Наши забавники. Юмористические рассказы

Николай Лейкин, 1879

Отмечаемые сатириком-классиком конца XIX – начала XX века Николаем Александровичем Лейкиным людские пороки, добродетели и причуды ничуть не изменились со временем, хотя с тех пор и минуло уже более ста лет. Многие типажи, поднимаемые в его творчестве, все так же актуальны сейчас, как и тогда: раздражающая публика в местах культурного досуга, специфическая публика, откликающаяся на объявления, любители давать непрошеные советы, оказывающие назойливое внимание посторонние, ревнивцы, хвастуны и пьяницы. Тут же и животрепещущая тема эпидемий и способов людей справляться не только с заболеваниями, но и с массовой паникой. Кроме созвучных с современными отражаются в текстах и другие темы, за счет интересных бытовых деталей дающие яркое, живое представление об ушедшей эпохе.

Дачные соседи

Черная речка. Пять часов после полудня. Молодой супруг Треножников, держа портфель под мышкою и пощипывая рукой реденькую бородку, спешит домой обедать. Ему то и дело приходится соскакивать с мостков в пыль, чтобы дать дорогу встречным. То нянька везет колясочку, то группы дам загораживают ему дорогу. Два раза задели его зонтиком по шляпе. Некоторые дамы, осмотрев его при встрече с ног до головы, останавливаются и смотрят ему вслед. Это его нисколько не смущает. Сначала он думает, в порядке ли у него костюм, и осматривает себя, но оказывается, что все застегнуто, все чисто и на месте. Время от времени до него доносятся следующие возгласы:

— Говорят, что он красив! Ничуть! Во-первых, нос утюгом, а во-вторых, походка вприпрыжку.

Раз в одном из палисадников кто-то крикнул:

— Глаша, Глаша! Смотри! Новожен Треножников идет! В январе только повенчался!

Это его сердит. Он ускоряет шаг и слышит в то же время за собой ускоренные шаги.

— К пирогу с сигом, сосед, спешите? — раздается над его ухом бас.

Он оборачивается и видит перед собой пожилого толстого господина.

— Да… Мое почтение. А вы почем знаете, что к пирогу? — спрашивает он, раскланиваясь.

— Я ваш сосед. Рекомендуюсь: отставной лесничий Пупков. Давеча с балкона мы видели, как ваша супруга у рыбака сига покупала. Потом у зеленщика лук брали. За сига сорок копеек заплатили. Видите, мы все знаем! Позвольте узнать ваше имя и отчество? Николай Михайлыч, кажется?

— Нет, Иван Иваныч.

— Ну и прекрасно. Будемте знакомы. Меня зовут Степан Степанов. Помните — Стакан Стаканов и не забудете. Стакан — в хозяйстве вещь необходимая. Вот мы и пришли. До свидания! У вас пирог с сигом, а у меня сегодня ботвинья с тешкой. Лососина-то дорога, канальство. Еще раз прощайте, Петр Сергеевич! — переврал толстяк имя своего нового знакомого и скрылся в калитку палисадника.

Вошел и Треножников к себе в сад.

— Ах, Ваничка, друг мой! Здравствуй! — крикнула с балкона молодая хорошенькая супруга и, соскочив со ступенек, хотела броситься ему на шею.

— Тише, тише! Потом! — отстранил ее от себя муж и стал озираться, смотря на соседние балконы.

— Что с тобой? — недоумевала жена и надула губки.

— Потом, потом, мой друг. Мы в комнате поцелуемся, — шептал он, кивая по сторонам.

С верхних балконов выглядывали сквозь парусинную драпировку женские лица. Одна дама смотрела даже в бинокль, в щель невысокого забора виднелась чья-то усатая физиономия.

— Все видят, все слышат. Здесь просто какое-то шпионское место, — прибавил молодой муж, входя в комнату и трижды поцеловав жену.

— Можно у вас попросить на полчаса кофейную мельницу? В кухне не дают, — раздался женский голос.

В палисаднике перед открытым окном стояла соседская кухарка.

— Можно, можно! — крикнул Треножников. — Господи! И здесь-то даже! — возопиял он. — Вот думал, что теперь нахожусь глаз на глаз с тобой, ан оказывается, что нет!

— Да ведь, друг мой, мы ничего дурного не делали, — утешала его жена.

