелов.
А ты б и рада?
Марфа Борисовна.
Да не то что рада,
А все не время, некогда подумать.
Поспелов.
Об чем тут думать, голову ломать!
Марфа Борисовна.
Кто ж за меня подумает?
Поспелов.
Все я же,
И за себя и за тебя.
Марфа Борисовна.
Какой ты
Догадливый! Спасибо, что избавил
Меня от тяжкой думы, от заботы!
Поспелов.
Сиротским делом сходим на могилку
Родителям почившим поклониться,
А там, как водится, честным пирком
Да и за свадебку.
Марфа Борисовна.
Не долго думал,
А хорошо сказал.
Поспелов.
А нешто худо?
Марфа Борисовна.
Ты лучше знаешь.
Поспелов.
Значит, так и быть,
По-моему?
Марфа Борисовна.
Да ну уж, ладно, ладно.
Ты помолчи пока, мой друг сердечный!
Поспелов.
Зачем молчать? Кого же мы боимся!
Марфа Борисовна.
Что прежде времени молву пускать!
Не к спеху дело, погодим немного.
Поспелов.
Да я боюсь, ты спятишься назад.
Марфа Борисовна.
Зачем мне пятиться! Какая стать!
Ну, чем ты не жених? Собой красавец,
И развеселый, и такой удалый!
Других таких не сыщешь. Из-под ручки
На женихов таких невесты смотрят.
Поспелов.
Все шутки у тебя. Мне не до шуток!
Тебе забава — мне кручина злая.
Я, точно подкошенная трава,
Без ветра-вихоря, без солнца вяну.
Марфа Борисовна.
Ну что на улице за разговоры!
Немало дней у Бога; потолкуем
И после, без помехи, на досуге.
Ступай себе! Вон, видишь, из собора
Татьяна Юрьевна идет. Прощай!
(Уходит.)
Выходят Аксенов, Темкин, Губанин, Лыткин и разные торговые и посадские люди.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
[Аксенов, Темкин, Губанин, Лыткин, народ.]
Аксенов.
Ну, так как же, ребятушки, а? Ну вот теперь нас много сошлось, давайте поговорим толком!
Лыткин.
И то надо толком.
А то что это!
Господи Боже мой!
Тот говорит: «Давай денег!»
Другой говорит: «Давай денег!»
А для чего — никто толком не скажет.
Темкин.
Тебе только все разговаривать, лясы точить, а дела-то делать, видно, ты не любишь!
Мало еще, что ли, разговору-то было!
Сорок дней со днем сходимся да толкуем.
Губанин.
Уж и не говори! Срам!
То есть, кажется, не глядел бы людям в глаза от стыда, особливо Кузьме Захарьичу.
Он о земском деле печалится, а мы… Ах, стыдобушка!
Аксенов.
Значит, ребята, как в последний раз говорили, так и быть: третью деньгу.
Голоса.
Третью деньгу. — Что ж, мы не прочь! — Так тому и быть! — Что сказано, то свято!
Губанин.
Все, дедушка, согласны, все. (К народу.) Не стыдите, братцы! (Аксенову.) Дедушка! Спорщиков нет.
Аксенов.
Постой ты, погоди! От трех денег — деньгу, от рубля — десять алтын, от трех рублей — рубль.
Голоса.
Ладно! Ладно! (Разговор в толпе.) С десяти рублев выходит — три рубля да десять алтын. — А от сорока? Долго ль счесть! — С пятидесяти рублев — пятнадцать рублев. — Не пятнадцать, а шестнадцать рублев двадцать два алтына. — Ишь ты, счетчик! Да уж ладно, ладно!
Лыткин.
Стойте! Как же это? Значит, все одно, что семейный, что одинокий?
Губанин.
Как тебе не грех рот-то разевать! Ужли один против всех пойдешь?
Аксенов.
Тебе что за дело до одиноких! Одинокий-то, может, все отдаст, да и сам своей головой пойдет!
Темкин.
Ах ты, жила! Прости Господи!
Лыткин.
Да что жила! Кому ж своего не жаль!
Губанин.
На земское-то дело? Экой срам! Ну уж…
Аксенов.
Стало быть, и делу конец. Отслужить молебен, да и собирать.
Губанин.
У нас в рукавичном ряду уж и деньги готовы.
Голоса.
В железном ряду хотят собирать. —
Толкуют и в хлебном. —
И в горшечном. — И в мясном. — И рыбаки.
Лыткин.
А как же теперь товар?
Темкин.
Прикинем.
Голоса.
Известно, прикинем, что чего стоит. — Долго ль прикинуть. — В цену поставим.
