Плоскость (философия)

Пло́скость — термин естественно-научной традиции, используемый как метафора в современной философии (Хайдеггер, Делёз, Деррида и др.) в контексте философской метафоры многомерности бытия и мышления. Термин «плоскость» позволяет использовать ряд близких по смыслу слов, широкоприменяемых в середине — второй половине XX века в качестве философских понятий: поверхность, глубина и т. д. В истории философии потребность в философских подходах, использующих такую пространственную метафорику, впервые осознаётся и фиксируется Ницше.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

В отечественной психологической традиции мы обнаруживаем понятие смысла в работах Л.С.Выготского 1930-х годов. Введя это понятие в своих поздних работах (в частности, в седьмой главе «Мышления и речи») в контексте анализа сознания, Выготский, впрочем, еще сохраняет семантическую его трактовку, используя применительно лишь к вербальным, словесным смыслам. Однако уже в первых (как и во всех последующих) работах А.Н.Леонтьева, посвященных проблеме смысла, это понятие трактуется совершенно иначе. Оно десемантизировано, вынесено за пределы контекста речевого мышления и вообще сознания в плоскость дорефлексивных практических отношений субъекта с миром, в плоскость его реальной жизнедеятельности. Поэтому мы начнем наш исторический обзор с работ Л.С.Выготского и попытаемся проследить как изменение содержания этого понятия по мере его дальнейшей разработки в русле деятельностного подхода, так и пути его дифференциации, включая перспективы разработки на этой основе адекватного концептуального аппарата для построения общепсихологической теории смысла.

Д. А. Леонтьев, Психология смысла: природа, строение и динамика смысловой реальности

Ранние работы В. В. Виноградова о языке Ахматовой, Зощенко, Аввакума являют собой пример целостного анализа языкового мира художника [Чудаков 2003]. Исследуя языковые способы «художественного мирооформления», ученый следует шпетовскому принципу преимущественной субъектности художественного высказывания. Показательно, что для иллюстрации этой особенности – «самодеятельности субъекта литературы, который находится в меняющихся структурных связях с субъектом бытовой речи» – Виноградов обращается к авангардному опыту в современной ему литературе. Так, в «словесно-художественной системе» символизма, заключает он, «ясно выступают принципы своеобразной условно-литературной деформации общего социально-бытового контекста речи» [Виноградов 1980: 200]. Совсем иной тип отношений к прагматическому языку письменности и быта воплощен, по его мнению, в словесной структуре футуризма: «В основу построения литературного образа субъекта полагается иллюзия освобожденности от предметно-смысловых форм общего языка, иллюзия непосредственно-творческого выражения индивидуальности, разорвавшей оковы культурных традиций». Пусть в этих формулировках слышны оценочно-отрицательные обертона, вызванные, по-видимому, недостаточно адекватной к тому моменту оценкой авангардного творчества. Важно здесь то, что на примере новой, «живой» литературы отрабатываются новые научные подходы к поэтике языкового творчества. Показывается, с одной стороны, различие форм и функций, определяющих разные литературные системы. С другой стороны, постулируется их отличие от «форм социально-языковой системы», т. е. форм непоэтического языка («ведь литературные произведения – принципиально новые языковые единства, не предусмотренные методологией социальной лингвистики»). Язык литературы и, следовательно, литературных произведений, «пребывая в одной плоскости с социально-языковыми системами и определяясь формами соотношений с ними, как особая система должен в то же время внутри себя обладать собственными „дифференциальными“ формами, которые могут по своему строению и по своему отношению к системе литературы не иметь никаких семантических соответствий с формами общего языка».

В. В. Фещенко, Лаборатория логоса. Языковой эксперимент в авангардном творчестве, 2009

