Наши забавники. Юмористические рассказы

Николай Лейкин, 1879

Отмечаемые сатириком-классиком конца XIX – начала XX века Николаем Александровичем Лейкиным людские пороки, добродетели и причуды ничуть не изменились со временем, хотя с тех пор и минуло уже более ста лет. Многие типажи, поднимаемые в его творчестве, все так же актуальны сейчас, как и тогда: раздражающая публика в местах культурного досуга, специфическая публика, откликающаяся на объявления, любители давать непрошеные советы, оказывающие назойливое внимание посторонние, ревнивцы, хвастуны и пьяницы. Тут же и животрепещущая тема эпидемий и способов людей справляться не только с заболеваниями, но и с массовой паникой. Кроме созвучных с современными отражаются в текстах и другие темы, за счет интересных бытовых деталей дающие яркое, живое представление об ушедшей эпохе.

В конке

— О-хо-хо-хо! — зевнул средних лет купец в сизой сибирке и дутых сапогах, садясь в стоящий на Разъезжей улице калашниковский вагон конно-железной дороги, зевнул и стал крестить рот.

Публики в вагоне было немного: какая-то баба, засучив рукав у платья, ловила у себя на руке блоху, да пожилой господин в очках читал газету.

— Конница одолела? — спросил купец бабу и тут же прибавил: — Здесь, в вагонах, этого войска достаточно. Надо полагать, кондуктора спят в вагонах, ну и развели. Ты смотри, коли поймаешь, на меня не пусти.

— Зачем же это я на тебя-то пущу? — спросила баба.

— А так, ради охальства. Ты вдова, замужняя или девушка? — отнесся он к ней с вопросом.

— Замужняя.

— Ну и веди себя хорошенько, потому муж тебя поит, кормит, а ты ему потрафлять должна, — ни с того ни с сего начал читать купец нравоучение бабе.

— Да я и потрафляю.

— То-то, и потрафляй! У хорошего мужа после делов своих собственных только и заботы, что о бабе, значит, вы должны чувствовать. Вон у меня жена расхворалась, так я ей сейчас за доктором ездил и нашел настоящего, простого доктора, что наговором от всех болезней лечит. Значит, он ее лекарством неволить не будет. Хороший доктор, у Пирогова учился, — прибавил он.

— А что у тебя с женой-то? — спросила баба.

— Да распотелая в воду на перевозе сверзилась, ну, после этой оккупации и расхворалась. Ехали мы это с Пороховых от Ильи Пророка, были, известно, праздничные, стали выходить из ялика, а она и бултыхнулась. Еще спасибо, что городовой за шиворот ухватил, а то бы, пожалуй, и рыбам на обед досталась.

— Упаси Бог! — прошептала баба.

Купец опять начал зевать. Думал, думал, о чем бы спросить бабу, и наконец разрешился вопросом:

— Не бьет тебя муж-то?

— Нет, Бог милует.

Разговор с бабой иссяк. Купец присел к господину с газетой.

— Что, ваше благородие, насчет англичан-то пишут? — спросил он. — Правда ли говорят, что они у турки все хмельные острова забрали?

— Какие хмельные?

— А разные, где это самое елисейское вино делают. Теперича Кипр, Мадеру-остров, Херес, Коньяк-остров. «Ты, — говорит, — турка, малодушеством насчет вина не занимаешься! Так на что тебе хмельные острова?» И Ром-Яманский, сказывают, флотом окружили и бомбардируют; на Портвейн рекогносцировку делают. Правда это?

— Нет, неправда. Таких островов, как Коньяк и Ром, даже и не существует, — отрезал читающий господин и уткнул нос в газету.

— Ну вот! Толкуй слепой с подлекарем! Не существует! — протянул купец. — Давно уж я не читал газет-то, — продолжал он. — Да неинтересно и пишут ноне. Прежде, бывало, заглянешь в газету, и сейчас тебе такой суприс, что на таких тонях поймали осетра в двенадцать пудов; в таком-то месте женщина родила тройни. А теперь Бисмарк да Бисмарк — вот и все. Вы, господин, женатый или холостой?

— Да вам-то какое дело? Оставьте меня в покое! — огрызнулся читающий господин.

Купец опешил.

— А будто уж так тебе покой нужен? — сказал он. — Ну, Бог с тобой! Вишь, какой Иоанн Грозный выискался! Сиди, сиди, я трогать не буду!

Купец отвернулся, подышал на стекла и начал выводить по нем пальцем вавилоны.