Неточные совпадения
Запомнил Гриша песенку
И голосом молитвенным
Тихонько в семинарии,
Где было темно, холодно,
Угрюмо, строго, голодно,
Певал — тужил о матушке
И обо всей вахлачине,
Кормилице своей.
И скоро в сердце мальчика
С любовью к бедной матери
Любовь ко всей вахлачине
Слилась, — и лет пятнадцати
Григорий твердо знал уже,
Кому
отдаст всю жизнь свою
И
за кого умрет.
Стародум. Это странное дело! Человек ты, как вижу, не без ума, а хочешь, чтоб я
отдал мою племянницу
за кого — не знаю.
Началось с того, что Волгу толокном замесили, потом теленка на баню тащили, потом в кошеле кашу варили, потом козла в соложеном тесте [Соложёное тесто — сладковатое тесто из солода (солод — слад), то есть из проросшей ржи (употребляется в пивоварении).] утопили, потом свинью
за бобра купили да собаку
за волка убили, потом лапти растеряли да по дворам искали: было лаптей шесть, а сыскали семь; потом рака с колокольным звоном встречали, потом щуку с яиц согнали, потом комара
за восемь верст ловить ходили, а комар у пошехонца на носу сидел, потом батьку на кобеля променяли, потом блинами острог конопатили, потом блоху на цепь приковали, потом беса в солдаты
отдавали, потом небо кольями подпирали, наконец утомились и стали ждать, что из этого выйдет.
Несчастного чиновника увели в съезжую избу и
отдали за приставов.
И второе искушение кончилось. Опять воротился Евсеич к колокольне и вновь
отдал миру подробный отчет. «Бригадир же, видя Евсеича о правде безнуждно беседующего, убоялся его против прежнего не гораздо», — прибавляет летописец. Или, говоря другими словами, Фердыщенко понял, что ежели человек начинает издалека заводить речь о правде, то это значит, что он сам не вполне уверен, точно ли его
за эту правду не посекут.
Левин
отдал косу Титу и с мужиками, пошедшими к кафтанам
за хлебом, чрез слегка побрызганные дождем ряды длинного скошенного пространства пошел к лошади. Тут только он понял, что не угадал погоду, и дождь мочил его сено.
Я получаю развод, Алексей Александрович
отдает мне Сережу, и я выхожу замуж
за Вронского».
Оказалось, что у Егора была семья, три мальчика и дочь швея, которую он хотел
отдать замуж
за приказчика в шорной лавке.
— Вот-вот именно, — поспешно обратилась к нему княгиня Мягкая. — Но дело в том, что Анну я вам не
отдам. Она такая славная, милая. Что же ей делать, если все влюблены в нее и как тени ходят
за ней?
Степан Аркадьич с оттопыренным карманом серий, которые
за три месяца вперед
отдал ему купец, вошел наверх. Дело с лесом было кончено, деньги в кармане, тяга была прекрасная, и Степан Аркадьич находился в самом веселом расположении духа, а потому ему особенно хотелось рассеять дурное настроение, нашедшее на Левина. Ему хотелось окончить день зa ужином так же приятно, как он был начат.
С той минуты, хотя и не
отдавая себе в том отчета и продолжая жить по-прежнему, Левин не переставал чувствовать этот страх
за свое незнание.
Так же несомненно, как нужно
отдать долг, нужно было держать родовую землю в таком положении, чтобы сын, получив ее в наследство, сказал так же спасибо отцу, как Левин говорил спасибо деду
за всё то, что он настроил и насадил.
Тут
отдают купцу в аренду
за рубль десятину земли, которая стоит десять рублей.
— Какое время! Другое время такое, что целый месяц
за полтинник
отдашь, а то так никаких денег
за полчаса не возьмешь. Так ли, Катенька? Что ты, какая скучная?
— Я, как человек, — сказал Вронский, — тем хорош, что жизнь для меня ничего не стоит. А что физической энергии во мне довольно, чтобы врубиться в каре и смять или лечь, — это я знаю. Я рад тому, что есть
за что
отдать мою жизнь, которая мне не то что не нужна, но постыла. Кому-нибудь пригодится. — И он сделал нетерпеливое движение скулой от неперестающей, ноющей боли зуба, мешавшей ему даже говорить с тем выражением, с которым он хотел.
— Он был очень болен после того свидания с матерью, которое мы не пре-ду-смотрели, — сказал Алексей Александрович. — Мы боялись даже
за его жизнь. Но разумное лечение и морские купанья летом исправили его здоровье, и теперь я по совету доктора
отдал его в школу. Действительно, влияние товарищей оказало на него хорошее действие, и он совершенно здоров и учится хорошо.
