Неточные совпадения
Цель была достигнута: Катрин все это стихотворение от первого до последнего слова приняла на свой счет и
даже выражения: «неправедные ночи» и «мучительные сны». Радость ее при этом была
так велика,
что она не в состоянии была
даже скрыть того и, обернувшись к Ченцову, проговорила...
Остроумно придумывая разные фигуры, он вместе с тем сейчас же принялся зубоскалить над Марфиным и его восторженным обожанием Людмилы, на
что она не без досады возражала: «Ну, да, влюблена, умираю от любви к нему!» — и в то же время взглядывала и на стоявшего у дверей Марфина, который, опершись на косяк, со сложенными, как Наполеон, накрест руками, и подняв, по своей манере, глаза вверх, весь был погружен в какое-то созерцательное состояние; вылетавшие по временам из груди его вздохи говорили,
что у него невесело на душе; по-видимому, его более всего возмущал часто раздававшийся громкий смех Ченцова,
так как каждый раз Марфина при этом
даже подергивало.
Всю эту тираду Егор Егорыч произнес, поматывая головой и с
такою, видимо, верою в правду им говоримого,
что это смутило
даже несколько Ченцова.
— Вам, дядя, хорошо
так рассуждать! У вас нет никаких желаний и денег много, а у меня наоборот!.. Заневолю о том говоришь,
чем болишь!.. Вчера, черт возьми, без денег, сегодня без денег, завтра тоже, и
так бесконечная перспектива idem per idem!.. [одно и то же!.. (лат.).] — проговорил Ченцов и, вытянувшись во весь свой длинный рост на стуле, склонил голову на грудь. Насмешливое выражение лица его переменилось на какое-то
даже страдальческое.
Егор Егорыч, ожидая возвращения своего камердинера, был как на иголках; он то усаживался плотно на своем кресле, то вскакивал и подбегал к окну, из которого можно было видеть, когда подъедет Антип Ильич. Прошло
таким образом около часу. Но вот входная дверь нумера скрипнула. Понятно,
что это прибыл Антип Ильич; но он еще довольно долго снимал с себя шубу, обтирал свои намерзшие бакенбарды и сморкался. Егора Егорыча
даже подергивало от нетерпения. Наконец камердинер предстал перед ним.
Марфин влетел к нему, по обыкновению, вихрем,
так что губернский предводитель немножко
даже вздрогнул.
— Правило прекрасное! — заметила Катрин и надулась; Крапчик же заметно сделался любезнее с своим гостем и стал
даже подливать ему вина. Ченцов, с своей стороны, хоть и чувствовал,
что Катрин сильно им недовольна, но
что ж делать? Поступить иначе он не мог: ощутив в кармане своем подаренные дядею деньги, он не в силах был удержаться, чтобы не попробовать на них счастия слепой фортуны, особенно с
таким золотым мешком, каков был губернский предводитель.
Это gnadige Frau не понравилось, и она
даже заподозрила тут Егора Егорыча кое в
чем,
так как знала множество примеров,
что русские помещики, сколько на вид ни казались они добрыми и благородными, но с своими крепостными горничными часто бывают в неприличных и гадких отношениях.
В это время в спальне нежданно-негаданно появился Антип Ильич,
так что Егор Егорыч вздрогнул
даже, увидав его.
Но к нему и тут пришла на помощь его рассудительность: во-первых, рассчитывал он, Катрин никак не умрет от любви, потому
что наследовала от него крепкую и здоровую натуру, способную не только вынести какую-нибудь глупую и неудавшуюся страсть, но что-нибудь и посильнее; потом, если бы
даже и постигнуло его, как отца,
такое несчастие, то, без сомнения, очень тяжело не иметь близких наследников, но
что ж прикажете в этом случае делать?
Граф остался в размышлении: тысячи соображений у него прошли в голове, и яснее всего ему определилось,
что взятая им на себя ревизия губернии отзовется не легко для него в Петербурге и
что главный исполнитель всех его предначертаний, Звездкин, — плут великий, которого надобно опасаться. Чтобы рассеять себя хоть сколько-нибудь от
таких неприятных мыслей, граф уехал к m-me Клавской на весь остальной день и
даже на значительную часть ночи.
