Неточные совпадения
Лицо Захаревского уже явно исказилось. Александра Григорьевна несколько лет вела процесс, и не для выгоды какой-нибудь, а с целью только показать, что она юристка и может писать деловые
бумаги. Ардальон Васильевич в этом случае был больше всех ее жертвой: она читала ему все сочиняемые ею
бумаги, которые в смысле деловом представляли совершенную чушь; требовала совета у него
на них, ожидала от него похвалы им и наконец давала ему тысячу вздорнейших поручений.
Молодой предприниматель наш успел уже в гимназии составить подписку, собрать часть денег и купить
на них все нужные вещи, которые, надо полагать, Ваньку даже заинтересовали, потому что он, с величайшею расторопностью, начал с извозчика Плавина таскать стопы оберточной
бумаги, кульки с клеем, кистями, сажей, вохрой и мелом.
Он там и написал
бумагу — и разрешили ловить рыбу монахам по всему озеру… а между словами-то и оставил местечко; как бумагу-то подписали сенаторы, он и вписал: разрешено монастырю ловить рыбу
на удочку; так, братец, и лови теперь монахи
на удочку, а мужики-то неводом потаскивают!
— Что делать-то, Вихров?.. Бедные
на мне не женятся, потому что я сама бедна. Главное, вот что — вы ведь знаете мою историю. Каролина говорит, чтобы я называлась вдовой; но ведь он по
бумагам моим увидит, что я замужем не была; а потому я и сказала, чтобы сваха рассказала ему все: зачем же его обманывать!
Кирьян
на эти слова вынул толстый, завернутый в сахарную
бумагу пакет и подал его Павлу. Тот развернул, и первое, что увидел, — это билеты приказа общественного призрения
на его имя и тысяч
на тридцать.
Мари, когда ушел муж, сейчас же принялась писать прежнее свое письмо: рука ее проворно бегала по
бумаге; голубые глаза были внимательно устремлены
на нее. По всему заметно было, что она писала теперь что-то такое очень дорогое и близкое ее сердцу.
Он хотел вечер лучше просидеть у себя в номере, чтобы пособраться несколько с своими мыслями и чувствами; но только что он поприлег
на свою постель, как раздались тяжелые шаги, и вошел к нему курьер и подал щегольской из веленевой
бумаги конверт, в который вложена была, тоже
на веленевой
бумаге и щегольским почерком написанная, записка: «Всеволод Никандрыч Плавин, свидетельствуя свое почтение Павлу Михайловичу Вихрову, просит пожаловать к нему в одиннадцать часов утра для объяснения по делам службы».
Тот написал что-то такое
на какой-то
бумаге.
Вихров затем принялся читать
бумаги от губернатора: одною из них ему предписывалось произвести дознание о буйствах и грубостях, учиненных арестантами местного острога смотрителю, а другою — поручалось отправиться в село Учню и сломать там раскольничью моленную. Вихров
на первых порах и не понял — какого роду было последнее поручение.
Герой мой тоже возвратился в свою комнату и, томимый различными мыслями, велел себе подать
бумаги и чернильницу и стал писать письмо к Мари, — обычный способ его, которым он облегчал себя, когда у него очень уж много чего-нибудь горького накоплялось
на душе.
Начальник губернии в это время сидел у своего стола и с мрачным выражением
на лице читал какую-то
бумагу. Перед ним стоял не то священник, не то монах, в черной рясе, с худым и желто-черноватым лицом, с черными, сверкающими глазами и с густыми, нависшими бровями.
Клыков той же осторожной походкой сходил и привел Родиона Федорова. Оказалось, что это был хохлатый и нескладный мужик, который пришел как-то робко, стал поеживаться, почесываться, несмело
на все кругом озираться. Вихров взял лист
бумаги и стал записывать его показание.
Мужик несмело подал ему
бумагу, в которой было объяснено, что ни пожаров особенных, ни холеры очень большой у них не было, а также и неурожаев, что оброк они всегда опекуну платили исправно, и почему он все то пишет
на них, они неизвестны.
— Нет, она-то ничего, не богатая только, вот за это и срывает
на ней свой гнев. Бумагу-то, говорят, как по этому делу получил, злой-презлой стал и все привязывался к ней: «Все, говорит, я
на семейство проживаюсь!»
Первое намерение начальника губернии было, кажется, допечь моего героя неприятными делами. Не больше как через неделю Вихров, сидя у себя в комнате, увидел, что
на двор к ним въехал
на ломовом извозчике с кипами
бумаг солдат, в котором он узнал сторожа из канцелярии губернатора.
— Да как же нет, оно у вас
на столе должно быть, — продолжал молодой человек и начал без всякой церемонии рыться
на губернаторском столе, однако
бумаги он не нашел. — В канцелярии она, вероятно, — заключил он и ушел.
— Нет, не то что не привык, а просто у него голова мутна: напичкает в
бумагу и того и сего, а что сказать надобно, того не скажет, и при этом самолюбия громаднейшего; не только уж из своих подчиненных ни с кем не советуется, но даже когда я ему начну говорить, что это не так, он отвечает мне
на это грубостями.
— А это вот пианист Кольберт, а это художник Рагуза! — заключил он, показывая
на двух остальных своих гостей, из которых Рагуза оказался с корявым лицом, щетинистой бородой, шершавыми волосами и с мрачным взглядом; пианист же Кольберт, напротив, был с добродушною жидовскою физиономиею, с чрезвычайно прямыми ушами и с какими-то выцветшими глазами, как будто бы они сделаны у него были не из живого роговика, а из полинялой
бумаги.
— О нет! — произнес Абреев. — Но это вы сейчас чувствуете по тону получаемых
бумаг,
бумаг, над которыми, ей-богу, иногда приходилось целые дни просиживать, чтобы понять, что в них сказано!..
На каждой строчке: но, впрочем, хотя… а что именно — этого-то и не договорено, и из всего этого вы могли вывести одно только заключение, что вы должны были иметь железную руку, но мягкую перчатку.
Неточные совпадения
Хлестаков. Да зачем же?.. А впрочем, тут и чернила, только
бумаги — не знаю… Разве
на этом счете?
Добчинский. А, это Антон Антонович писали
на черновой
бумаге по скорости: там какой-то счет был написан.
Аммос Федорович. А я
на этот счет покоен. В самом деле, кто зайдет в уездный суд? А если и заглянет в какую-нибудь
бумагу, так он жизни не будет рад. Я вот уж пятнадцать лет сижу
на судейском стуле, а как загляну в докладную записку — а! только рукой махну. Сам Соломон не разрешит, что в ней правда и что неправда.
Но
бумага не приходила, а бригадир плел да плел свою сеть и доплел до того, что помаленьку опутал ею весь город. Нет ничего опаснее, как корни и нити, когда примутся за них вплотную. С помощью двух инвалидов бригадир перепутал и перетаскал
на съезжую почти весь город, так что не было дома, который не считал бы одного или двух злоумышленников.
Потом остановились
на мысли, что будет произведена повсеместная «выемка», и стали готовиться к ней: прятали книги, письма, лоскутки
бумаги, деньги и даже иконы — одним словом, все, в чем можно было усмотреть какое-нибудь «оказательство».