И вдруг совершенно неожиданно голос старой княгини задрожал. Дочери замолчали и переглянулись. «Maman всегда найдет себе что-нибудь грустное», сказали они этим взглядом. Они не знали, что, как ни хорошо было княгине у дочери, как она ни чувствовала себя нужною тут, ей было мучительно грустно и
за себя и
за мужа с тех пор, как они
отдали замуж последнюю любимую дочь и гнездо семейное опустело.
Если вы хотите, я ее еще люблю, я ей благодарен
за несколько минут довольно сладких, я
за нее
отдам жизнь, — только мне с нею скучно…
— Семерка дана! — закричал он, увидав его наконец в цепи застрельщиков, которые начинали вытеснять из лесу неприятеля, и, подойдя ближе, он вынул свой кошелек и бумажник и
отдал их счастливцу, несмотря на возражения о неуместности платежа. Исполнив этот неприятный долг, он бросился вперед, увлек
за собою солдат и до самого конца дела прехладнокровно перестреливался с чеченцами.
— Хорошо! Клянусь, ты будешь владеть конем; только
за него ты должен
отдать мне сестру Бэлу: Карагёз будет ее калымом. Надеюсь, что торг для тебя выгоден.
— Славная у тебя лошадь! — говорил Азамат. — Если бы я был хозяин в доме и имел табун в триста кобыл, то
отдал бы половину
за твоего скакуна, Казбич!
— Если б у меня был табун в тысячу кобыл, — сказал Азамат, — то
отдал бы тебе его весь
за твоего Карагёза.
— Как на что? да ведь я
за него заплатил десять тысяч, а тебе
отдаю за четыре.
На дороге ли ты
отдал душу Богу, или уходили тебя твои же приятели
за какую-нибудь толстую и краснощекую солдатку, или пригляделись лесному бродяге ременные твои рукавицы и тройка приземистых, но крепких коньков, или, может, и сам, лежа на полатях, думал, думал, да ни с того ни с другого заворотил в кабак, а потом прямо в прорубь, и поминай как звали.
— Краденый, ни
за самого себя не
отдавал хозяин.
— Ну, да изволь, я готова
отдать за пятнадцать ассигнацией! Только смотри, отец мой, насчет подрядов-то: если случится муки брать ржаной, или гречневой, или круп, или скотины битой, так уж, пожалуйста, не обидь меня.
И трудолюбивая жизнь, удаленная от шума городов и тех обольщений, которые от праздности выдумал, позабывши труд, человек, так сильно стала перед ним рисоваться, что он уже почти позабыл всю неприятность своего положения и, может быть, готов был даже возблагодарить провиденье
за этот тяжелый <урок>, если только выпустят его и
отдадут хотя часть.
— Помилуй, брат, что ж у тебя
за жидовское побуждение! Ты бы должен просто
отдать мне их.
— Ведь я тебе на первых порах объявил. Торговаться я не охотник. Я тебе говорю опять: я не то, что другой помещик, к которому ты подъедешь под самый срок уплаты в ломбард. Ведь я вас знаю всех. У вас есть списки всех, кому когда следует уплачивать. Что ж тут мудреного? Ему приспичит, он тебе и
отдаст за полцены. А мне что твои деньги? У меня вещь хоть три года лежи! Мне в ломбард не нужно уплачивать…
— Да мне хочется, чтобы у тебя были собаки. Послушай, если уж не хочешь собак, так купи у меня шарманку, чудная шарманка; самому, как честный человек, обошлась в полторы тысячи: тебе
отдаю за девятьсот рублей.
Ах, брат, вот позабыл тебе сказать: знаю, что ты теперь не отстанешь, но
за десять тысяч не
отдам, наперед говорю.
— Чтобы
отдать тебе мертвых душ? Да
за такую выдумку я их тебе с землей, с жильем! Возьми себе все кладбище! Ха, ха, ха, ха! Старик-то, старик! Ха, ха, ха, ха! В каких дураках! Ха, ха, ха, ха!
А мне, Онегин, пышность эта,
Постылой жизни мишура,
Мои успехи в вихре света,
Мой модный дом и вечера,
Что в них? Сейчас
отдать я рада
Всю эту ветошь маскарада,
Весь этот блеск, и шум, и чад
За полку книг,
за дикий сад,
За наше бедное жилище,
За те места, где в первый раз,
Онегин, видела я вас,
Да
за смиренное кладбище,
Где нынче крест и тень ветвей
Над бедной нянею моей…
Минуты две они молчали,
Но к ней Онегин подошел
И молвил: «Вы ко мне писали,
Не отпирайтесь. Я прочел
Души доверчивой признанья,
Любви невинной излиянья;
Мне ваша искренность мила;
Она в волненье привела
Давно умолкнувшие чувства;
Но вас хвалить я не хочу;
Я
за нее вам отплачу
Признаньем также без искусства;
Примите исповедь мою:
Себя на суд вам
отдаю.