Началось прощание; первые поцеловались обе сестры; Муза, сама не пожелавшая, как мы знаем, ехать с сестрой к матери, не выдержала, наконец, и заплакала; но
что я говорю: заплакала! — она зарыдала на всю залу,
так что две горничные кинулись поддержать ее; заплакала также и Сусанна, заплакали и горничные;
даже повар прослезился и, подойдя к барышням, поцеловал руку не у отъезжающей Сусанны, а у Музы; старушка-монахиня неожиданно вдруг отмахнула скрывавшую ее дверь и начала всех благословлять обеими руками, как — видала она — делает это архиерей.
Споря
таким образом с капитаном, Миропа Дмитриевна, впрочем, заметно предпочитала его другим офицерам и
даже ему самому в глаза говорила,
что он душа общества.
Перед тем как Рыжовым уехать в Москву, между матерью и дочерью, этими двумя кроткими существами, разыгралась страшная драма, которую я
даже не знаю, в состоянии ли буду с достаточною прозрачностью и силою передать: вскоре после сенаторского бала Юлия Матвеевна совершенно случайно и без всякого умысла, но тем не менее тихо,
так что не скрипнула под ее ногой ни одна паркетинка, вошла в гостиную своего хаотического дома и увидала там,
что Людмила была в объятиях Ченцова.
Несмотря на совершеннейшую чистоту своих помыслов, Сусанна тем не менее поняла хорошо,
что сказала ей сестра, и
даже чуткой своей совестью на мгновение подумала,
что и с нею то же самое могло быть, если бы она кого-либо из мужчин
так сильно полюбила.
А Людмиле тотчас же пришло в голову,
что неужели же Ченцов может умереть, когда она сердито подумает об нем? О, в
таком случае Людмила решилась никогда не сердиться на него в мыслях за его поступок с нею… Сусанна ничего не думала и только безусловно верила тому,
что говорил Егор Егорыч; но адмиральша — это немножко
даже и смешно — ни звука не поняла из слов Марфина, может быть, потому,
что очень была утомлена физически и умственно.
— Я сейчас беседовал и
даже спорил с ним! — объяснил капитан. — Чудак он, должно быть, величайший; когда говорит,
так наслажденье его слушать, сейчас видно,
что философ и ученейший человек, а по манерам какой-то прыгунчик.
Таким образом неумолкающая ни на минуту борьба Людмилы со своей страстью потрясла наконец в корень ее организм: из цветущей, здоровой девушки она стала тенью, привидением,
что делало еще заметнее округлость ее стана,
так что Людмила вовсе перестала выходить из своей комнаты, стыдясь показаться
даже на глаза кухарки.
Маврокордато этот, случайно или нет, но только чрезвычайно смахивал лицом на Зверева,
так что Аггей Никитич сам
даже это замечал.
С Невского Крапчик свернул в Большую Морскую, прошел всю ее и около почтамта, приближаясь к одному большому подъезду, заметно начал утрачивать свое самодовольное выражение, вместо которого в глазах его и
даже по всей фигуре стала проглядывать некоторая робость,
так что он, отворив осторожно тяжелую дверь подъезда, проговорил ласковым голосом швейцару...
— Он в Москве и пишет,
что скоро приедет сюда! — счел за лучшее выдумать Крапчик,
так как Егор Егорыч не только этого, но
даже ничего не писал ему.
Крапчик, хотя прежде и слыхал от Егора Егорыча,
что князь был очень благосклонен к тому, но чтобы они до
такой степени были между собою близки и дружны, Петр Григорьич
даже не подозревал, и потому немедленно же поспешил рассыпаться с своей стороны тоже в похвалах Марфину, льстя вместе с тем и князю...
— Я думаю,
что и поглядеться
даже не стоит, — отозвался насмешливо Сергей Степаныч. — Кстати, по поводу выкупаться, — присовокупил он, исключительно обращаясь к князю, — молодой Шевырев, который теперь в Италии, мне пишет и выразился
так об Данте: «Данта читать,
что в море купаться!..» Это недурно!..
Службы в это время нигде не было, и я
так усердно молилась,
что даже перезабыла все молитвы и только повторяла: «Господи, помилуй!
Господь бог
так благ к высшим существам мироздания,
что не хотел их стеснить
даже добром.
