Неточные совпадения
Вдруг из всей этой толпы выскочила, — с всклоченными волосами, с дикими глазами и с метлою в
руке, — скотница и начала рукояткой метлы бить медведя по
голове и по животу.
Тот встал. Александра Григорьевна любезно расцеловалась с хозяйкой; дала поцеловать свою
руку Ардальону Васильичу и старшему его сыну и — пошла. Захаревские, с почтительно наклоненными
головами, проводили ее до экипажа, и когда возвратились в комнаты, то весь их наружный вид совершенно изменился: у Маремьяны Архиповны пропала вся ее суетливость и она тяжело опустилась на тот диван, на котором сидела Александра Григорьевна, а Ардальон Васильевич просто сделался гневен до ярости.
Павел поцеловал у дяди
руку. Еспер Иваныч погладил его по
голове.
Солдат ничего уже ему не отвечал, а только пошел. Ванька последовал за ним, поглядывая искоса на стоявшую вдали собаку. Выйди за ворота и увидев на
голове Вихрова фуражку с красным околышком и болтающийся у него в петлице георгиевский крест, солдат мгновенно вытянулся и приложил даже
руки по швам.
Солдат слегка поддержал его под
руку; поддержал также и Пашу; потом молодецки распахнул ворота, кивнул
головой кучеру, чтобы тот въезжал, и бросился к крыльцу.
Сочинение это произвело, как и надо ожидать, страшное действие… Инспектор-учитель показал его директору; тот — жене; жена велела выгнать Павла из гимназии. Директор, очень добрый в сущности человек, поручил это исполнить зятю. Тот, собрав совет учителей и бледный, с дрожащими
руками, прочел ареопагу [Ареопаг — высший уголовный суд в древних Афинах, в котором заседали высшие сановники.] злокачественное сочинение; учителя, которые были помоложе, потупили
головы, а отец Никита произнес, хохоча себе под нос...
Героем моим, между тем, овладел страх, что вдруг, когда он станет причащаться, его опалит небесный огонь, о котором столько говорилось в послеисповедных и передпричастных правилах; и когда, наконец, он подошел к чаше и повторил за священником: «Да будет мне сие не в суд и не в осуждение», — у него задрожали
руки, ноги, задрожали даже
голова и губы, которыми он принимал причастие; он едва имел силы проглотить данную ему каплю — и то тогда только, когда запил ее водой, затем поклонился в землю и стал горячо-горячо молиться, что бог допустил его принять крови и плоти господней!
Мысль, что она не вышла еще замуж и что все эти слухи были одни только пустяки, вдруг промелькнула в
голове Павла, так что он в комнату дяди вошел с сильным замиранием в сердце — вот-вот он ее увидит, — но, увы, увидел одного только Еспера Иваныча, сидящего хоть и с опустившейся
рукой, но чрезвычайно гладко выбритого, щеголевато одетого в шелковый халат и кругом обложенного книгами.
Вошли шумно два студента: один — толстый, приземистый, с курчавою
головой, с грубыми
руками, с огромными ногами и почти оборванным образом одетый; а другой — высоконький, худенький, с необыкновенно острым, подвижным лицом, и тоже оборванец.
Тот сейчас же его понял, сел на корточки на пол, а
руками уперся в пол и, подняв
голову на своей длинной шее вверх, принялся тоненьким голосом лаять — совершенно как собаки, когда они вверх на воздух на кого-то и на что-то лают; а Замин повалился, в это время, на пол и начал, дрыгая своими коротенькими ногами, хрипеть и визжать по-свинячьи. Зрители, не зная еще в чем дело, начали хохотать до неистовства.
Затем в одном доме она встречается с молодым человеком: молодого человека Вихров списал с самого себя — он стоит у колонны, закинув курчавую
голову свою немного назад и заложив
руку за бархатный жилет, — поза, которую Вихров сам, по большей части, принимал в обществе.
Катишь почти знала, что она не хороша собой, но она полагала, что у нее бюст был очень хорош, и потому она любила на себя смотреть во весь рост… перед этим трюмо теперь она сняла с себя все платье и, оставшись в одном только белье и корсете, стала примеривать себе на
голову цветы, и при этом так и этак поводила
головой, делала глазки, улыбалась, зачем-то поднимала
руками грудь свою вверх; затем вдруг вытянулась, как солдат, и, ударив себя по лядвее
рукою, начала маршировать перед зеркалом и даже приговаривала при этом: «Раз, два, раз, два!» Вообще в ней были некоторые солдатские наклонности.
