Неточные совпадения
Флора не плакала и не убивалась при материном гробе, и поцеловала лоб и
руку покойницы с таким спокойствием, как будто здесь вовсе и не шло дело о разлуке. Да оно и в самом деле не имело для Флоры значения разлуки: они с матерью шли
друг за
другом.
Что же касается до самого художника, то он был отчислен от канцелярии генерала и отдан в
другую команду, в чьи-то суровые
руки; несчастный не вынес тяжкой жизни, зачах и умер.
Старик закрыл одною
рукой глаза, а
другою затряс в воздухе, как будто отгоняя от себя страшное видение, и отвернулся.
Форова почувствовала в эту минуту, что вместе с последним словам
другая рука генеральши мгновенно согрелась.
— Будут; все будет: будут деньги, будет положение в свете;
другой жены новой только уж не могу тебе обещать; но кто же в наш век из порядочных людей живет с женами? А зато, — добавил он, схватывая Висленева за
руку, — зато любовь, любовь… В провинциях из лоскутков шьют очень теплые одеяла… а ты, каналья, ведь охотник кутаться!
Приятели пожали
друг другу руки, и Висленев проводил Горданова до коляски, из которой тот сунул Иосафу Платоновичу два пальца и уехал.
Из-под сарая вылетела стая кур, которых посреди двора поджидал голенастый красный петух, и вслед за тем оттуда же вышла бойкая рябая, востроносая баба с ребенком под одною
рукой и двумя курицами — под
другою.
Форов взглянул, перехватил в одну
руку книгу и трубку, а
другую протянул Висленеву.
Павлу Николаевичу не трудно было доказать, что нигилизм стал смешон, что грубостию и сорванечеством ничего не возьмешь; что похвальба силой остается лишь похвальбой, а на деле бедные новаторы, кроме нужды и страданий, не видят ничего, между тем как сила, очевидно, слагается в
других руках.
Кишенский пошел строчить в трех разных газетах, трех противоположных направлений, из коих два, по мнению Ванскок, были безусловно «подлы». Он стал богат; в год его уже нельзя было узнать, и он не помог никому ни своею полицейскою службой, ни из своей кассы ссуд, а в печати, если кому и помогал одною
рукой, то
другой зато еще злее вредил, но с ним никто не прерывал никаких связей.
Вот один уже заметное лицо на государственной службе;
другой — капиталист; третий — известный благотворитель, живущий припеваючи на счет филантропических обществ; четвертый — спирит и сообщает депеши из-за могилы от Данта и Поэ; пятый — концессионер, наживающийся на казенный счет; шестой — адвокат и блистательно говорил в защиту прав мужа, насильно требующего к себе свою жену; седьмой литераторствует и одною
рукой пишет панегирики власти, а
другою — порицает ее.
Висленев повернул два раза в
руках это письмо Ванскок и хотел уже его бросить, как горничная квартирной хозяйки подала ему
другой конверт, надписанный тою же
рукой и только что сию минуту полученный.
Будучи перевенчан с Алиной, но не быв никогда ее мужем, он действительно усерднее всякого родного отца хлопотал об усыновлении себе ее двух старших детей и, наконец, выхлопотал это при посредстве связей брата Алины и Кишенского; он присутствовал с веселым и открытым лицом на крестинах двух
других детей, которых щедрая природа послала Алине после ее бракосочетания, и видел, как эти милые крошки были вписаны на его имя в приходские метрические книги; он свидетельствовал под присягой о сумасшествии старика Фигурина и отвез его в сумасшедший дом, где потом через месяц один распоряжался бедными похоронами этого старца; он потом завел по доверенности и приказанию жены тяжбу с ее братом и немало содействовал увеличению ее доли наследства при законном разделе неуворованной части богатства старого Фигурина; он исполнял все, подчинялся всему, и все это каждый раз в надежде получить в свои
руки свое произведение, и все в надежде суетной и тщетной, потому что обещания возврата никогда не исполнялись, и жена Висленева, всякий раз по исполнении Иосафом Платоновичем одной службы, как сказочная царевна Ивану-дурачку, заказывала ему новую, и так он служил ей и ее детям верой и правдой, кряхтел, лысел, жался и все страстнее ждал великой и вожделенной минуты воздаяния; но она, увы, не приходила.
