Неточные совпадения
Кто там? (Подходит к окну.)А,
что ты, матушка?
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери
кто хочет! Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло!
Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в
чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Как бы, я воображаю, все переполошились: «
Кто такой,
что такое?» А лакей входит (вытягиваясь и представляя лакея):«Иван Александрович Хлестаков из Петербурга, прикажете принять?» Они, пентюхи, и не знают,
что такое значит «прикажете принять».
Городничий. Да, и тоже над каждой кроватью надписать по-латыни или на другом каком языке… это уж по вашей части, Христиан Иванович, — всякую болезнь: когда
кто заболел, которого дня и числа… Нехорошо,
что у вас больные такой крепкий табак курят,
что всегда расчихаешься, когда войдешь. Да и лучше, если б их было меньше: тотчас отнесут к дурному смотрению или к неискусству врача.
Городничий. Это бы еще ничего, — инкогнито проклятое! Вдруг заглянет: «А, вы здесь, голубчик! А
кто, скажет, здесь судья?» — «Ляпкин-Тяпкин». — «А подать сюда Ляпкина-Тяпкина! А
кто попечитель богоугодных заведений?» — «Земляника». — «А подать сюда Землянику!» Вот
что худо!
Городничий. Жаловаться? А
кто тебе помог сплутовать, когда ты строил мост и написал дерева на двадцать тысяч, тогда как его и на сто рублей не было? Я помог тебе, козлиная борода! Ты позабыл это? Я, показавши это на тебя, мог бы тебя также спровадить в Сибирь.
Что скажешь? а?
Ну, натурально, пошли толки: как,
что,
кому занять место?
Бобчинский (Добчинскому). Вот это, Петр Иванович, человек-то! Вот оно,
что значит человек! В жисть не был в присутствии такой важной персоны, чуть не умер со страху. Как вы думаете, Петр Иванович,
кто он такой в рассуждении чина?
О! я шутить не люблю. Я им всем задал острастку. Меня сам государственный совет боится. Да
что в самом деле? Я такой! я не посмотрю ни на
кого… я говорю всем: «Я сам себя знаю, сам». Я везде, везде. Во дворец всякий день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается и чуть-чуть не шлепается на пол, но с почтением поддерживается чиновниками.)
А уж Тряпичкину, точно, если
кто попадет на зубок, берегись: отца родного не пощадит для словца, и деньгу тоже любит. Впрочем, чиновники эти добрые люди; это с их стороны хорошая черта,
что они мне дали взаймы. Пересмотрю нарочно, сколько у меня денег. Это от судьи триста; это от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот… Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого! за тысячу перевалило… Ну-ка, теперь, капитан, ну-ка, попадись-ка ты мне теперь! Посмотрим,
кто кого!
Аммос Федорович. А я на этот счет покоен. В самом деле,
кто зайдет в уездный суд? А если и заглянет в какую-нибудь бумагу, так он жизни не будет рад. Я вот уж пятнадцать лет сижу на судейском стуле, а как загляну в докладную записку — а! только рукой махну. Сам Соломон не разрешит,
что в ней правда и
что неправда.
Ну
кто первый выпустил,
что он ревизор?
Поспел горох! Накинулись,
Как саранча на полосу:
Горох,
что девку красную,
Кто ни пройдет — щипнет!
Теперь горох у всякого —
У старого, у малого,
Рассыпался горох
На семьдесят дорог!
«А
кто такой Ермил?
Князь,
что ли, граф сиятельный...
Кто видывал, как слушает
Своих захожих странников
Крестьянская семья,
Поймет,
что ни работою
Ни вечною заботою,
Ни игом рабства долгого,
Ни кабаком самим
Еще народу русскому
Пределы не поставлены:
Пред ним широкий путь.
Когда изменят пахарю
Поля старозапашные,
Клочки в лесных окраинах
Он пробует пахать.
Работы тут достаточно.
Зато полоски новые
Дают без удобрения
Обильный урожай.
Такая почва добрая —
Душа народа русского…
О сеятель! приди!..
—
«
Кто ж вы?
чего вам надобно...
— Коли всем миром велено:
«Бей!» — стало, есть за
что! —
Прикрикнул Влас на странников. —
Не ветрогоны тисковцы,
Давно ли там десятого
Пороли?.. Не до шуток им.
Гнусь-человек! — Не бить его,
Так уж
кого и бить?
Не нам одним наказано:
От Тискова по Волге-то
Тут деревень четырнадцать, —
Чай, через все четырнадцать
Прогнали, как сквозь строй...
В воротах с ними встретился
Лакей, какой-то буркою
Прикрытый: «Вам
кого?
Помещик за границею,
А управитель при смерти!..» —
И спину показал.