Вследствие циклического движения планет и светил во Вселенной направление это событие за прошедшие века сместилось, но сейчас его несложно определить с помощью современных приборов наблюдения. Измерив угол между прежним (зафиксированным в вечном материале) и нынешним направлениями, специалисты могут вычислить разделивший их интервал времени47. Сегодня с помощью информации, полученной археологами, этнологами, фольклористами и историками ландшафты древности воссоздаются на основании реанимированных в ходе научных изысканий или сохранных в народной памяти образов и символов. На основании полученных и введенных в научный оборот даны, сегодня мы можем заключить, что, изначальным импульсом семиотизации пространства были системы традиционных мировоззрений, которые имеют разные формы выражения в различных культурах. Одной объединяющей чертой разных мировоззренческих систем была тенденция превращения среды в знаковую систему, где в роли знаков выступали географические объекты или элементы культурного ландшафта, а в роли означаемого – архетипы, трансцендентные понятия и категории и соответствующие символы, создает религиозно-мифологическую, или сакральную, географию. В результате складывается символическое понимание пространства, где ландшафт становится моделью вселенной, отражающей традиционное миросозерцание и различными своими частями выражающей на плоскости картину мироздания.

Елена Окладникова, Сакральный ландшафт, 2014

Следует отметить, что познание «обязанности» как объективного явления социальной действительности лежит в плоскости эмпирического восприятия данного явления, что позволяет перейти от эмпирического уровня познания (на уровне описания и классификации) к теоретическому обобщению изучаемого явления и формированию категориальной составляющей знания об «обязанности». Данный подход известен в классической науке как диалектическая (линейная) методология познания процессов и явлений действительности. На чем он основан? Философская наука отмечает, что указанный путь познания действительности формируется на основе принципов, методов и уровней познания исследуемого явления. Подобный подход к исследованию социальных явлений совершенно недостаточен и опасен своей линейностью и однозначностью. В связи с этим могут показаться обоснованными высказывания современных ученых, утверждающих, что диалектический метод познания действительности изжил себя и нужна новая методологическая база для дальнейшего исследования социально-правовых явлений.[9] Представляется, что хоронить теорию познания, основанную на диалектических методах исследования, рано. Наоборот, диалектический метод в системе методов познания и в настоящее время является синтезирующим методологическим началом, лежащим в основе иных методов, которые используются при исследовании государственно-правовых явлений. Существующее многообразие мировоззренческих подходов к познанию права позволяет углубить имеющиеся знания о данном социальном явлении, но исчерпать диалектическую методологию познания действительности невозможно. «Методологические проблемы юридической науки в современный период являются делом самой юриспруденции и не могут решаться путем простого переноса исследовательских средств из философии, метатеорий и других наук».[10] Современное развитие философской науки дает новые знания, позволяющие развивать сформированные ранее методологические установки. «Любое новое научное знание может быть получено только в том случае, если исследователь изучил все, что было сделано его предшественниками».[11]

А. Н. Жеребцов, Общая теория публично-правовой обязанности, 2013

Арнхейм полагает, что различные системы перспективы не противоречат друг другу и тем более не могут рассматриваться как «правильные» и «неправильные». Целостность представляется художнику по-разному, в зависимости от того, какие элементы он собирается объединить в общий контекст. Ортогональная проекция похожа на музыкальный аккорд, а линейная перспектива – на полифоническую музыку с чередующимися мелодическими линиями. Арнхейм объясняет тяготение изобразительного искусства XX века к ортогональной проекции стремлением художников XX века к «субстанциальной» цельности, исключающей множественность точек зрения, субъективность. Сходные идеи высказывает Б. Раушенбах: различие перспективных систем является следствием различия задач, которые ставили перед собой художники. При проекции предмета на плоскость древнеегипетский художник, например, вовсе не ставил себе целью передать субъективное восприятие предмета. Речь идет об изображении объективного пространства, одинакового для любой точки зрения. Для изображения ближайшего окружения в античном и средневековом китайском искусстве широко применялась аксонометрия. Линейная перспектива Возрождения оказалась необходимой только тогда, когда возникла задача передать протяженное от ближнего к дальнему пространство, бесконечность.

Е. А. Кондратьев, Художественная деталь и целое: структурные и исторические вариации, 2010

Подытожив вышеизложенное, можно констатировать, что в современной отечественной юридической науке прослеживается общая тенденция к построению теоретических типологий правопонимания. При этом авторы различных подходов стремятся не просто выявить отдельные типы правопонимания в их многообразии, но и построить их систему в соответствии с классификационными критериями, свойственными или, по крайней мере, наиболее близкими их научной концепции. Выделение этих критериев, на наш взгляд, с необходимостью ведет от монообраза к выводу о многогранности права, к осознанию того, что право – это сложный социальный феномен, который может проявляться по-разному. Таким образом, приверженцы различных научных концепций разными путями приходят к общей идее о необходимости некоего интегрального правопонимания. Но здесь возникает комплекс вопросов, связанных как раз с различными подходами к принципам интеграции, с разным пониманием закономерностей, взаимосвязей, позволяющих говорить о единой системе. Проблема правопонимания постепенно переходит в эту новую плоскость, где основным становится вопрос о философском основании, позволяющем рассматривать право и в его различных проявлениях и в его единстве одновременно.[160]

