Причитания

Причита́ние (при́чет, причёт, причеть, заплачка, плач, вой, вытье, вопли, голосьба, голоше́ние) — жанр обрядового фольклора, характерный для многих мировых культур. Причитания являются одним из древнейших видов народной поэзии, они существовали ещё в Древней Греции. Как правило, причитания имеют особую плачевую мелодику, в них выражается горе исполнительницы по поводу какого-то конкретного события (смерти близкого человека, войны, стихийного бедствия и т. д.). В большинстве культур причитания исполнялись только женщинами, хотя у некоторых народов (курды, сербы) существовали специфические мужские плачи. Выделяют похоронно-поминальные, рекрутские, свадебные причитания.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Фольклорные причитания над покойником включают уже не только тему расставания с умершим и оплакивания его, но и развернутое «описание» предстоящих переживаний родственников в будущем, перечисление проблем в семье и хозяйстве, вызванных смертью, ожиданий возврата умершего с того света в новом теле и т. п. Поздние записи похоронных причитаний доносят и социально маркированные тексты (например, при проводах старосты), и жанрово усложненные, разветвленные варианты (например, набор разнохарактерных по тематике причитаний при облачении покойного, при выносе, после отпевания и пр.). Элемент причитаний, связанный с ожиданием возврата покойника в новом теле, чрезвычайно важен, так как содержит прямое указание на веру в закон телесного всеединства мира: умерший терял свое земное тело, но мог обрести любое другое. Как бы гадая над покойником о его будущем теле, плакальщики причитали:

Людмила Алексеевна Черная, Антропологический код древнерусской культуры, 2008

4. Из отдела народных лирических песен для исследователя старины особенно важны обрядовые, названные так потому, что ими сопровождаются семейные и праздничные обряды. Это песни свадебные, похоронные заплачки и причитания, колядки, веснянки, троицкие, купальские и т. п. Они служат необходимым пояснением различных церемоний и игрищ, совершаемых в том или другом случае, и сохраняют любопытные указания на старинные верования и давно отживший быт. Основа их – древнее мифическое сказание, и если станем ближе в них всматриваться и сличать их вариации, живущие там и здесь у народов родственных, то непременно убедимся, что влияние христианства и дальнейшей исторической жизни коснулось только имен и обстановки, а не самого содержания: вместо мифических героев подставлены исторические личности или святые угодники, вместо демонических сил – названия враждебных народов да в некоторых местах прибавлены позднейшие бытовые черты.

Александр Николаевич Афанасьев, Мифы древних славян, 2014

Народные песни очень разнообразны по тематике. Это и древнейшие семейно-бытовые песни: колыбельные, свадебные, песни-плачи и причитания, – а также календарные, связанные с трудом земледельца в различные времена года. Одними из древнейших являются эпические сказания и былины, есть и исторические песни: о Ермаке, Степане Разине, известны хороводные, рекрутские и бурлацкие песни, такие как «Дубинушка» и «Эй, ухнем». В 19-м и 20-м веках стали преобладать лирические и любовные песни, протяжные и так называемые «страдания».

Группа авторов, Любимые застольные песни для русской души, 2007

Общность свадьбы и похорон в мировоззренческом аспекте проявлялась в бытовавшем на Рязанщине обычае применять свадебную одежду (особенно женскую) как смертную. Рязанский этнограф Н. И. Лебедева записала в полевом дневнике: «Свадебная одежда нередко береглась, как погребальная “на смерть”. „В чем венчалась, в том и похороните”“.[385] И наоборот, печальная одежда использовалась девушкой-невестой в довенчальной части свадебного обряда, наполненной ритуальными причитаниями: «Траурной одеждой “по горю” была одежда белая, без особых украшений. Она нередко надевалась на невесту в первой части “печального” свадебного обряда».[386]

Елена Александровна Самоделова, Антропологическая поэтика С. А. Есенина: Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций

Мировоззрение карельского народа, связанное с банными ритуалами, изучается на основе многочисленных фольклорных жанров. В первую очередь это мифологическая, суеверная проза и заклинательная поэзия, в меньшей мере – эпические песни, баллады, сказки и причитания, а также такие малые жанры, как пословицы и загадки.

Людмила Иванова, Карельская баня: обряды, верования, народная медицина и духи-хозяева, 2016

С середины 90-х годов начинается новый этап в собирании быличек. К этой работе активно присоединяются Л. И. Иванова и В. П. Миронова. Уже практически невозможно записать эпические песни, в единичных экземплярах встречаются сказки, заговоры и причитания, зато почти от каждого информанта фольклористы привозят по несколько образцов мифологических рассказов. Наиболее активно в эти годы исследуются ливвики, это кусты деревень Колатсельги, Ведлозера, Сямозера, Олонца; а также сегозерские карелы и собственно-карелы Калевальского района.