— Он простудился на похоронах у Людмилы Николаевны!.. Когда у адмиральши случилось это несчастие, мы все потеряли голову, и он, один всем распоряжаясь, по своему необыкновенно доброму сердцу, провожал гроб пешком до могилы, а когда мы возвращались назад, сделался гром, дождь, град,
так что Аггей Никитич
даже выразился: «Сама природа вознегодовала за смерть Людмилы Николаевны!»
— Насчет здоровья, я не думаю, чтобы нам, военным, было вредно плотно поесть: как прошагаешь в день верст пятнадцать,
так и не почувствуешь
даже,
что ел; конечно, почитать что-нибудь не захочешь, а скорей бы спать после того.
Gnadige Frau между тем об этих разговорах и объяснениях с прелестным существом в непродолжительном времени сообщила своему мужу, который обыкновенно являлся домой только спать; целые же дни он возился в больнице, объезжал соседние деревни, из которых доходил до него слух,
что там много больных, лечил
даже у крестьян лошадей, коров, и когда он
таким образом возвратился однажды домой и, выпив своей любимой водочки, принялся ужинать, то gnadige Frau подсела к нему.
—
Что ты
такое говоришь, какие несообразности! — сказала gnadige Frau с оттенком
даже некоторой досады!.. — Людмилу он любил, а Сусанны, может быть, не любит!
Доктор возвратился в Кузьмищево на другой день к вечеру и был в весьма веселом и возбужденном настроении,
так что не зашел
даже наверх к своей супруге, с нетерпением и некоторым опасением, как всегда это было, его поджидавшей, а прошел прямо к Егору Егорычу.
— Нет! — отвергнул решительным тоном Егор Егорыч. — Не говоря уже о том,
что большая часть из них не имеет ничего общего с нами, но
даже и
такие, у которых основания их вероучения тожественны с масонством, и те, если бы воззвать к ним, потребуют, чтобы мы сделались ими, а не они нами.
— И, по-моему, это благородно, — подхватил Сверстов, — и показывает действительно его снисходительность и любовь к детям. Теперь, впрочем, кажется, — присовокупил он с улыбкой, — Мартын Степаныч любит и почти боготворит одну только Екатерину Филипповну: он все почти время мне толковал,
что она святая и
что действительно имеет дар пророчества,
так что я, грешный человек, заключил,
что не существовало ли
даже между ними плотской любви.
— Не то
что башмак, я не
так выразился, — объяснил доктор. — Я хотел сказать,
что вы могли остаться для нее добрым благотворителем, каким вы и были. Людмилы я совершенно не знал, но из того,
что она не ответила на ваше чувство, я ее невысоко понимаю; Сусанна же ответит вам на толчок ваш в ее сердце, и скажу
даже, — я тоже, как и вы, считаю невозможным скрывать перед вами, — скажу,
что она пламенно желает быть женой вашей и масонкой, — это мне, не дальше как на днях, сказала gnadige Frau.
— Благодарю вас, друзья мои! — начал он с навернувшимися на глазах слезами. — Слова ваши
так радостны и неожиданны для меня,
что я не в состоянии
даже ничего отвечать на них.
Доктор встретил это известие с бешеным восторгом; он заключил в свои могучие объятия супругу и
так ее прижал к своей груди,
что той сделалось
даже больно.
Егор Егорыч и Сусанна, конечно, изъявили полную готовность исполнить ее просьбу;
даже благодарили ее,
что она пожелала с ними ехать;
таким образом один только доктор сделал возражение касательно этой предполагаемой поездки.
Удар для самолюбия Крапчика был страшный,
так что он перестал
даже выезжать в общество: ему стыдно было показаться кому бы то ни было из посторонних на глаза; но гнев божий за все темные деяния Петра Григорьича этим еще не иссяк, и в одно утро он получил письмо от Катрин, надписанное ее рукою и запечатанное.
Пока все это происходило, Екатерина Петровна поселилась с мужем в принадлежащей ей усадьбе Синькове и жила там в маленьком флигеле, который прежде занимал управляющий; произошло это оттого,
что большой синьковский дом был хоть и каменный, но внутри его до
такой степени все сгнило и отсырело,
что в него войти было гадко: Петр Григорьич умышленно не поддерживал и
даже разорял именье дочери.
Не видаясь более с дядей и не осмеливаясь
даже писать ему, он последнюю зиму, дожив, как говорится, до моту,
что ни хлеба, ни табаку, сделал, полупьяный, предложение Катрин,
такой же полупьяный обвенчался с нею и совершенно уже пьяный выкрал ее из родительского дома.
