Наши забавники. Юмористические рассказы

Николай Лейкин, 1879

Отмечаемые сатириком-классиком конца XIX – начала XX века Николаем Александровичем Лейкиным людские пороки, добродетели и причуды ничуть не изменились со временем, хотя с тех пор и минуло уже более ста лет. Многие типажи, поднимаемые в его творчестве, все так же актуальны сейчас, как и тогда: раздражающая публика в местах культурного досуга, специфическая публика, откликающаяся на объявления, любители давать непрошеные советы, оказывающие назойливое внимание посторонние, ревнивцы, хвастуны и пьяницы. Тут же и животрепещущая тема эпидемий и способов людей справляться не только с заболеваниями, но и с массовой паникой. Кроме созвучных с современными отражаются в текстах и другие темы, за счет интересных бытовых деталей дающие яркое, живое представление об ушедшей эпохе.

Заговорщик

По одной из улиц Песков бродит купец в сизой, мучного цвета сибирке. Голова его обвязана пестрым платком, а поверх платка надет картуз козырем набок. Купец держит руками за скулу и по временам стонет. Его сопровождает жена в шелковой, туго повязанной косынке на голове и в ковровом платке на плечах. Она смотрит по сторонам, взглядывает в окна деревянных домиков, ищет чего-то на воротах.

— Господи, что ж это такое! — в отчаянии говорит она. — Ищем-ищем, а найти не можем. Вон золотой крендель у булочной висит, вон и обруч над воротами, и сапога этого самого, как было сказано, не видать над калиткой. Куда идти?

— А ты поспрашивай, — откликается купец. — Дома у тебя этого звону хоть отбавляй, а здесь и замолкла, словно кукушка после Петрова дня. Пусти в ход свое язычество-то, вот и найдешь. Видишь, мне самому не до того.

— Сильно ломит скулу-то? — с участием спрашивает она.

— То есть так, что вот взял бы да треснул и сейчас до затылку! Ну, чего зеваешь? Вон городовой стоит.

Купец и купчиха подошли к городовому.

— Скажите, пожалуйста, господин служивый, где здесь заговорщик живет? Заговорщика бы нам надо, — обратилась к нему купчиха.

— Заговорщика? — переспросил городовой, с ног до головы осматривая купца и купчиху. — Да вы сами-то кто такие будете?

— А мы извозчики. Муж вот четырнадцать легковых закладок держит да две кареты. Только мы не тутошные, а из Ямской. Ищем-ищем, просто хоть волком взвыть!..

— Да вам какого такого заговорщика и зачем?

— Да вот мужу. Третий день места себе не находит, питья и пищи лишился от зуба, a здесь, говорят, зубной заговорщик есть.

— Не слыхал, не слыхал такого.

— Туляк он, прежде с шарманкой ходил, да пропил ее, а теперь птичьи клетки делает и скворцов говорить учит, — поясняла купчиха.

— Нет, такого у нас нет. Скрипинский коновал тут лечит, это точно, только тот от нутра и от натуги. Дугой он лошадиной пользует.

— Нет, нам от зубов. Ходили мы и к зубным жидам, да толку никакого. Четыре зуба ему вырвали, а все до больного добраться не могут. У троих были. Думаем, ежели так продолжать, то и все зубья у него повыдергают. Без зубов-то тоже ведь нехорошо.

— Что хорошего, — согласился городовой. — Да вы бы скипидаром ему пополоскать дали, — посоветовал он. — Возьмите в лавочке простого скипидару…

— Нет, уж мы хотим заговором попробовать. Говорят, что этот заговорщик бумажки со словами глотать дает.

Через улицу переходила баба из мелочной лавочки и несла за жабры большую астраханскую селедку.

— Не знаешь ли, землячка, где здесь зубной заговорщик живет? — обратилась к ней купчиха.

— Зубной заговорщик? Есть такой, есть, — отвечала она. — Вот в этом доме живет. Только вы не в час попали. Сегодня у нас понедельник, так он узенькое воскресенье справляет, а насчет зубов он теперь — ни боже мой, потому ежели пьян, то все насчет светопредставления толкует. А вы вот что: вы завтра зайдите, а теперь как придете домой, то возьмите кирпич, простой цельный кирпич, да и трите им щеку-то.

— Все уж перепробовали! А ты вот что, землячка, ты сведи нас к нему, а мы тебе гривенничек на сливки прожертвуем. Может, он как-нибудь и заговорит.

Баба повела. Вошли на грязный двор, обогнули сараи.

— Вот тут, — сказала баба и отворила дверь, обитую рогожей.

Купец и купчиха очутились в грязной каморке. Пахло махоркой, хлебом. Над единственным окном висели птицы в клетках. За столом около пустой сороковки сидел косматый черный мужчина в ситцевой рубахе и опорках на босу ногу. Он был совсем пьян и, увидев вошедших, крикнул:

— Слуги антихриста! Не зрите ли, яко седьмая труба вострубила и седьмая чаша!..

Купчиха попятилась. Ее загородил собой купец.

— Послушайте, вы зубной заговорщик будете? — перебил он хозяина квартиры.

— Мы. Но ты прежде купи скворца. Горе тебе, блуднику вавилонскому!.. — бессвязно крикнул зубной заговорщик и сжал кулаки. — Садись!

Он был страшен. Купчиха дрожала как в лихорадке. У купца и зубная боль почти прошла, но он сел.

— Зубы тебе заговаривать? Ладно. Давай рубль целковый. Наговор без денег не действителен.

Купец дал рублевую бумажку. Зубной заговорщик положил ее на стол, встал с места, покачиваясь, подошел к печке и, вынув из-за печки метлу, начал выдирать из нее прутья.

— Раз, два, три… — считал он прутья и клал их на стол.

Так насчитал он семь прутьев и, обратясь к купцу, сказал:

— Снимай сюртук.

— Ты что ж это, меня драть, что ли, будешь? — спросил опешивший купец и встал с места.

— Нет, не драть, а зубы заговаривать. Снимай сюртук и ложись на лавку!

— Кузьма Мироныч, уйдем! Уйдем отсюда! — завопила купчиха и, отворив дверь, выбежала на двор.

Пятясь задом, вышел за ней купец. На него наступал со сжатыми кулаками зубной заговорщик и бормотал:

— Горе вам, лихоимцам и татям торговым! Вон отсюда, псы смердящие!

Рогожная дверь перед купцом захлопнулась. На дворе стояла баба.

— Ну что? — спросила она. — Ведь говорила я…

— Только даром рубль целковый стравил! Совсем в забвении всех своих чувств! — махнул рукой купец и поплелся на улицу.

За ним шла купчиха.

— Куда ж теперь, Кузьма Мироныч? — задала она вопрос.

— Куда! Пойдем опять к зубному жиду. Пусть пятый зуб рвет. Авось и до больного зуба доберется, — простонал в ответ купец и схватился за больную скулу.