Висленев встрепенулся, обвел вокруг комнату жалким, помутившимся взглядом и, вздрогнув еще раз, оперся одною
рукой на стол, а
другою достал из кармана зубочистку и стал тщательно чистить ею в зубах.
— Да, и прибавь, я у самой цели моих желаний и спешу к ней жадно, нетерпеливо, и она близко, моя цель, я почти касаюсь ее моими
руками, но для этого мне нужен каждый мой грош: я трясусь над каждою копейкой, и если ты видишь, что я кое-как живу, что у меня в доме есть бронза и бархат, и пара лошадей, то, любезный
друг, это все нужно для того, чтобы поймать, исторгнуть из
рук тысячи тысяч людей миллионы, которые они накопили и сберегли для моей недурацкой головы!
Кишенский и Висленев окинули
друг друга гордым оком и несытым сердцем. От Горданова это не скрылось, и он, уловив взгляд внутренне смеявшейся Алины, отвернулся, вышел на балкон и расхохотался. Алина открыла рояль, и страстные звуки Шопена полились из-под ее
рук по спящему воздуху.
Кишенский пометил это сообщение «к сведению», сделал из него выметочку себе в записную книжку и, перейдя в
другую редакцию, помещавшуюся уже не в казенном доме, начертал: «Деятель на все
руки».
— Все жалки,
друг мой, все, кто живет живою душой: так суждено, — и с этими словами Синтянина вышла на крыльцо и приветливо протянула обе
руки Подозерову.
— Вы ошибаетесь, — ответила, сажая его
рукой на прежнее место, Синтянина, — вы говорите «не надо», думая только о себе, но мы имеем в виду и
другую мучающуюся душу, с которою и я, и Катя связаны большою и долгою привязанностию. Не будьте же эгоистом и дозвольте нам наши заботы.
— Вы любите! Tant mieux pour vous et tant pis pour les autres, [Тем лучше для вас и тем хуже для
других (франц.)] берегите же мою тайну. Вам поцелуй дан только в задаток, но щедрый расчет впереди. — И с этим она сжала ему
руку и, подав портфель, тихонько направила его к двери, в которую он и вышел.
Мой
друг, студент Спиридонов, тогда маленький мальчик, в черной траурной рубашке, пришел к отцу, чтобы поцеловать его
руку и взять на сон его благословение, но отец его был гневен и суров; он говорил с одушевлением ему: «Будь там», и указал ему вместо дверей в спальню — на двери в залу.
— Ищите же, — говорят, — себе квартиры, — и тот указывает на одно,
другой — на
другое помещение, а он на все
рукой машет: «Успеем, — говорит, — еще и на квартире нажиться».
В это время и случись происшествие: ехала чрез их город почтовая карета, лопнул в ней с горы тормоз, помчало ее вниз, лошадей передушило и двух пассажиров искалечило: одному ногу переломило,
другому —
руку.
— Я только вошел, — отвечал Подозеров, подавая ей
руку и сухо кланяясь Висленеву и Горданову, который при этом сию же минуту встал и вышел в
другую комнату.
— «Ты!» — произнесла она, вся вспыхнув, и, рванувшись вперед, прошептала задыхаясь: — пустите! — Но одна
рука Горданова крепко сжала ее
руку, а
другая обвила ее стан.
— Не будем сердиться
друг на
друга, — сказала Бодростина, пожимая
руки Синтяниной.
Павел Николаевич не успел опомниться, как Форов отмахнул пред ним настежь дверь и, держа в
другой руке свою палку, которая «чужих бьет», сказал...