— Все это так, но, однако, ангел мой, что же это за жизнь, ежели не можешь даже и поцеловать жену без свидетелей? Надо будет зеленым коленкором окна завесить! Все знают, что у нас дома делается. Третьего дня у меня в животе урчало, и посылал я Дарью в аптеку; наутро еду в должность, сидит против меня незнакомая дама и говорит: «А мы уж вчера за вас боялись, думали, не тиф ли, что вы в аптеку посылали». Тьфу!

Треножников плюнул и сел на балконе обедать. На соседней даче кто-то так и наяривал ученическими перстами на фортепьяно гаммы и экзерсисы. Поели пирога с сигом.

— Ляжешь спать после обеда? — спросила жена. — Ведь ты вчера до четвертого часа утра работал.

— И лег бы, да вот эти каторжные фортепьяны, — отвечал муж. — И всякий раз в это время. Уж хоть бы утро избрала эта девчонка себе для урока, что ли. Гаммы еще мне ничего, а вот ужо как начнет наяривать эти самые «Мечты» Генделя, ну точь-в-точь собака визжит, которой лапу отдавили! Нет, я не усну. Она у меня все жилы вытянет. Лучше я с тобой побеседую. Ведь месяца через четыре ты будешь мамашей. Поговорим о нашем ребенке.

Пообедали. Треножников не хотел говорить о таком важном предмете, как будущий ребенок, на балконе под тем предлогом, что верхние жильцы из окон могут слышать.

— Знаешь ли что? — сказал он. — Я нашел одно прелестное уединенное местечко у забора, в кустиках. С другой стороны только зады конюшен и навозная яма, и нас там никто не услышит.

Действительно, Треножников привел жену в укромненькое местечко у забора. Поставили два стула, столик и начали пить кофе. Он обнял ее, поцеловал и сказал:

— Ну, теперь нужно будет и о приданом для нашего ребеночка подумать. Как ты полагаешь, когда можно ждать?

За забором кто-то сопел и фыркал. Муж вздрогнул.

— Нет, это лошади в конюшне, — успокоила его жена и начала: — Да вот видишь ли, с точностию определить трудно, но полагаю, что в конце сентября или…

— С точностию, почтенный Семен Федорович, этот предмет никогда определить невозможно, — раздался за забором бас, — поверьте опытному человеку! Я третий раз женат…

— Кто тут? Как вы смеете! — крикнул Треножников и вскочил с места, сжав кулаки.

— Это я-с. Ваш сосед, лесничий. Не извольте беспокоиться! — был ответ. — Я червей в навозе для рыбной ловли копаю. С точностию, говорю, нельзя определить… Когда у меня жена была первым сыном тяжела…

— Боже мой! Да что ж это такое! — крикнул муж и схватился за голову.

— Что с вами? Об шиповник укололись, что ли? — слышалось из-за забора. — Послушайте, Федор Петрович… Так, кажется, я вас называю?

— Нет, не так-с. Меня Иваном Иванычем зовут. Что вам угодно? Как вы смеете подслушивать!

— Я не подслушиваю, а червей копаю. Пойдемте-ка рыбу удить. Там я вам все женские приметы расскажу.

— Прошу меня оставить в покое. Я желаю с женою беседовать наедине!

— Полноте, Семен Яковлевич, бросьте! С женою еще успеете побеседовать. А лучше поедемте щук на колюшек ловить.

Ответа не воспоследовало. Супруги начали перебираться на балкон.

— Послушайте! Яков Семеныч? Кажется, так я вас называю? — басил за забором лесничий, но его не слушали.

На балконе супруги завесились драпировкой и стали говорить вполголоса. Все шло хорошо, но вдруг драпировка распахнулась и из сада показалась голова дамы.

— Извините, пожалуйста, что я вам помешала, — сказала она. — Скажите, не закинул ли мой Петинька к вам на балкон свой мячик?

— Нет-с, не закинул! — заскрежетал зубами Треножников и, сжав кулак, так сверкнул глазами, что дама опрометью бросилась с балкона. — Дрянь этакая! — крикнул он ей вслед, но она мало обратила на это внимания, a, выбежав за калитку, тотчас же начала шептаться с дожидавшей ее другой дамой, кивая на балкон Треножниковых.