Несмотря на это, на меня часто находили минуты отчаяния: я воображал, что нет счастия на земле для человека с таким широким носом, толстыми губами и маленькими серыми глазами, как я; я просил бога сделать чудо — превратить меня в красавца, и все, что имел в настоящем, все, что мог иметь в будущем, я все
отдал бы
за красивое лицо.
Кто знает, может быть, при первой битве татарин срубит им головы и она не будет знать, где лежат брошенные тела их, которые расклюет хищная подорожная птица; а
за каждую каплю крови их она
отдала бы себя всю.
И все, что ни есть, продам,
отдам, погублю
за такую отчизну!
Понемногу он потерял все, кроме главного — своей странной летящей души; он потерял слабость, став широк костью и крепок мускулами, бледность заменил темным загаром, изысканную беспечность движений
отдал за уверенную меткость работающей руки, а в его думающих глазах отразился блеск, как у человека, смотрящего на огонь.
— А вам разве не жалко? Не жалко? — вскинулась опять Соня, — ведь вы, я знаю, вы последнее сами
отдали, еще ничего не видя. А если бы вы все-то видели, о господи! А сколько, сколько раз я ее в слезы вводила! Да на прошлой еще неделе! Ох, я! Всего
за неделю до его смерти. Я жестоко поступила! И сколько, сколько раз я это делала. Ах, как теперь, целый день вспоминать было больно!
— Нет, Соня, — торопливо прервал он, — эти деньги были не те, успокойся! Эти деньги мне мать прислала, через одного купца, и получил я их больной, в тот же день как и
отдал… Разумихин видел… он же и получал
за меня… эти деньги мои, мои собственные, настоящие мои.
Но он тысячу раз и прежде готов был
отдать свое существование
за идею,
за надежду, даже
за фантазию.
Ведь она хлеб черный один будет есть да водой запивать, а уж душу свою не продаст, а уж нравственную свободу свою не
отдаст за комфорт;
за весь Шлезвиг-Гольштейн не
отдаст, не то что
за господина Лужина.
Да и то статский советник Клопшток, Иван Иванович, — изволили слышать? — не только денег
за шитье полдюжины голландских рубах до сих пор не
отдал, но даже с обидой погнал ее, затопав ногами и обозвав неприлично, под видом, будто бы рубашечный ворот сшит не по мерке и косяком.
— А журнал, это есть, братец ты мой, такие картинки, крашеные, и идут они сюда к здешним портным каждую субботу, по почте, из-за границы, с тем то есть, как кому одеваться, как мужскому, равномерно и женскому полу. Рисунок, значит. Мужской пол все больше в бекешах пишется, а уж по женскому отделению такие, брат, суфлеры, что
отдай ты мне все, да и мало!
Борис. Ну, да. Уж он и теперь поговаривает иногда: «У меня свои дети,
за что я чужим деньги
отдам? Через это я своих обидеть должен!»
Дико́й. Понимаю я это; да что ж ты мне прикажешь с собой делать, когда у меня сердце такое! Ведь уж знаю, что надо
отдать, а все добром не могу. Друг ты мне, и я тебе должен
отдать, а приди ты у меня просить — обругаю. Я
отдам,
отдам, а обругаю. Потому только заикнись мне о деньгах, у меня всю нутренную разжигать станет; всю нутренную вот разжигает, да и только; ну, и в те поры ни
за что обругаю человека.
Вожеватов. Не то время. Прежде женихов-то много было, так и на бесприданниц хватало; а теперь женихов-то в самый обрез; сколько приданых, столько и женихов, лишних нет — бесприданницам-то и недостает. Разве бы Харита Игнатьевна
отдала за Карандышева, кабы лучше были?
Кнуров. Да… А как вы полагаете, хорошо вы поступили, что
отдаете Ларису Дмитриевну
за человека бедного?
Кнуров. Что тут ценить! Пустое дело! Триста рублей это стоит. (Достает из бумажника деньги и
отдает Огудаловой.) До свиданья! Я пойду еще побродить… Я нынче на хороший обед рассчитываю.
За обедом увидимся. (Идет к двери.)
— В комендантском, — отвечал казак. — После обеда батюшка наш отправился в баню, а теперь отдыхает. Ну, ваше благородие, по всему видно, что персона знатная:
за обедом скушать изволил двух жареных поросят, а парится так жарко, что и Тарас Курочкин не вытерпел,
отдал веник Фомке Бикбаеву да насилу холодной водой откачался. Нечего сказать: все приемы такие важные… А в бане, слышно, показывал царские свои знаки на грудях: на одной двуглавый орел величиною с пятак, а на другой персона его.