П. А. Оль, Правопонимание: от плюрализма к двуединству, 2005

Все эти черты составляют характерные признаки российского традиционалистского социально-политического мышления и бытия. С некоторыми отличиями настоящие симптомы могут быть обнаружены и в современной России, что подтверждает острую необходимость критического переосмысления ее истории с целью сохранения богатейшего духовно-культурного наследия. Задача эта лежит в плоскости преодоления архаизирующей парадигмы – в выстраивании перспективы творческого освоения духовно-социального опыта. Модернизационный вектор в этом контексте становится уместным в случае сохранения христианской основы российского культурно-цивилизационного типа на уровне базовых метафизических ценностей, интеллектуально-философских практик наряду с правовой рационализацией социальной жизни.

О. А. Жукова, Избранные работы по философии культуры, 2014

Возникает также вопрос, означает ли постановка проблемы ценности и рассуждение на эту тему собственно разработку теории ценности, аксиологии? Сами религиозные философы, например Н. О. Лосский (создавший и общую теорию ценности, и эстетическую теорию красоты как ценности) отвечали на этот вопрос однозначно: «Лосский разрабатывает проблемы эстетики в той же самой плоскости, как и проблемы аксиологии и этики, т. е. исходя из концепции Царства Божиего»[30]. Н. О. Лосский обозначает этот раздел своего учения термином «онтологическая теория ценностей»[31](как и в случае с теорией познания, которую С. Л. Франк обозначил термином «онтологическая теория познания»). Таким образом, и гносеология, и аксиология в русской религиозной философии имеют онтологическую основу – и в этом специфика русского стиля философствования.

В. Г. Лукьянов, Русская религиозная аксиология, 2015

Центральным понятием для анализа языка искусства становится для Бахтина текст как «связный знаковый комплекс» художественного произведения, «первичная данность» для системного изучения художественной культуры. Бахтин выделяет письменный и устный, а также «подразумеваемый» текст. Каждый текст художественного произведения имеет «субъекта», автора и «истолкователя». Сам текст включает в себя замысел и его осуществление. Как правило, замысел разнится от его воспроизведения. Бахтин считает, что при анализе художественного произведения расхождения, динамические взаимоотношения замысла и его претворения, их борьба могут помочь проникновению в суть художественного произведения. Истолкование же текста может иметь разные формы: 1) примера, 2) воображаемого текста, 3) конструируемого текста. Таким образом, любое художественное произведение всегда содержит в себе потенциальный диалог с воспринимающим, на которого оно рассчитано. При этом автор, его образы и персонажи также включают в себя диалогичность, так что текст изначально, на авторском уровне, двуедин, имея разные смысловые плоскости, на которые накладывается диалогичность (истолкование) художественного текста. Любой текст представляет собой «субъективное отражение объективного мира». Таким образом, интерпретируя текст, мы погружаемся в выражение «что-то отражающего сознания», когда наше познание текста становится «отражением отражения».

С. Т. Махлина, Лекции по семиотике культуры и лингвистике, 2010

Абстрактные объекты (материальная точка, твердое тело, плоскость, маятник, световой луч и др.) репрезентируют реальные объекты или их свойства и отношения между ними «в общем виде», «совокупно», а их свойства доведены до крайнего выражения (напр., «материальная точка» выступает представителем определенной черты эмпирических объектов «иметь массу», но безотносительно к размерам тел). Т.е. абстрактные объекты существуют не реально, а абстрактно, в чистом виде. Нигде не существует «тело вообще», «масса вообще» или «материальная точка» и т.п. Абстрактные объекты, таким образом, являются идеализациями, идеализированными объектами, а потому они по своей природе универсальны. Отсюда следует важный вывод: универсальность идеальных конструктов сообщает знаниям о них всеобщность и универсальность. Но у абстрактных объектов нет непосредственных референтов, непосредственных коррелятов в действительности, они не являются «прямым» знанием о реальных объектах (ньютоновская физика, например, изучает не движение реальных тел, а движение конечного числа материальных точек, удовлетворяющих законам классической механики и описываемых системой дифференциальных уравнений). Абстрактные объекты могут выступать и восприниматься как репрезентация реальных объектов, как отображение реального мира, если им удастся приписать эмпирическое значение, т.е. установить мост между теорией и эмпирией.

Я. С. Полякова, Общие проблемы философии науки, 2011

2. Более того, налицо полное совпадение предмета и проблематики. Девять десятых положений материалистического понимания истории по характеру обсуждаемых проблем странным образом совпадает с содержанием социологий Спенсера, Дюркгейма, Зиммеля, Зомбарта, Вебера, Сорокина, Парсонса и т. д. Разумно в этой ситуации рассматривать эти проблемы в традиционной плоскости социологии, то есть так, как это принято в мировой науке, а не выстраивать новую параллельную дисциплину, занимающуюся тем же самым.

Д. Е. Краснянский, Комментарии к материалистическому пониманию истории, 2009

Трудности возникают, к примеру, при обосновании суждения о том, что метод интерпретации и герменевтический подход надо относить исключительно к социокультурной реальности, игнорируя реальность экзистенциальную. Понимание человеком экзистенциальных событий и ситуаций, разумеется, тоже основано на их интерпретации. Правда, в этой плоскости человеческого бытия интерпретация нередко труднее поддается рефлексивному осознанию и осмыслению. Однако трудность различения реальностей не означает, что это различение нельзя и не нужно осуществлять. Напротив, на первых ступенях психологического анализа сложных проблем мира человека всегда необходима аналитическая ясность, хотя она и чревата упрощением предмета исследования. Это в полной мере касается соотношения реальностей, их понимания учеными, а также соотношения типов привлекаемых для этого знаний.

Коллектив авторов, Принцип развития в современной психологии, 2016

Трудности возникают, к примеру, при обосновании суждения о том, что метод интерпретации и герменевтический подход надо относить исключительно к социокультурной реальности, игнорируя реальность экзистенциальную. Понимание человеком экзистенциальных событий и ситуаций, разумеется, тоже основано на их интерпретации. Правда, в этой плоскости человеческого бытия интерпретация нередко труднее поддается рефлексивному осознанию и осмыслению. Однако трудность различения реальностей не означает, что его нельзя и не нужно осуществлять. Напротив, на первых ступенях психологического анализа сложных проблем мира человека всегда необходима аналитическая ясность, хотя она и чревата упрощением предмета исследования. Это в полной мере касается соотношения реальностей, их понимания учеными, а также соотношения типов привлекаемых для этого знаний.

В. В. Знаков, Психология понимания мира человека, 2016

В-третьих, в порядке критики предшественников гомогенизация психики и сведение всех сложных качественных способностей к общей плоскости «представлений» позволяет Гербарту отказаться от традиционных ценностных иерархий, увязанных с различными способностями, которые на свой манер были воспроизведены также и в немецкой классической философии. В частности, отсюда для Гербарта следует, что «Самое большее зло настолько же мало является чувственным, насколько мало и чувственность является проникнутой злом»[53].

Иоганн Фридрих Гербарт, Психология, -1

В плоскости же языковой объективирующей семантики не только бинарная, но максимально полярная контрастность подчеркивается и используется Ивановым. И не просто используется, а лелеется – как то свойство языка, которое является необходимым и в определенном смысле единственным средством для осуществления искомой им способности выразить через язык факт тождественности в области символических референтов того, что в языковой феноменальности представлено не просто как раздельное, но как контрастно, антиномически раздельное. Итак, обоснование возможности тех конкретных языковых «механизмов», которые способны осуществлять особую символическую референцию к онтологически неконтрастному, кроется, по Иванову, тем не менее как раз в области семантической контрастности.

Людмила Гоготишвили, Непрямое говорение, 2006

Как цельная форма мысли понятие представляет собой закономерное единство двух составляющих его элементов: объема и содержания. Объем – структурный элемент понятия, отражающий собой совокупность предметов, обладающих одинаковыми существенными и отличительными признаками. Так, объем понятия «стол» отражает собой всю совокупность столов на нашей планете, все их множество, весь их класс. Объем понятия «человек» – пятимиллиардное население планеты. Содержание – элемент структуры понятия, отражающий собой совокупность существенных и отличительных признаков, присущих предмету, явлению (классу предметов, множеству явлений, процессов и пр.). Содержание понятия «стол», например, будет представлять собой совокупность таких существенно-отличительных признаков данного предмета, как искусственность его происхождения, гладкость и твердость плоскости, вознесенной над поверхностью земли (пола), жесткость точки (точек) опоры и пр., и предназначенность для различных видов ручной деятельности человека. Перечисляя признаки, входящие в содержание понятия "стол", – предмет всем хорошо известный, – мы не застрахованы от замечаний специалистов в этой предметной области.

С. Ю. Махов, Аналитика безопасности, 2013

Второй раскол в социологии проходит по линии «реализм – номинализм». Возник он не постепенно, по мере накопления знаний и перехода от одних задач к другим, а ab ovo – изначально, в силу преемственной связи с философией. Неслучайно еще Г. Спенсер говорил о «переносе спора между номинализмом и реализмом в другую – социальную – область»[127]. Действительно, острый средневековый диспут об онтологическом статусе универсалий, в центре которого была категория материи как субстанции, с зарождением социологии сместился в плоскость категоризации термина «общество» и выяснения единства «индивид – общество». «Что такое общество?» – так назвал первую главу «Оснований социологии» Спенсер; «Как возможно общество?» – вопрошал Г. Зиммель. Нет сомнения, что это центральные вопросы теоретической социологии, и каждый социолог ищет на них свой ответ или солидаризируется с предшественниками. Социологический реализм признает самостоятельное существование общества, номинализм понимает его как продукт взаимодействия индивидов. Типичный аргумент номиналистов сводится к утверждению, что если бы не было людей, то не было бы и общества. Реалисты парируют тем, что человек есть общественное существо per se (само по себе), а значит, не будь общества, не было бы и людей, ибо «феральные люди» (от лат. fere – как бы, наподобие), по классификации Линнея (дети-Маугли), не могут ни гоминизироваться, ни социализироваться. Как отмечалось выше, гносеологический источник разногласий связан с решением вопроса о соотношении общего и единичного.

С. А. Шавель, Общественная миссия социологии, 2010

КУБИЗМ (фр. cubisme, от cube – куб) – направление в искусстве, зародившееся во Франции в 1907 г. и существовавшее до начала 1920-х годов. Наивысшего расцвета достигло в 1911–1918 гг. Для произведений кубистов характерно «разложение» фигур и предметов на составляющие их плоскости, уподобление форм видимого мира элементарным геометрическим телам (кубам, конусам, шарам и т. д.), преобладание прямых линий, острых граней. Кубизм, опираясь на завоевания постимпрессионистов, провозгласил принцип отказа от жизнеподобия. Образы выстраивались из отдельных, вырванных из естественного контекста элементов реальности. Объект изображался одновременно с многих точек.

В. Н. Никитин, Арт-терапия. Учебное пособие, 2014

В 1980-е годы психологи перешли от анализа отражательно-познавательной функции знаний о другом человеке к исследованию межличностного познания в плоскости взаимного воздействия людей друг на друга. Анализ экспериментальных данных А.А. Бодалев и другие ученые осуществляли, опираясь на теорию формирования человека как субъекта труда, познания и общения, основы которой были заложены Б.Г. Ананьевым. Как известно, стержневой мыслью Ананьева, проходящей через все его работы о педагогических приложениях психологии (в которых и намечены контуры этой теории), была идея активности школьника в процессе обучения и, как следствие, неоднозначности определения учителя и ученика. Он писал: «Противоречивая связь в процессе воспитания объекта и субъекта, отнюдь не совпадающая с однозначным делением на воспитателя и воспитанника, видоизменяется в зависимости от того, как происходит формирование человека в трех основных видах деятельности: труде, общении и познании» (Ананьев, 1980, с. 18).

В. В. Знаков, Психология понимания. Проблемы и перспективы, 2005

В современных условиях речь должна идти о философии и комплексе социально-гуманитарных наук, связанных со всеми тремя сторонами природы человека – биологической, психической и социальной, в том числе информационно-психологические и социально-технологические разработки для управления человеком и человеческими сообществами. Научная деятельность в этих сферах переводит (должна переводить) в инструментально-практическую плоскость метафизические решения, не просто проявляя их, но организуя человеческую деятельность на их основе с помощью осмысленных (понятых) и обоснованных социально-гуманитарными науками, сверенных с этическими и правовыми нормами средств и выработанных философией и наукой способов практического организационно-управленческого действия.

Александр Селиванов, Развитие объектов. Наука управления будущим, 2016

В принципе, феноменальное информационное пространство невозможно вне его физического воплощения. Реальная человеческая жизнь – это пространство феноменальной (субъективно переживаемой) информации, возникающей и функционирующей в плоскости активизации вышеназванной объективной и субъективной информационной онтологии человека (внутреннее физически воплощенное информационное пространство человека) при его взаимодействии с внешним миром (внешним физически воплощенным информационным пространством). При этом следует различать субъективную информационную онтологию (эго-информационная система человека) как выкристаллизованный и зафиксированный в человеческой памяти опыт (знания) и субъективно переживаемую информацию как акт актуального (здесь и сейчас) декодирования внешних «блоков» информации в системе ментальных смыслов, продуцируемых объективной и субъективной информационной онтологией человека. Акты декодирования вполне могут быть объяснены используемыми Д. И. Дубровским понятиями «естественных» и «чуждых» кодов. Под «естественным» кодом понимается субъективная информационная онтология человека, его сформировавшийся и устоявшийся субъективный опыт, которому (чего не делает Дубровский) придается статус атрибутивной информации, способной в необходимых случаях выполнять и различные регулятивные функции, включая функцию декодирования. Собственно, в этом и заключается единство атрибутивного и функционального аспектов информации, необходимое на уровне сложных самоорганизующихся систем.

А. А. Лазаревич, Становление информационного общества. Коммуникационно-эпистемологические и культурно-цивилизованные основания, 2015

Фрейдовский психоанализ был, в известной степени, попыткой синтезирования двух плоскостей исследования человеческой природы: не ограничиваясь исследованием природных элементов человеческого существа, он направлен и на раскрытие психических влечений человека, его внутреннего мира.

Я. С. Яскевич, Философия и методология науки. Вопросы и ответы. Полный курс подготовки к кандидатскому экзамену, 2007

Архитектура конкретного человека, как субъективный инструмент познания, фиксируется на одном из собственных ключевых качеств, и на основании его включается в ту или иную модель мира. Такая модель мира является целостной и автоматически вытесняет из субъективного восприятия остальные модели. Для личности остальные модели мира лишены пользы и их любые проявления воспринимаются в конкретной субъективной плоскости.

Константин Добрев, ТАРО Иерофанта. Архитектура человека по системе ТАРО, 2016

1. Изменено представление о пространственных свойствах и отношениях окружающего мира как объекта зрительного восприятия. Согласно Дж. Гибсону, человек и другие живые существа отражают в зрительном процессе не те пространственные свойства и отношения, которые нам известны из геометрии и физики (величина, удаленность, прямая, углы, плоскость и т. п.), а те свойства и отношения, которые обеспечивают возможность осуществления жизненно необходимых функций, отвечающих природе данного живого существа.