Юлия, хотя и не столь веселая, как вчера, по-прежнему всю дорогу шла под
руку с Вихровым, а Живин шагал за ними, понурив свою
голову.
К Вихрову сейчас подошел
голова, а за ним шло человек девять довольно молодых мужиков с топорами в
руках и за поясом.
Сам
голова, с чисто-начисто вымытыми
руками и в совершенно чистой рубашке и портах, укладывал их в новые рогожные кули и к некоторым иконам, больше, вероятно, чтимым, прежде чем уложить их, прикладывался, за ним также прикладывались и некоторые другие мужики.
— Помилуйте, да разве я могу себе позволить это, — произнес Клыков, опять разводя
руками и склоняя перед Вихровым
голову.
Он взмахнул глазами; перед ним, у самой почти
головы его, стоял высокий мужик, с усами, с бородой, но обритый и с кандалами на
руках и на ногах.
— Что же, ты не убить ли уж меня собирался? — пошутил Вихров, видя, что Гулливому достаточно было сделать одно движение
руками в кандалах, чтобы размозжить ему
голову.
— Да я уж на Низовье жил с год, да по жене больно стосковался, — стал писать ей, что ворочусь домой, а она мне пишет, что не надо, что
голова стращает: «Как он, говорит, попадется мне в
руки, так сейчас его в кандалы!..» — Я думал, что ж, мне все одно в кандалах-то быть, — и убил его…
У Вихрова в это мгновение мелькнула страшная в
голове мысль: подозвать к себе какого-нибудь мужика, приставить ему пистолет ко лбу и заставить его приложить
руку — и так пройти всех мужиков; ну, а как который-нибудь из них не приложит
руки, надобно будет спустить курок: у Вихрова кровь даже при этом оледенела, волосы стали дыбом.
Петр Петрович от всего этого был в неописанном восторге; склонив немного
голову и распустив почти горизонтально
руки, он то одной из них поматывал басам, то другою — дискантам, то обе опускал, когда хору надо бы было взять вместе посильнее; в то же время он и сам подтягивал самой низовой октавой.
Юлия же как бы больше механически подала
руку жениху, стала ходить с ним по зале — и при этом весьма нередко повертывала
голову в ту сторону, где сидел Вихров. У того между тем сейчас же начался довольно интересный разговор с m-lle Прыхиной.
В маленьком домике Клеопатры Петровны окна были выставлены и горели большие местные свечи. Войдя в зальцо, Вихров увидел, что на большом столе лежала Клеопатра Петровна; она была в белом кисейном платье и с цветами на
голове. Сама с закрытыми глазами, бледная и сухая, как бы сделанная из кости. Вид этот показался ему ужасен. Пользуясь тем, что в зале никого не было, он подошел, взял ее за
руку, которая едва послушалась его.
Из старых же знакомых Кнопов, со своим ничего не разбирающим зубоскальством, показался ему на этот раз противен, Кергель крайне пошл, а сам Абреев несколько скучноват; и седовласый герой мой, раздумав обо всем этом, невольно склонил
голову на
руки и начал потихоньку плакать.
Неточные совпадения
Городничий посередине в виде столба, с распростертыми
руками и закинутою назад
головою.
Городничий. Не погуби! Теперь: не погуби! а прежде что? Я бы вас… (Махнув
рукой.)Ну, да бог простит! полно! Я не памятозлобен; только теперь смотри держи ухо востро! Я выдаю дочку не за какого-нибудь простого дворянина: чтоб поздравление было… понимаешь? не то, чтоб отбояриться каким-нибудь балычком или
головою сахару… Ну, ступай с богом!
По левую сторону городничего: Земляника, наклонивший
голову несколько набок, как будто к чему-то прислушивающийся; за ним судья с растопыренными
руками, присевший почти до земли и сделавший движенье губами, как бы хотел посвистать или произнесть: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!» За ним Коробкин, обратившийся к зрителям с прищуренным глазом и едким намеком на городничего; за ним, у самого края сцены, Бобчинский и Добчинский с устремившимися движеньями
рук друг к другу, разинутыми ртами и выпученными друг на друга глазами.
Стану я
руки убийством марать, // Нет, не тебе умирать!» // Яков на сосну высокую прянул, // Вожжи в вершине ее укрепил, // Перекрестился, на солнышко глянул, //
Голову в петлю — и ноги спустил!..
На минуту Боголепов призадумался, как будто ему еще нужно было старый хмель из
головы вышибить. Но это было раздумье мгновенное. Вслед за тем он торопливо вынул из чернильницы перо, обсосал его, сплюнул, вцепился левой
рукою в правую и начал строчить: