Неточные совпадения
Аленка
словно обеспамятела. Она металась и, как
бы уверенная в неизбежном исходе своего дела, только повторяла:"Тошно мне! ох, батюшки, тошно мне!"
— Казар-р-мы! — в свою очередь,
словно эхо, вторил угрюмый прохвост и произносил при этом такую несосветимую клятву, что начальство чувствовало себя как
бы опаленным каким-то таинственным огнем…
Конечно, бригадиру следовало
бы на сей раз посовеститься; но его
словно бес обуял.
Но как ни казались блестящими приобретенные Бородавкиным результаты, в существе они были далеко не благотворны. Строптивость была истреблена — это правда, но в то же время было истреблено и довольство. Жители понурили головы и как
бы захирели; нехотя они работали на полях, нехотя возвращались домой, нехотя садились за скудную трапезу и слонялись из угла в угол,
словно все опостылело им.
— Ах, стыд-то какой теперь завелся на свете, господи! Этакая немудреная, и уж пьяная! Обманули, это как есть! Вон и платьице ихнее разорвано… Ах, как разврат-то ноне пошел!.. А пожалуй что из благородных будет, из бедных каких… Ноне много таких пошло. По виду-то как
бы из нежных,
словно ведь барышня, — и он опять нагнулся над ней.
Катерина. Давно люблю.
Словно на грех ты к нам приехал. Как увидела тебя, так уж не своя стала. С первого же раза, кажется, кабы ты поманил меня, я
бы и пошла за тобой; иди ты хоть на край света, я
бы все шла за тобой и не оглянулась
бы.
Она побледнела,
словно ее что в сердце кольнуло, да так кольнуло, что она удивилась и долго потом размышляла о том, что
бы это значило.
— Чего пускать! — вмешался Захар. — Придет,
словно в свой дом или в трактир. Рубашку и жилет барские взял, да и поминай как звали! Давеча за фраком пожаловал: «дай надеть!» Хоть
бы вы, батюшка Андрей Иваныч, уняли его…
— Тебя
бы, может, ухватил и его барин, — отвечал ему кучер, указывая на Захара, — вишь, у те войлок какой на голове! А за что он ухватит Захара-то Трофимыча? Голова-то
словно тыква… Разве вот за эти две бороды-то, что на скулах-то, поймает: ну, там есть за что!..
— Вот, вот этак же, ни дать ни взять, бывало, мой прежний барин, — начал опять тот же лакей, что все перебивал Захара, — ты, бывало, думаешь, как
бы повеселиться, а он вдруг,
словно угадает, что ты думал, идет мимо, да и ухватит вот этак, вот как Матвей Мосеич Андрюшку. А это что, коли только ругается! Велика важность: «лысым чертом» выругает!
— Вы — распрекрасная девица, Наталья Фаддеевна, — сказал Егорка нежно, —
словно — барышня! Я
бы — не то что в щелку дал вам посмотреть, руку и сердце предложил
бы — только… рожу
бы вам другую!..
Ну, а деткам что: было
бы солнышко, радуются, гибели не чувствуют,
словно птички, голосочки их что колокольчики.
— Только ты мать не буди, — прибавил он, как
бы вдруг что-то припомнив. — Она тут всю ночь подле суетилась, да неслышно так,
словно муха; а теперь, я знаю, прилегла. Ох, худо больному старцу, — вздохнул он, — за что, кажись, только душа зацепилась, а все держится, а все свету рада; и кажись, если б всю-то жизнь опять сызнова начинать, и того
бы, пожалуй, не убоялась душа; хотя, может, и греховна такая мысль.
А был тот учитель Петр Степанович, царство ему небесное, как
бы словно юродивый; пил уж оченно, так даже, что и слишком, и по тому самому его давно уже от всякого места отставили и жил по городу все одно что милостыней, а ума был великого и в науках тверд.
Стали встречаться села с большими запасами хлеба, сена, лошади, рогатый скот, домашняя птица. Дорога все — Лена, чудесная, проторенная частой ездой между Иркутском, селами и приисками. «А что, смирны ли у вас лошади?» — спросишь на станции. «Чего не смирны?
словно овцы: видите, запряжены, никто их не держит, а стоят». — «Как же так? а мне надо
бы лошадей побойчее», — говорил я, сбивая их. «Лошадей тебе побойчее?» — «Ну да». — «Да эти-то ведь настоящие черти: их и не удержишь ничем». И оно действительно так.
Но была ли это вполне тогдашняя беседа, или он присовокупил к ней в записке своей и из прежних бесед с учителем своим, этого уже я не могу решить, к тому же вся речь старца в записке этой ведется как
бы беспрерывно,
словно как
бы он излагал жизнь свою в виде повести, обращаясь к друзьям своим, тогда как, без сомнения, по последовавшим рассказам, на деле происходило несколько иначе, ибо велась беседа в тот вечер общая, и хотя гости хозяина своего мало перебивали, но все же говорили и от себя, вмешиваясь в разговор, может быть, даже и от себя поведали и рассказали что-либо, к тому же и беспрерывности такой в повествовании сем быть не могло, ибо старец иногда задыхался, терял голос и даже ложился отдохнуть на постель свою, хотя и не засыпал, а гости не покидали мест своих.
Он смотрел на них, и как
бы новая какая идея осенила его, так что о главном он
словно забыл на минуту.
Следующий день был последним днем июля. Когда занялась заря, стало видно, что погода будет хорошая. В горах еще кое-где клочьями держался туман. Он
словно чувствовал, что доживает последние часы, и прятался в глубокие распадки. Природа ликовала: все живое приветствовало всесильное солнце, как
бы сознавая, что только одно оно может прекратить ненастье.
У него много здравого смысла; ему хорошо знаком и помещичий быт, и крестьянский, и мещанский; в трудных случаях он мог
бы подать неглупый совет, но, как человек осторожный и эгоист, предпочитает оставаться в стороне и разве только отдаленными,
словно без всякого намерения произнесенными намеками наводит своих посетителей — и то любимых им посетителей — на путь истины.
(Я сам не раз встречал эту Акулину. Покрытая лохмотьями, страшно худая, с черным, как уголь, лицом, помутившимся взором и вечно оскаленными зубами, топчется она по целым часам на одном месте, где-нибудь на дороге, крепко прижав костлявые руки к груди и медленно переваливаясь с ноги на ногу,
словно дикий зверь в клетке. Она ничего не понимает, что
бы ей ни говорили, и только изредка судорожно хохочет.)
Не знаю, чем
бы разрешилось всеобщее томленье, если б Яков вдруг не кончил на высоком, необыкновенно тонком звуке —
словно голос у него оборвался.
— Этого, барин, тоже никак нельзя сказать: не растолкуешь. Да и забывается оно потом. Придет,
словно как тучка прольется, свежо так, хорошо станет, а что такое было — не поймешь! Только думается мне: будь около меня люди — ничего
бы этого не было и ничего
бы я не чувствовала, окромя своего несчастья.
Она перед тем просидела дня три в уголку, скорчившись и прижавшись к стенке, как раненая лисица, — и хоть
бы слово кому промолвила, все только глазами поводила, да задумывалась, да подрыгивала бровями, да слегка зубы скалила, да руками перебирала,
словно куталась.
— Тс… тс… — прошептал он и,
словно извиняясь и кланяясь в направлении кантагрюхинского голоса, почтительно промолвил: — Слушаю-с, слушаю-с, извините-с… Ему позволительно спать, ему следует спать, — продолжал он снова шепотом, — ему должно набраться новых сил, ну хоть
бы для того, чтоб с тем же удовольствием покушать завтра. Мы не имеем права его беспокоить. Притом же я, кажется, вам все сказал, что хотел; вероятно, и вам хочется спать. Желаю вам доброй ночи.
Если
бы в это время был посторонний наблюдатель, то он увидел
бы, как два человека схватили друг друга в объятия,
словно хотели бороться.
Спускаться по таким оврагам очень тяжело. В особенности трудно пришлось лошадям. Если графически изобразить наш спуск с Сихотэ-Алиня, то он представился
бы в виде мелкой извилистой линии по направлению к востоку. Этот спуск продолжался 2 часа. По дну лощины протекал ручей. Среди зарослей его почти не было видно. С веселым шумом бежала вода вниз по долине,
словно радуясь тому, что наконец-то она вырвалась из-под земли на свободу. Ниже течение ручья становилось спокойнее.
Помнится, нам встретилась многочисленная семья белокурых и чопорных англичан; все они,
словно по команде, с холодным изумлением проводили Асю своими стеклянными глазами, а она, как
бы им назло, громко запела.
Самые невинные корнеты — и те как-то загадочно косили глазами на красавиц-невест,
словно говорили: хорошо-то
бы хорошо, да не так, а вот этак.
Наступила ростепель. Весна была ранняя, а Святая — поздняя, в половине апреля. Солнце грело по-весеннему; на дорогах появились лужи; вершины пригорков стали обнажаться; наконец прилетели скворцы и населили на конном дворе все скворешницы. И в доме сделалось светлее и веселее,
словно и в законопаченные кругом комнаты заглянула весна. Так
бы, кажется, и улетел далеко-далеко на волю!
Сидит он, скорчившись, на верстаке, а в голове у него
словно молоты стучат. Опохмелиться
бы надобно, да не на что. Вспоминает Сережка, что давеча у хозяина в комнате (через сени) на киоте он медную гривну видел, встает с верстака и, благо хозяина дома нет, исчезает из мастерской. Но главный подмастерье пристально следит за ним, и в то мгновенье, как он притворяет дверь в хозяйскую комнату, вцепляется ему в волоса.
Казалось
бы, недавняя встреча должна была предостеречь матушку насчет будущих стычек с Ванькой-Каином, но постоянно удачная крепостная практика до такой степени приучила ее к беспрекословному повиновению, что она и на этот раз,
словно застигнутая врасплох, стояла перед строптивым рабом с широко раскрытыми глазами, безмолвная и пораженная.
Это был кроткий молодой человек, бледный, худой, почти ребенок. Покорно переносил он иго болезненного существования и покорно же угас на руках жены, на которую смотрел не столько глазами мужа, сколько глазами облагодетельствованного человека. Считая себя как
бы виновником предстоящего ей одиночества, он грустно вперял в нее свои взоры,
словно просил прощения, что встреча с ним не дала ей никаких радостей, а только внесла бесплодную тревогу в ее существование.
— Ишь, олух, бродит!
словно во сне веревки вьет! Кажется, так
бы взяла да щеткой тебя, да щеткой…
Козаки наши ехали
бы, может, и далее, если
бы не обволокло всего неба ночью,
словно черным рядном, и в поле не стало так же темно, как под овчинным тулупом.
Мальчишки бежали за ним, лукая камнями в сутулую спину. Он долго как
бы не замечал их и не чувствовал боли ударов, но вот остановился, вскинул голову в мохнатой шапке, поправил шапку судорожным движением руки и оглядывается,
словно только что проснулся.
Читает «Верую», отчеканивая слова; правая нога его вздрагивает,
словно бесшумно притопывая в такт молитве; весь он напряженно тянется к образам, растет и как
бы становится всё тоньше, суше, чистенький такой, аккуратный и требующий...
Подлесок состоял из редких кустарников, главным образом из шиповника, березы Миддендорфа и сорбарии. Кое-где виднелись пионы и большие заросли грубых осок и папоротников. Почти все деревья имели коренастую и приземистую форму. Обнаженные корни их,
словно гигантские лапы каких-то чудовищ, скрывающихся в земле, переплетались между собою как
бы для того, чтобы крепче держаться за камни.
Настасья Филипповна была тоже очень поражена и поступком Гани, и ответом князя. Обыкновенно бледное и задумчивое лицо ее, так всё время не гармонировавшее с давешним как
бы напускным ее смехом, было очевидно взволновано теперь новым чувством; и, однако, все-таки ей как будто не хотелось его выказывать, и насмешка
словно усиливалась остаться в лице ее.
Паншин помолчал. С чего
бы ни начинал он разговор, он обыкновенно кончал тем, что говорил о самом себе, и это выходило у него как-то мило и мягко, задушевно,
словно невольно.
— Да, он ручки у тебя все лижет. По-французски не говорит, — эка беда! Я сама не сильна во французском «диалехте». Лучше
бы он ни по-каковски не говорил: не лгал
бы. Да вот он, кстати, легок на помине, — прибавила Марфа Тимофеевна, глянув на улицу. — Вон он шагает, твой приятный человек. Экой длинный,
словно аист!
Кого
бы вы ни спросили о Помаде, какой он человек? — стар и мал ответит только: «так, из поляков», и
словно в этом «из поляков» высказывалось категорическое обвинение Помады в таком проступке, после которого о нем уж и говорить не стоило.
Казначей-то уж очень и не разыскивал: посмотрел мне только в лицо и
словно пронзил меня своим взглядом; лучше
бы, кажись, убил меня на месте; сам уж не помню я, как дождался вечера и пошел к целовальнику за расчетом, и не то что мне самому больно хотелось выпить, да этот мужичонко все приставал: «Поднеси да поднеси винца, а не то скажу — куда ты мешок-то девал!».
И вдруг ему начинало представляться, что оно у него как
бы внизу, — самые деревья как будто
бы растут вниз, и вершины их
словно купаются в воздухе, — и он лежит на земле потому только, что к ней чем-то прикреплен; но уничтожься эта связь — и он упадет туда, вниз, в небо.
— Здесь в один вечер тысячи летят, — продолжал, как
бы угадывая мою мысль, Зачатиевский, — а старому приятелю, можно сказать, слуге — грибков да маслица-с. А беготни сколько! с утра до вечера
словно в котле кипишь! Поверите ли, даже службой неглижировать стал.
Мы мчались на всех парах по направлению из Кенигсберга в Вержболово. Вот Вёлау, вот Инстербург, вот Гумбинен… скоро, теперь скоро! Сердце робело, как
бы припоминая старую привычку болеть; саднящая тревога распространялась по всему организму; глаза закрывались,
словно боясь встретиться с неожиданностью.
— Вот видите: и сейчас оне это слово «так» сказали, — хихикнул он,
словно у него брюшко пощекотали, — что же-с! в даме это даже очень приятно, потому дама редко когда в определенном круге мыслей находится. Дама — женщина-с, и им это простительно, и даже в них это нравится-с. Даме мужчина защиту и вспомоществование оказывать должен, а дама с своей стороны… хоть
бы по части общества: гостей занять, удовольствие доставить, потанцевать, спеть, время приятно провести — вот ихнее дело.
Еще на днях один становой-щеголь мне говорил:"По-настоящему, нас не становыми приставами, а начальниками станов называть
бы надо, потому что я, например, за весь свой стан отвечаю: чуть ежели кто ненадежен или в мыслях нетверд — сейчас же к сведению должен дать знать!"Взглянул я на него — во всех статьях куроед! И глаза врозь, и руки растопырил,
словно курицу поймать хочет, и носом воздух нюхает. Только вот мундир — мундир, это точно, что ловко сидит! У прежних куроедов таких мундирчиков не бывало!
Она
словно забыла мое лицо и одно мгновение как
бы колебалась; потом, однако ж, вспомнила и подала мне руку, несколько кисло улыбнувшись.
Он вдруг оборвал,
словно чуя, что незрящий взор отца Арсения покоится на нем. И действительно, взор этот как
бы говорил: «Продолжай! добалтывайся! твои будут речи, мои — перо и бумага». Поэтому очень кстати появился в эту минуту чайный прибор.
А ты вот
словно отребье человеческое, ни об чем другом и помышления не имей, как только об том, как
бы на сапогах дырьев не сделать.