Крестьяне наши прыснули:
По всей спине дворового
Был нарисован лев.
«Ну, штука!» Долго спорили,
Что за наряд диковинный,
Пока Пахом догадливый
Загадки не решил:
«Холуй хитер: стащит ковер,
В ковре дыру проделает,
В дыру просунет голову
Да и гуляет так...
У батюшки, у матушки
С Филиппом побывала я,
За дело принялась.
Три года, так считаю я,
Неделя за неделею,
Одним порядком шли,
Что год, то дети: некогда
Ни думать, ни печалиться,
Дай Бог с работой справиться
Да лоб перекрестить.
Поешь — когда останется
От старших да от деточек,
Уснешь — когда больна…
А на четвертый новое
Подкралось горе лютое —
К
кому оно привяжется,
До смерти не избыть!
Нет великой оборонушки!
Кабы знали вы да ведали,
На
кого вы дочь покинули,
Что без вас я выношу?
Ночь — слезами обливаюся,
День — как травка пристилаюся…
Я потупленную голову,
Сердце гневное ношу!..
Крестьяне рассмеялися
И рассказали барину,
Каков мужик Яким.
Яким, старик убогонький,
Живал когда-то в Питере,
Да угодил в тюрьму:
С купцом тягаться вздумалось!
Как липочка ободранный,
Вернулся он на родину
И за соху взялся.
С тех пор лет тридцать жарится
На полосе под солнышком,
Под бороной спасается
От частого дождя,
Живет — с сохою возится,
А смерть придет Якимушке —
Как
ком земли отвалится,
Что на сохе присох…
Кто с
чем, а нашей галочке
Родные галченяточки
Всего милей…
Пришли сыны Последыша:
«Эх! Клим-чудак! до смеху ли?
Старик прислал нас; сердится,
Что долго нет виновного…
Да
кто у вас сплошал...
Прилетела в дом
Сизым голубем…
Поклонился мне
Свекор-батюшка,
Поклонилася
Мать-свекровушка,
Деверья, зятья
Поклонилися,
Поклонилися,
Повинилися!
Вы садитесь-ка,
Вы не кланяйтесь,
Вы послушайте.
Что скажу я вам:
Тому кланяться,
Кто сильней меня, —
Кто добрей меня,
Тому славу петь.
Кому славу петь?
Губернаторше!
Доброй душеньке
Александровне!
Стародум. А такова-то просторна,
что двое, встретясь, разойтиться не могут. Один другого сваливает, и тот,
кто на ногах, не поднимает уже никогда того,
кто на земи.
Г-жа Простакова. Батюшка мой! Да
что за радость и выучиться? Мы это видим своими глазами в нашем краю.
Кто посмышленее, того свои же братья тотчас выберут еще в какую-нибудь должность.
Г-жа Простакова. Кого-то, над кем-то? Это
что за выезжий?
Стародум. Фенелона? Автора Телемака? Хорошо. Я не знаю твоей книжки, однако читай ее, читай.
Кто написал Телемака, тот пером своим нравов развращать не станет. Я боюсь для вас нынешних мудрецов. Мне случилось читать из них все то,
что переведено по-русски. Они, правда, искореняют сильно предрассудки, да воротят с корню добродетель. Сядем. (Оба сели.) Мое сердечное желание видеть тебя столько счастливу, сколько в свете быть возможно.
Стародум.
Кто остережет? Та же совесть. Ведай,
что совесть всегда, как друг, остерегает прежде, нежели как судья наказывает.
Стародум. Богату! А
кто богат? Да ведаешь ли ты,
что для прихотей одного человека всей Сибири мало! Друг мой! Все состоит в воображении. Последуй природе, никогда не будешь беден. Последуй людским мнениям, никогда богат не будешь.
Г-жа Простакова (к Софье). Убирала покои для твоего любезного дядюшки. Умираю, хочу видеть этого почтенного старичка. Я об нем много наслышалась. И злодеи его говорят только,
что он немножечко угрюм, а такой-де преразумный, да коли-де
кого уж и полюбит, так прямо полюбит.
Скотинин. Да коль доказывать,
что ученье вздор, так возьмем дядю Вавилу Фалелеича. О грамоте никто от него и не слыхивал, ни он ни от
кого слышать не хотел; а какова была голоушка!
Правдин. А
кого он невзлюбит, тот дурной человек. (К Софье.) Я и сам имею честь знать вашего дядюшку. А, сверх того, от многих слышал об нем то,
что вселило в душу мою истинное к нему почтение.
Что называют в нем угрюмостью, грубостью, то есть одно действие его прямодушия. Отроду язык его не говорил да, когда душа его чувствовала нет.
