Неточные совпадения
Про старичка, какого-нибудь Кузьму Петровича, скажут, что у него было душ двадцать, что холера избавила его от большей части из них, что землю он
отдает внаем
за двести рублей, которые посылает сыну, а сам «живет в людях».
Нам хотелось поговорить, но переводчика не было дома. У моего товарища был портрет Сейоло, снятый им
за несколько дней перед тем посредством фотографии. Он сделал два снимка: один себе, а другой так, на случай. Я взял портрет и показал его сначала Сейоло: он посмотрел и громко захохотал, потом передал жене. «Сейоло, Сейоло!» — заговорила она, со смехом указывая на мужа, опять смотрела на портрет и продолжала смеяться. Потом
отдала портрет мне. Сейоло взял его и стал пристально рассматривать.
Накупив однажды всякой всячины, я
отдал все это кули, который положил покупки в корзину и пошел
за мной.
Только и слышишь команду: «На марса-фалах стоять! марса-фалы
отдать!» Потом зажужжит, скользя по стеньге, отданный парус, судно сильно накренится, так что схватишься
за что-нибудь рукой, польется дождь, и праздничный, солнечный день в одно мгновение обратится в будничный.
После этого перевязал узел снурком, достал из-за пазухи маленькую печать и приложил к снурку и
отдал ящик своему чиновнику, сказав что-то переводчику.
Мы с любопытством смотрели на все: я искал глазами Китая, и шкипер искал кого-то с нами вместе. «Берег очень близко, не пора ли поворачивать?» — с живостью кто-то сказал из наших. Шкипер схватился
за руль, крикнул — мы быстро нагнулись, паруса перенесли на другую сторону, но шкуна не поворачивала; ветер ударил сильно — она все стоит: мы были на мели. «
Отдай шкоты!» — закричали офицеры нашим матросам.
Отдали, и шкуна, располагавшая лечь на бок, выпрямилась, но с мели уже не сходила.
За него китайцы
отдают свой чай, шелк, металлы, лекарственные, красильные вещества, пот, кровь, энергию, ум, всю жизнь.
Лишь только вышли
за бар, в открытое море, Гошкевич
отдал обычную свою дань океану; глядя на него, то же сделал, с великим неудовольствием, отец Аввакум. Из неморяков меня только одного ни разу не потревожила морская болезнь: я не испытал и не понял ее.
Слуга подходил ко всем и протягивал руку: я думал, что он хочет отбирать пустые чашки,
отдал ему три, а он чрез минуту принес мне их опять с теми же кушаньями. Что мне делать? Я подумал, да и принялся опять
за похлебку, стал было приниматься вторично
за вареную рыбу, но собеседники мои перестали действовать, и я унялся. Хозяевам очень нравилось, что мы едим; старик ласково поглядывал на каждого из нас и от души смеялся усилиям моего соседа есть палочками.
Ну чем он не европеец? Тем, что однажды
за обедом спрятал в бумажку пирожное, а в другой раз слизнул с тарелки сою из анчоусов, которая ему очень понравилась? это местные нравы — больше ничего. Он до сих пор не видал тарелки и ложки, ел двумя палочками, похлебку свою пил непосредственно из чашки. Можно ли его укорять еще и
за то, что он, отведав какого-нибудь кушанья,
отдавал небрежно тарелку Эйноске, который, как пудель, сидел у ног его? Переводчик брал, с земным поклоном, тарелку и доедал остальное.
За пустую бутылку охотно
отдавали свои огромные тростниковые шляпы.
«Кошки, — сказал он, — последнее
отдал бы
за кошку: так мышь одолевает, что ничего нельзя положить, рыбу ли, дичь ли, ушкана ли (зайца) — все жрет».
Добрый купец и старушка, мать его, угощали нас как родных,
отдали весь дом в распоряжение, потом ни
за что не хотели брать денег. «Мы рады добрым людям, — говорили они, — ни
за что не возьмем: вы нас обидите».
«
Отдать якорь!» — вслед
за тем немедленно раздалась команда.
Оказалось, что Чичиков давно уже был влюблен, и виделись они в саду при лунном свете, что губернатор даже бы
отдал за него дочку, потому что Чичиков богат, как жид, если бы причиною не была жена его, которую он бросил (откуда они узнали, что Чичиков женат, — это никому не было ведомо), и что жена, которая страдает от безнадежной любви, написала письмо к губернатору самое трогательное, и что Чичиков, видя, что отец и мать никогда не согласятся, решился на похищение.
Напрасно старик искал утешения в сближении с женой и Верочкой. Он горячо любил их, готов был
отдать за них все, но они не могли ему заменить одну Надю. Он слишком любил ее, слишком сжился с ней, прирос к ней всеми старческими чувствами, как старый пень, который пускает молодые побеги и этим протестует против медленного разложения. С кем он теперь поговорит по душе? С кем посоветуется, когда взгрустнется?..
Неточные совпадения
Запомнил Гриша песенку // И голосом молитвенным // Тихонько в семинарии, // Где было темно, холодно, // Угрюмо, строго, голодно, // Певал — тужил о матушке // И обо всей вахлачине, // Кормилице своей. // И скоро в сердце мальчика // С любовью к бедной матери // Любовь ко всей вахлачине // Слилась, — и лет пятнадцати // Григорий твердо знал уже, // Кому
отдаст всю жизнь свою // И
за кого умрет.
Стародум. Это странное дело! Человек ты, как вижу, не без ума, а хочешь, чтоб я
отдал мою племянницу
за кого — не знаю.
Началось с того, что Волгу толокном замесили, потом теленка на баню тащили, потом в кошеле кашу варили, потом козла в соложеном тесте [Соложёное тесто — сладковатое тесто из солода (солод — слад), то есть из проросшей ржи (употребляется в пивоварении).] утопили, потом свинью
за бобра купили да собаку
за волка убили, потом лапти растеряли да по дворам искали: было лаптей шесть, а сыскали семь; потом рака с колокольным звоном встречали, потом щуку с яиц согнали, потом комара
за восемь верст ловить ходили, а комар у пошехонца на носу сидел, потом батьку на кобеля променяли, потом блинами острог конопатили, потом блоху на цепь приковали, потом беса в солдаты
отдавали, потом небо кольями подпирали, наконец утомились и стали ждать, что из этого выйдет.
Несчастного чиновника увели в съезжую избу и
отдали за приставов.
И второе искушение кончилось. Опять воротился Евсеич к колокольне и вновь
отдал миру подробный отчет. «Бригадир же, видя Евсеича о правде безнуждно беседующего, убоялся его против прежнего не гораздо», — прибавляет летописец. Или, говоря другими словами, Фердыщенко понял, что ежели человек начинает издалека заводить речь о правде, то это значит, что он сам не вполне уверен, точно ли его
за эту правду не посекут.