Л. И. Иванова, Персонажи карельской мифологической прозы. Исследования и тексты быличек, бывальщин, поверий и верований карелов. Часть 1, 2012

Один из авторитетных современных исследователей богатырского эпоса Б. Н. Путилов убедительно писал еще два десятилетия назад: «Давно установлено, что северные сказители (сохранившие в своей памяти былины вплоть до XX века. – В. К.) не внесли ничего нового в состав русского эпоса… Северорусский фольклор имел в своем составе жанры, продолжавшие продуктивно развиваться (например, причитания, предания, исторические песни), и жанры, в основном закончившие продуктивное развитие… К этим последним принадлежали и былины… Под давлением фактов начинает разрушаться стена между древнерусской («первоначальной») и северорусской былиной… Мы приближаемся… к уяснению той, не новой, в сущности, истины, что и по своему содержанию, и по жанровой структуре, и по характеру историзма северорусская былина не является чем-то принципиально, качественно новым, иным, и что древнерусская былина в своем возникновении и развитии оставалась былиной»[86].

В. В. Кожинов, От Византии до Орды. История Руси и русского Слова, 1996

Генерозов 1883 / Генерозов Я.К. Русские народные представления о загробной жизни на основании заплачек, причитаний, духовных стихов и т. п. Саратов, 1883.

Сборник статей, Русская литература и медицина: Тело, предписания, социальная практика, 2006

Русский космизм и в звездах на куполах церквей (только на русских и египетских куполах храмов изображались звезды), и в первом в космосе русском, и в главном – прямой связи загробной жизни – «того света» с солнцем, небом и звездами. В причитаниях об умершей «…К красну солнышку девица во беседушку. К светлу месяцу она в приберегушку!..» Представление о неведомой стране, в которую ведет долгий, далекий и трудный путь – характернейший мотив сюжета о загробных странствиях: «…На путь бо иду долгий. …И во страну иду чужую, / Идеже не вем, что срящет мя…» Небосвод, солнце, луна и звезды в различных сочетаниях на надгробиях средневековых славянских могил. Характерен еще один космический символ – десница, устремленная в небо. Могильные старые русские кресты, до сих пор характерные для старообрядцев, православных, наименее попорченных христианством, – кресты, закрытые коническими плашками, нечто иное, как архаическая форма выражения космической идеи – стрелы, обращенной к небу (или ракеты?). У заволжского старообрядчества сохранился дохристианский обычай дежурить первые ночи на могиле первым родичам и разжигать на ней костер, огонь всегда считался у славян проводником души в небесную Сваргу («сварга» и «звезда» одной этимологии). Со звездами связано жизненное начало человека, у каждого человека есть своя звезда, при рождении она появляется, а по смерти падает с небосвода. Севернорусская причеть: «…Как звезда стерялась поднебесная, / Улетела моя белая лебедушка, / На иное безвестное живленьице!»

А. В. Тулупов, Дети Арктиды. Северные истоки Руси, 2009

Наиболее характерным образцом драматургии Софокла может служить трагедия «Антигона» (около 442 года). Сюжет ее является неким продолжением эсхиловской трагедии «Семеро против Фив». Главная героиня, Антигона, несмотря на запрет, хоронит погибшего в поединке Полиника, пошедшего войной на Фивы. Кажется, что сюжет разработан как взгляд на конфликт между человеческими законами и законами морали и религии. Антигона уже в прологе сообщает о своем намерении похоронить брата – и это присутствует почти во всех произведениях Софокла – герои в самом начале выступают со своими мыслями и намерениями. Антигона совершает символическое погребение, покрыв тонким слоем земли тело Полиника (по греческим обычаям этого было достаточно). К Креонту, правителю города, приводят Антигону, нарушившую запрет победителя. Девушка защищает правоту своего поступка, ссылаясь на кровный долг и нерушимость божественных законов. Креонт обрекает ее на смерть в каменном склепе. Антигона, которую ведут к месту казни, совершает похоронное причитание по самой себе, однако остается убежденной в благочестии своего поступка. Слепой прорицатель Тиресий сообщает Креонту о гневе богов и ожидающих его и Фивы несчастьях. Злодей отправляется хоронить Полиника и освобождать Антигону, но поздно: девушка повесилась в склепе… Сын Креонта, некогда считавший себя женихом Антигоны, на глазах отца пронзает себя мечом у тела невесты. Подавленный горем Креонт, возвращаясь с телом сына, узнает о новом несчастье – его жена Эвридика лишила себя жизни, проклиная мужа как детоубийцу… Заключительные слова хора – краткая сентенция о том, что боги не оставляют ни одного нечестия неотомщенным. Божественная справедливость торжествует. Сила разума, по Софоклу, влечет человека как к добру, так и к злу.

Е. М. Масленникова, Фреймовое представление семантики поэтического текста, 2014