Катерина Астафьевна дергала свои седые волосы, а отец Евангел сидел, сложа
руки между колен и глядя себе в ладони, то сдвигал, то раздвигал их, не допуская одной до
другой.
Так прошел еще час. Висленев все не возвращался еще; а Лариса все сидела в том же положении, с опущенною на грудь головой, с одною
рукой, упавшею на кровать, а
другою окаменевшею с перстом на устах. Черные волосы ее разбегались тучей по белым плечам, нескромно открытым воротом сорочки, одна нога ее еще оставалась в нескинутой туфле, меж тем как
другая, босая и как мрамор белая, опиралась на голову разостланной у дивана тигровой шкуры.
Ларисе еще представлялась полная возможность тихо разбудить тетку, но она этого не сделала. Мысль эта отошла на второй план, а на первом явилась
другая. Лара спешною
рукой накинула на себя пеньюар и, зайдя стороной к косяку окна, за которым метался Горданов, тихо ослабила шнурок, удерживавший занавеску.
— И я хотел тебя видеть… я не мог отказать себе в этом… Дай же, дай мне и
другую твою ручку! — шептал он, хватая
другую,
руку Лары и целуя их обе вместе. — Нет, ты так прекрасна, ты так несказанно хороша, что я буду рад умереть за тебя! Не рвись же, не вырывайся… Дай наглядеться… теперь… вся в белом, ты еще чудесней… и… кляни и презирай меня, но я не в силах овладеть собой: я раб твой, я… ранен насмерть… мне все равно теперь!
Ему именно хотелось купить себе жену, и он купил у меня мою
руку тою ценою, какой я хотела: любуясь мною, он дал мне самой выбрать из груды взятых у Висленева бумаг все, что я признавала наиболее компрометирующим его и
других, и я в этом случае снова обнаружила опытность и осторожность, которую не знаю чему приписать.
По двору шла Форова: но как она шла и в каком представилась она виде? Измятая шляпка ее была набоку, платье на груди застегнуто наперекос, в одной
руке длинная, сухая, ветвистая хворостина,
другою локтем она прижимала к себе худой коленкоровый зонтик и тащила за собою, рукавами вниз, свое рыжее драповое пальто.
По исконному обычаю масс радоваться всяким напастям полиции, у майора вдруг нашлось в городе очень много
друзей, которые одобряли его поступок и передавали его из уст в уста с самыми невероятными преувеличениями, доходившими до того, что майор вдруг стал чем-то вроде сказочного богатыря, одаренного такою силой, что возьмет он за
руку — летит
рука прочь, схватит за ногу — нога прочь.
Бодростина только махнула ему, смеясь,
рукой и в том же самом экипаже, в котором привезли сюда из гостиницы Горданова, отъехала на дебаркадер
другой железной дороги. Не тяготясь большим крюком, она избрала окольный путь на запад и покатила к небольшому пограничному городку, на станции которого давно уже обращал на себя всеобщее внимание таинственный господин потерянного видя, встречавший каждый поезд, приезжающий из России.
В это же самое мгновенье, в
другой комнате, Лара, упершись одною
рукой в бледный лоб Подозерова и поднимая тоненьким пальцем его зеницы,
другою крепко сжала его
руку и, глядя перепуганным взглядом в расширенные зрачки больного, шептала...
— Слышите ли вы, слышите ли, что я говорю вам? — добивалась шепотом Лара, во всю свою силу сжимая
руку больного и удерживая пальцами
другой руки веки его глаз.
Лариса выбросила из своих
рук его
руку, выпрямилась и, закусив нижнюю губку, мысленно послала не ему, а многим
другим одно общее проклятие, большая доля которого без раздела досталась генеральше.
С этим отец Евангел, подвинув слегка майора к себе, показал ему через дверь
другой комнаты, как Катерина Астафьевна, слышавшая весь их разговор, вдруг упала на колени и, протянув
руки к освященному лампадой образ-пику, плакала радостными и благодарными слезами.