Лыткин.
А кто приценивать будет?
Темкин.
Все мы же.
Голоса.
Промеж себя выберем. — Всякий в своем ряду. — Свой суд короче.
Лыткин.
Да как же я поверю чужому человеку свое добро ценить?
Аксенов.
Мы не без креста ходим.
Темкин.
Самому тебе не счесть, как мы сочтем.
Голос из толпы.
Мы торговые люди, друг у дружки каждую деньгу насквозь видим.
Лыткин.
Что ж такое! Лучше ложись да умирай!
Темкин.
Ну и умирай! Ну, умирай!
Аксенов.
Ты для себя для одного, что ли, жить хочешь?
Так ступай в лес, да и живи себе.
С людьми живешь, так и слушай, что мир говорит.
Больше миру не будешь! Велит мир, так и всё отнимут.
Темкин.
Да и отнимем, силой отнимем.
Лыткин.
Да ведь это разор!
Темкин.
Ну, да что на него смотреть, Петр Аксеныч! Как сказано, так и будет. На том все и станем.
Голоса.
Все! — Все!
Темкин.
Есть тут кто-нибудь из немцев?
Немец.
Я.
Темкин.
Ты согласен?
Немец.
Да!
Темкин.
Вот видишь ты, Василий! Ну скажи ты мне теперь, есть в тебе душа али нет?
Губанин.
Брось ты его!
Темкин
Зреть не могу таких людей; вся душа во мне поворачивается.
Аксенов (Лыткину тихо).
Что тебе жалеть-то!
Какое ты приданое возьмешь!
У ней, говорят, тысяч до двенадцати.
Некуда будет тебе и деньги-то девать.
Лыткин.
Да верно ли?
Аксенов.
Вчера мы с ней о тебе говорили. Лучше, говорит, мне жениха и не надо.
Лыткин.
Ну, хорошо, я согласен из своих. Только чтобы из жениных не трогать.
Голоса.
Кузьма Захарьич идет! — Кузьма Захарьич!
Входит Минин. Все кланяются.
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
[Те же и Mинин]
Аксенов.
Мы положили третью деньгу брать
От денег, и с товару тоже.
Минин.
Мало.
Аксенов.
И те с трудом, а больше не сберешь.
Минин.
Я знаю.
Аксенов.
Тяжело одним. Помогут
Другие города.
Минин.
Плохая помощь!
Мне ждать нельзя. Мне Бог велел идти.
Смотрите на меня! Теперь не свой я,
А Божий. Не пойдет никто, один
Пойду. На перепутьях буду кликать
Товарищей. В себе не волен я.
Послушайте!
Все обступают его.
Сегодня поздней ночью,
Уж к утру близко, сном я позабылся,
Да и не помню хорошенько, спал я
Или не спал. Вдруг вижу: образница
Вся облилася светом; в изголовье
Перед иконами явился муж
В одежде схимника, весь в херувимах,
Благословляющую поднял руку
И рек: «Кузьма! иди спасать Москву!
Буди уснувших!» Я вскочил от ложа,
Виденья дивного как не бывало;
Соборный благовест волной несется,
Ночная темь колышется от звона,
Оконницы чуть слышно дребезжат,
Лампадки, догорая, чуть трепещут
Неясным блеском, и святые лики
То озарялися, то померкали,
И только разливалось по покоям
Благоуханье.
Аксенов.
Слава в вышних Богу!
Но кто же старец? Рассмотрел ли ты?
Угодников ты подлинники знаешь.
Входит Hефед.
[ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ]
[Те же и Hефед.]
Hефед.
Где батюшка?
Минин.
Что надо? Что случилось?
Hефед.
Гонцы от Троицы живоначальной,
От Сергия-угодника пришли.
Минин.
От Сергия-угодника? И старец,
Явившийся мне, грешному, был Сергий.
Голоса.
Перст Божий! — Божья воля! — Чудеса!
Еще от нас Господь не отступился.
Hефед.
У них письмо отца архимандрита
И келаря.
Минин.
На воеводский двор
Ступай, Поспелов, прямо к воеводе!
Оповести его!
Поспелов уходит.
А вы сбирайте
Дворян, детей боярских, и голов,
И сотников стрелецких и казацких,
И земских старост, и гостей, и всяких
Людей служилых к воеводе в дом.
А ты, Нефед, домой! Веди гонцов!
Как есть с дороги, так пускай и идут.
Теперь в последний раз, друзья, пойду я
Боярам, воеводам поклониться.
Голоса.
Господь поможет. — Он тебе поможет. —
Молиться будем! Господа умолим.
Все уходят.