Скотинин. Я проходил мимо вас. Услышал,
что меня кличут, я и откликнулся. У меня такой обычай:
кто вскрикнет — Скотинин! А я ему: я!
Что вы, братцы, и заправду? Я сам служивал в гвардии и отставлен капралом. Бывало, на съезжей в перекличке как закричат: Тарас Скотинин! А я во все горло: я!
Стародум. Дурное расположение людей, не достойных почтения, не должно быть огорчительно. Знай,
что зла никогда не желают тем,
кого презирают; а обыкновенно желают зла тем,
кто имеет право презирать. Люди не одному богатству, не одной знатности завидуют: и добродетель также своих завистников имеет.
Скотинин.
Кого? За
что? В день моего сговора! Я прошу тебя, сестрица, для такого праздника отложить наказание до завтрева; а завтра, коль изволишь, я и сам охотно помогу. Не будь я Тарас Скотинин, если у меня не всякая вина виновата. У меня в этом, сестрица, один обычай с тобою. Да за
что ж ты так прогневалась?
Стародум(приметя всех смятение).
Что это значит? (К Софье.) Софьюшка, друг мой, и ты мне кажешься в смущении? Неужель мое намерение тебя огорчило? Я заступаю место отца твоего. Поверь мне,
что я знаю его права. Они нейдут далее, как отвращать несчастную склонность дочери, а выбор достойного человека зависит совершенно от ее сердца. Будь спокойна, друг мой! Твой муж, тебя достойный,
кто б он ни был, будет иметь во мне истинного друга. Поди за
кого хочешь.
Софья.
Кто же остережет человека,
кто не допустит до того, за
что после мучит его совесть?
Скотинин. А движимое хотя и выдвинуто, я не челобитчик. Хлопотать я не люблю, да и боюсь. Сколько меня соседи ни обижали, сколько убытку ни делали, я ни на
кого не бил челом, а всякий убыток,
чем за ним ходить, сдеру с своих же крестьян, так и концы в воду.
Стародум. Как! А разве тот счастлив,
кто счастлив один? Знай,
что, как бы он знатен ни был, душа его прямого удовольствия не вкушает. Вообрази себе человека, который бы всю свою знатность устремил на то только, чтоб ему одному было хорошо, который бы и достиг уже до того, чтоб самому ему ничего желать не оставалось. Ведь тогда вся душа его занялась бы одним чувством, одною боязнию: рано или поздно сверзиться. Скажи ж, мой друг, счастлив ли тот,
кому нечего желать, а лишь есть
чего бояться?
—
Кто хочет доказать,
что любит меня, — глашал он, — тот пусть отрубит указательный палец правой руки своей!
В сей крайности спрашиваю я себя: ежели
кому из бродяг сих случится оступиться или в пропасть впасть,
что их от такового падения остережет?
— Об этом мы неизвестны, — отвечали глуповцы, — думаем,
что много всего должно быть, однако допытываться боимся: как бы
кто не увидал да начальству не пересказал!
Базары опустели, продавать было нечего, да и некому, потому
что город обезлюдел. «Кои померли, — говорит летописец, — кои, обеспамятев, разбежались
кто куда». А бригадир между тем все не прекращал своих беззаконий и купил Аленке новый драдедамовый [Драдедамовый — сделанный из особого тонкого шерстяного драпа (от франц. «drap des dames»).] платок. Сведавши об этом, глуповцы опять встревожились и целой громадой ввалили на бригадиров двор.
Убытки редко
кем высчитывались, всякий старался прежде всего определить себе не то,
что он потерял, а то,
что у него есть.
—
Что же! пущай дурья порода натешится! — говорил он себе в утешение, —
кому от того убыток!
Но злаков на полях все не прибавлялось, ибо глуповцы от бездействия весело-буйственного перешли к бездействию мрачному. Напрасно они воздевали руки, напрасно облагали себя поклонами, давали обеты, постились, устраивали процессии — бог не внимал мольбам. Кто-то заикнулся было сказать,
что"как-никак, а придется в поле с сохою выйти", но дерзкого едва не побили каменьями, и в ответ на его предложение утроили усердие.
—
Кто ты? и с
чем к нам приехал? — спрашивали глуповцы у чиновника.
Поняли,
что кому-нибудь да надо верх взять, и послали сказать соседям: будем друг с дружкой до тех пор головами тяпаться, пока
кто кого перетяпает.
Как истинный администратор он различал два сорта сечения: сечение без рассмотрения и сечение с рассмотрением, и гордился тем,
что первый в ряду градоначальников ввел сечение с рассмотрением, тогда как все предшественники секли как попало и часто даже совсем не тех,
кого следовало.