Она была одета в светлое ситцевое платье и держала в одной
руке полоскательную фарфоровую чашку с обваренным миндалем, который обчищала
другою, свободною
рукой.
Во все время венчального обряда Катерина Астафьевна жарко молилась и плакала, обтирая слезы рукавом своего поношенного, куцего коричневого шерстяного платья, меж тем как гривенниковая свеча в
другой ее
руке выбивала дробь и поджигала скрещенную на ее груди темную шелковую косыночку.
И с этим он перехватил ее
руку себе под
руку, а под
другую взял генеральшу и, скомандовав: раз, два и три! пустился резвым бегом к дому, где на чистом столе готов был скромный, даже почти бедный ужин.
— А так: прежде «возлюбим
друг друга» и тогда «единомыслием исповемы», — отвечал ему Евангел, пожимая
руку майора и подставляя ему свою русую бороду.
Пока в маленьком городке люди оживали из мертвых, женились и ссорились, то улаживая, то расстраивая свои маленькие делишки,
другие герои нашего рассказа заняты были делами, если не более достойными, то более крупными. Париж деятельнейшим образом сносился с Петербургом об окончании плана, в силу которого Бодростина должна была овдоветь, получить всю благоприобретенную часть мужнина состояния и наградить Горданова своею
рукой и богатством.
Бодростин, которому Казимира нравилась безмерно и который млел от одной мысли завладеть ею на тех или
других основаниях, разрешил Кишенскому пользоваться и временем, и обстоятельствами, и не прошло недели, как прекрасная Казимира приехала к Михаилу Андреевичу на своих лошадях и в своей коляске просить его о каком-то ничтожном совете и тут же пригласила его в свой салон и при этом нежно, нежно и крепко пожала его
руку.
Михаил Андреевич расходовался сам на свои предприятия и платил расходы Казимиры, платил и расходы Кишенского по отыскиванию путей к осуществлению великого дела освещения городов удивительно дешевым способом, а Кишенский грел
руки со счетов Казимиры и рвал куртажи с тех ловких людей, которым предавал Бодростина, расхваливая в газетах и их самих, и их гениальные планы, а между тем земля, полнящаяся слухами, стала этим временем доносить Кишенскому вести, что то там, то в
другом месте, еще и еще проскальзывают то собственные векселя Бодростина, то бланкированные им векселя Казимиры.
Во все это время уста его что-то шептали, иногда довольно слышно, а
руки делали вздрагивающие движения, меж тем как сам он приближался по диагонали к Бодростиной и вдруг, внезапно остановясь возле ее кресла, тихо и как будто небрежно взял с ее колен письмо Кишенского и хотел его пробежать, но Глафира, не прекращая чтения
другого письма, молча взяла из
рук Висленева похищенный им листок и положила его к себе в карман.
Это произвело на Иосафа Платоновича особенное, как бы магнетическое, действие, под влиянием которого он, припав устами к
другой руке Глафиры, присел на пол и положил голову на край дивана.
Мы сейчас это поверим, — и Висленев засуетился, отыскивая по столу карандаш, но Глафира взяла его за
руку и сказала, что никакой поверки не нужно: с этим она обернула пред глазами Висленева бумажку, на которой он за несколько минут прочел «revenez bientôt» и указала на
другие строки, в которых резко отрицался Благочестивый Устин и все сообщения, сделанные от его имени презренною Ребеккой Шарп, а всего горестнее то, что открытие это было подписано авторитетным духом, именем которого, по спиритскому катехизису, не смеют злоупотреблять духи мелкие и шаловливые.
— О, не бойтесь, не бойтесь: я в одну минуту! — воскликнул на быстром бегу Висленев и действительно не более как через пять минут явился с пустым саквояжем в одной
руке, с тросточкой, зонтиком и пледом — в
другой, и с бархатною фуражкой на голове.