Катрин тоже восхищалась этим чтением до
такой степени,
что, слушая описание некоторых сцен, она чувствовала
даже легкую дрожь во всем теле.
— Есть, и
даже вот в деревне Катерины Петровны, в Федюхине, у одного мужика-пчеловода есть сноха — прелесть
что такое, и лицо-то у ней точно не крестьянское!
— Oh, mon Dieu, mon Dieu! — воскликнул Ченцов. — Скажу я Катерине Петровне!.. Когда мне и разговаривать-то с ней о
чем бы ни было противно, и вы, может быть,
даже слышали,
что я женился на ней вовсе не по любви, а продал ей себя, и стану я с ней откровенничать когда-нибудь!.. Если бы что-либо подобное случилось,
так я предоставляю вам право ударить меня в лицо и сказать: вы подлец! А этого мне — смею вас заверить — никогда еще никто не говорил!.. Итак, вашу руку!..
У Аггея Никитича выступил
даже пот на лбу: то,
что он смутно предчувствовал и
чего ожидал, началось осуществляться. Он решительно не находился,
что бы ему
такое сказать.
Маланья, не получившая от родителя ни копейки из денег, данных ему Ченцовым, и
даже прибитая отцом, задумала за все это отомстить Аксинье и барину, ради
чего она набрала целое лукошко красной морошки и отправилась продавать ее в Синьково, и
так как Екатерина Петровна, мелочно-скупая, подобно покойному Петру Григорьичу, в хозяйстве, имела обыкновение сама покупать у приходящих крестьянок ягоды, то Маланья, вероятно, слышавшая об этом, смело и нагло вошла в девичью и потребовала, чтобы к ней вызвали барыню.
Что же касается до высылки из ее имений мужа, то они, впав в некоторое недоумение и разноречие,
даже заговорили между собой по-французски,
так как в нумер входила иногда горничная Екатерины Петровны и тут же стоял ее управляющий.
— Непременно! — сказала Катрин, с одной стороны, с удовольствием подумавшая,
что Аксинья не утопилась от ее бесчеловечного распоряжения, а с другой — это мучительно отозвалось на чувстве ревности Катрин. «
Таким образом, — думала она, — эта тварь совершенно заменяет теперь меня Валерьяну и, может быть,
даже милей ему,
чем когда-либо я была!» Но тут уж в Катрин заговорило самолюбие.
Еще с месяц после этой сцены Катрин жила в губернском городе, обдумывая и решая, как и где ей жить? Первоначально она предполагала уехать в которую-нибудь из столиц с тем, чтобы там жуировать и
даже кутить; но Катрин вскоре сознала,
что она не склонна к подобному роду жизни,
так как все-таки носила еще пока в душе некоторые нравственные понятия. В результате
такого соображения она позвала к себе однажды Тулузова и сказала ему ласковым и фамильярным тоном...
В то время еще обращали некоторое внимание на нравственную сторону жизни господ жертвователей, но простодушнейший Артасьев, вероятно, и не слыхавший ничего о Тулузове, а если и слыхавший,
так давно это забывший, и имея в голове одну только мысль,
что как бы никак расширить гимназическое помещение, не представил никакого затруднения для Тулузова; напротив, когда тот явился к нему и изъяснил причину своего визита, Иван Петрович распростер перед ним руки; большой и красноватый нос его затрясся, а на добрых серых глазах выступили
даже слезы.
— Собственное мое сердце, ваше превосходительство: я сам вышел из людей бедных и знаю,
что образование нам необходимее
даже,
чем богатым людям, и если на мои деньги хоть десять мальчиков получат воспитание,
так бог и за то меня вознаградит.
Оставшись одна, она действительно принялась сочинять ответ мужу, но оказалось,
что в ответе этом наговорила ему гораздо более резких выражений,
чем было в письме Тулузова: она назвала
даже Ченцова человеком негодным, погубившим себя и ее, уличала его,
что об Аксюте он говорил все неправду; затем
так запуталась в изложении своих мыслей и начала писать столь неразборчивым почерком,
что сама не могла ни понять, ни разобрать того,
что написала, а потому, разорвав с досадой свое сочинение, сказала потом Тулузову...