Неточные совпадения
Про Еспера Иваныча и говорить нечего: княгиня для него была святыней, ангелом чистым, пред которым он и
подумать ничего грешного не смел; и если когда-то позволил себе смелость в отношении горничной, то в отношении женщины его круга он, вероятно, бежал бы в пустыню от стыда, зарылся бы навеки в своих Новоселках, если бы только узнал, что она его подозревает в каких-нибудь, положим, самых возвышенных чувствах к ней; и таким образом все дело у них разыгрывалось на разговорах, и то весьма отдаленных,
о безумной, например, любви Малек-Аделя к Матильде […любовь Малек-Аделя к Матильде.
— Очень вам благодарен, я
подумаю о том! — пробормотал он; смущение его так было велико, что он сейчас же уехал домой и, здесь, дня через два только рассказал Анне Гавриловне
о предложении княгини, не назвав даже при этом дочь, а объяснив только, что вот княгиня хочет из Спирова от Секлетея взять к себе девочку на воспитание.
—
О, отец! Разве он
думает что обо мне; ему бы только как подешевле было! — воскликнул Павел, под влиянием досады и беспокойства.
«
О! Когда придет то счастливое время, — продолжал он
думать в каком-то даже лихорадочном волнении, — что я буду иметь право тебе одной посвящать и мои знания, и мои труды, и мою любовь».
Павел, взглянув в это время мельком в зеркало, с удовольствием заметил, что лицо его было худо и бледно. «Авось хоть это-то немножко устыдит ее», —
подумал он. Денщик возвратился и просил его в гостиную. Мари в первую минуту, как ей доложили
о Павле, проворно привстала со своего места.
«Да, мне теперь не удивительно, что она продала себя за все это», —
думал он с презрением
о Мари.
— Очень многому! — отвечал он. — Покуда существуют другие злоупотребительные учреждения, до тех пор
о суде присяжных и
думать нечего: разве может существовать гласный суд, когда произвол административных лиц доходит бог знает до чего, — когда существует крепостное право?.. Все это на суде, разумеется, будет обличаться, обвиняться…
«
О, черт бы тебя подрал! —
подумал Павел. — Как это она тут очутилась?»
— Куда? — спросил Павел,
думая, что дело шло
о сборах куда-нибудь в Москве.
— Не слепой быть, а, по крайней мере, не выдумывать, как делает это в наше время одна прелестнейшая из женщин, но не в этом дело: этот Гомер написал сказание
о знаменитых и достославных мужах Греции, описал также и богов ихних, которые беспрестанно у него сходят с неба и принимают участие в деяниях человеческих, — словом, боги у него низводятся до людей, но зато и люди, герои его, возводятся до богов; и это до такой степени, с одной стороны, простое, а с другой — возвышенное создание, что даже полагали невозможным, чтобы это сочинил один человек, а
думали, что это песни целого народа, сложившиеся в продолжение веков, и что Гомер только собрал их.
— Я
думал, брат, ехать к тебе, напомнить
о себе, — говорил Живин, — да поди, пожалуй, не узнаешь!
«Не любит, видно, когда говорят
о других: ну, будем говорить
о нем!» —
подумала Юлия и снова обратилась к Вихрову...
«Очень-с рад, говорит, что вы с таким усердием приступили к вашим занятиям!» Он, конечно,
думает, что в этом случае я ему хочу понравиться или выслужить Анну в петлицу, и велел мне передать весь комитет об раскольниках, все дела об них; и я теперь разослал циркуляр ко всем исправникам и городничим, чтобы они доставляли мне сведения
о том, какого рода в их ведомстве есть секты,
о числе лиц, в них участвующих, об их ремеслах и промыслах и, наконец, характеристику каждой секты по обрядам ее и обычаям.
Мужайтесь и молитесь, и мы тоже молимся за вас, за исключением, впрочем, одной известной вам особы, которая, когда ей сказали
о постигшем вас несчастии, со своей знакомой, я
думаю, вам насмешливой улыбкой, объявила, что она очень рада, что вас за ваши вольнодумные мысли и за разные ваши приятельские компании наказывают!
— Да это, благодарим милость вашу, было немножко, — отвечал с улыбкою голова. — То, ваше высокородие, горестно, что иконы все больше родительского благословения, — и их там тоже, как мы наслышаны, не очень хранят, в сарай там али в подвал даже свалят гуртом: сырость, прель, гадина там разная, — кровью даже сердце обливается, как и
подумаешь о том.
Когда Виссарион ушел от него, он окончательно утвердился в этом намерении — и сейчас же принялся писать письмо к Мари, в котором он изложил все, что
думал перед тем, и в заключение прибавлял: «Вопрос мой, Мари, состоит в том: любите ли вы меня; и не говорите, пожалуйста, ни
о каких святых обязанностях: всякая женщина, когда полюбит, так пренебрегает ими; не говорите также и
о святой дружбе, которая могла бы установиться между нами.
Ему весело даже было
подумать о том, как у начальника губернии вытянется физиономия, когда он будет ему рассказывать, как он произвел следствие; но — увы! — надежда его в этом случае не сбылась: в приемной губернатора он, как водится, застал скучающего адъютанта; сей молодой офицер пробовал было и газету читать и в окно глядеть, но ничего не помогало, все было скучно! Он начал, наконец, истерически зевать. При появлении Вихрова он посмотрел на него сонными глазами.
«
О, чтобы тебя черт побрал!» —
подумал Вихров и вместе с тем не удержался и сам зевнул.
Герой мой, в самом деле, ни
о чем больше и не
думал, как
о Мари, и обыкновенно по целым часам просиживал перед присланным ею портретом: глаза и улыбка у Мари сделались чрезвычайно похожими на Еспера Иваныча, и это Вихрова приводило в неописанный восторг.
Впрочем, вечером, поразмыслив несколько
о сообщенном ему прокурором известии, он, по преимуществу, встревожился в том отношении, чтобы эти кляузы не повредили ему как-нибудь отпуск получить, а потому, когда он услыхал вверху шум и говор голосов, то,
подумав, что это, вероятно, приехал к брату прокурор, он решился сходить туда и порасспросить того поподробнее
о проделке Клыкова; но, войдя к Виссариону в гостиную, он был неприятно удивлен: там на целом ряде кресел сидели прокурор, губернатор, m-me Пиколова, Виссарион и Юлия, а перед ними стоял какой-то господин в черном фраке и держал в руках карты.
— Секрет? — повторил как бы флегматически Вихров и внутренно уже испугавшись. Впрочем,
подумав, он решился с Юлией быть совершенно откровенным, если она и скажет ему что-нибудь
о своих чувствах.
Груша между тем,
думая, что барин скучает, не преминула сейчас же начать развлекать его своими разговорами. По случаю таких великих дней, она по преимуществу старалась говорить
о божественном.
— Я не говорю
о дарованиях и писателях; дарования во всех родах могут быть прекрасные и замечательные, но, собственно, масса и толпа литературная, я
думаю, совершенно такая же, как и чиновничья.
Героя моего последнее время сжигало нестерпимое желание сказать Мари
о своих чувствах; в настоящую минуту, например, он сидел против нее — и с каким бы восторгом бросился перед ней, обнял бы ее колени, а между тем он принужден был сидеть в скромнейшей и приличнейшей позе и вести холодный, родственный разговор, — все это начинало уж казаться ему просто глупым: «Хоть пьяну бы, что ли, напиться, —
думал он, — чтобы посмелее быть!»
— Трусов за то презирают-с, — отвечал Эйсмонд с ударением, — что трус
думает и заботится только об себе, а храбрый —
о государе своем и об отечестве.