В. И. Панов, Экопсихология. Парадигмальный поиск, 2014

Орнамент как неотъемлемая часть искусства выражает в художественных образах национальное мировоззрение. Этот особый вид композиционной графической и пластической формы представляет собой сложную художественную структуру. Ее содержание определено особенностями взаимосвязи с материальным носителем. Цвет, фактура, текстура, ритмические закономерности, учет края изделия, понимание активной роли конструктивного напряжения, закрепление угла – это общие причины художественно-организационных свойств орнаментальной структуры на плоскости и в объеме. В то же время отдельными средствами орнаментальной формы являются то, что Вельфлин называл оптическими эффектами, а Арнхейм определял особенностями визуального восприятия. Графическая экспрессия или сглаженность орнаментальных линий, упругость и подвижность, контраст или тонкое нюансное колебание, их гибкость и ломанность, как пределы условностей орнаментальных эффектов, переданных в плоскостной или объемной композиции, не ограничивают пределы формы орнаментов. Выразительность и красота реалистически выполненных мотивов цветка, изгиб стебля, прожилки и контуры листьев – все при умелом использовании может быть декоративным материалом в прикладном искусстве. Иногда в орнамент включаются сюжетные и пейзажные мотивы, тогда появляются особые эффекты, оттеняющие стилизованную и прихотливую красоту орнамента. Легкое ажурное парение, почти лишающее материальную вещь ее плотности в кружеве, литая чугунная ограда, с упругими и прочными мотивами, каменные бордюры в порталах храмов, подобные небесному своду, цветоносные витражи, расцвечивающие потоками света храмовое пространство, – все характеризует орнамент, известный тысячи лет. Наделяющий некогда изображения сакральными и коммуникативными функциями, служащий выражению образно-идейного содержания, сегодня орнамент осознается как художественно-вещественная данность, как игра декоративных смыслов, меняющаяся от столетия к столетию, и, по-прежнему, сохраняющая тайну своего притяжения.

В. Б. Кошаев, Декоративно-прикладное искусство. Понятия. Этапы развития. Учебное пособие для вузов, 2014

Выявление нормативной роли культуры дает основание сформулировать вторую важнейшую проблему (задачу) культурологии: связь фундаментальных исследований с практикой эмпирического анализа, для чего требуется разработка и внедрение механизма перевода фундаментальных знаний в практическую плоскость. Иными словами, проблема состоит в выработке системы конкретных показателей (измерений культуры), проистекающей из базовой характеристики феномена. Такая система показателей позволяет адекватно отслеживать социокультурные тенденции, давать им адекватную же оценку и, соответственно, обосновывать рекомендации для органов социального управления, а также осуществлять экспертизу управленческих решений.

Л. М. Мосолова, Культурология и глобальные вызовы современности, 2010

Дискуссия о роли материальных объектов в конституировании социальной реальности стимулируется развитием дисциплины «Наука, Техника и Общество» („Science, Technology and Society“, STS).[25] Именно в ней проблема «материального в социальном» и «социального в материальном» была переведена в плоскость эмпирических исследований. Бурное развитие STS, ставшее запоздалым ответом социологии на научно-техническую революцию, вернуло в социологическое теоретизирование не только интерес к материальным объектам, но и проблему преодоления дуализма – на этот раз дуализма «техники и общества».

Коллектив авторов, Социология вещей (сборник статей), -1

Мотив стены – или ее вариантов в виде препятствий и плоскостей, дробящих обитаемое пространство, – вполне характерен для представлений, признаваемых психоаналитическими методиками в качестве признаков невротических отклонений психики. З. Фрейд фиксировал у своих пациентов и у себя самого сновидения, где возникали то «какие-то странные ограды или заборы, сплетенные из сучьев в виде небольших квадратов», то «маленький деревянный дом, у которого вместо задней стены было большое окно», что психиатр толковал как символ гроба, могилы [9, с. 147, 183]. Болезненность психического состояния человека, находящегося в оппозиции к миру или к себе самому, воплощается в образе стены.

Т. С. Злотникова, Философия творческой личности, 2017

Для древнеегипетской культуры в переживании пространства было присуще тяготение к изображению плоскостей, а доминирующей была горизонталь. Классическая античность предпочитала уравновешенность горизонтальных и вертикальных направлений, ей была свойственна объемность, телесность, вещность. Скульптурность, а не плоскостность – характерная черта античного восприятия пространства.

Коллектив авторов, Культурология. Учебник для военных вузов, 2017

Историки и теоретики искусства, со своей стороны, «уходят в оборону». Научная или критическая статья может пролежать в издательстве в лучшем случае от трех до шести месяцев. За это время актуальность информационной составляющей может упасть до нуля. Интернет способен ликвидировать этот разрыв, но в отсутствие профессионального критика его место занимает блогер. Он пишет, его сразу же читают, ему отвечают – контакт восстановлен, но в иной, внехудожественной плоскости. Помимо замкнутого общения заинтересованных лиц в Интернете и на презентациях значительная часть людей оказывается отторгнутой от подлинно профессиональной дискуссии.

В. Г. Власов, Теория формообразования в изобразительном искусстве, 2017