Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат,
не такого рода! со мной
не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я
думаю, еще ни один человек в мире
не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это
не жаркое.
Марья Антоновна. Я
думала,
не здесь ли маменька…
Городничий. Что, Анна Андреевна? а?
Думала ли ты что-нибудь об этом? Экой богатый приз, канальство! Ну, признайся откровенно: тебе и во сне
не виделось — просто из какой-нибудь городничихи и вдруг; фу-ты, канальство! с каким дьяволом породнилась!
Анна Андреевна. Помилуйте, я никак
не смею принять на свой счет… Я
думаю, вам после столицы вояжировка показалась очень неприятною.
Так немножко прошелся,
думал,
не пройдет ли аппетит, — нет, черт возьми,
не проходит.
Я даже
думаю (берет его под руку и отводит в сторону),я даже
думаю,
не было ли на меня какого-нибудь доноса.
Анна Андреевна. Ты, Антоша, всегда готов обещать. Во-первых, тебе
не будет времени
думать об этом. И как можно и с какой стати себя обременять этакими обещаниями?
Добчинский. Я
думаю, чуть ли
не генерал.
Городничий. И
не рад, что напоил. Ну что, если хоть одна половина из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и
не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу: что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь
не прилгнувши
не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше
думаешь… черт его знает,
не знаешь, что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Хлестаков. Ты растолкуй ему сурьезно, что мне нужно есть. Деньги сами собою… Он
думает, что, как ему, мужику, ничего, если
не поесть день, так и другим тоже. Вот новости!
Бобчинский (Добчинскому). Вот это, Петр Иванович, человек-то! Вот оно, что значит человек! В жисть
не был в присутствии такой важной персоны, чуть
не умер со страху. Как вы
думаете, Петр Иванович, кто он такой в рассуждении чина?
И я теперь живу у городничего, жуирую, волочусь напропалую за его женой и дочкой;
не решился только, с которой начать, —
думаю, прежде с матушки, потому что, кажется, готова сейчас на все услуги.
И тут настала каторга
Корёжскому крестьянину —
До нитки разорил!
А драл… как сам Шалашников!
Да тот был прост; накинется
Со всей воинской силою,
Подумаешь: убьет!
А деньги сунь, отвалится,
Ни дать ни взять раздувшийся
В собачьем ухе клещ.
У немца — хватка мертвая:
Пока
не пустит по миру,
Не отойдя сосет!
— А потому терпели мы,
Что мы — богатыри.
В том богатырство русское.
Ты
думаешь, Матренушка,
Мужик —
не богатырь?
И жизнь его
не ратная,
И смерть ему
не писана
В бою — а богатырь!
Цепями руки кручены,
Железом ноги кованы,
Спина… леса дремучие
Прошли по ней — сломалися.
А грудь? Илья-пророк
По ней гремит — катается
На колеснице огненной…
Все терпит богатырь!
Не так ли, благодетели?»
— Так! — отвечали странники,
А про себя
подумали:
«Колом сбивал их, что ли, ты
Молиться в барский дом?..»
«Зато, скажу
не хвастая,
Любил меня мужик!
Пал дуб на море тихое,
И море все заплакало —
Лежит старик без памяти
(
Не встанет, так и
думали!).
Не тем ли
думал взять,
Что борода лопатою?
Ну, мы
не долго
думали,
Шесть тысяч душ, всей вотчиной
Кричим: — Ермилу Гирина!
«Пойдем в село Кузьминское,
Посмотрим праздник-ярмонку!» —
Решили мужики,
А про себя
подумали:
«
Не там ли он скрывается,
Кто счастливо живет...
Сама лисица хитрая,
По любопытству бабьему,
Подкралась к мужикам,
Послушала, послушала
И прочь пошла,
подумавши:
«И черт их
не поймет!»
И вправду: сами спорщики
Едва ли знали, помнили —
О чем они шумят…
«Ты — бунтовщик!» — с хрипотою
Сказал старик; затрясся весь
И полумертвый пал!
«Теперь конец!» —
подумалиГвардейцы черноусые
И барыни красивые;
Ан вышло —
не конец!
У батюшки, у матушки
С Филиппом побывала я,
За дело принялась.
Три года, так считаю я,
Неделя за неделею,
Одним порядком шли,
Что год, то дети: некогда
Ни
думать, ни печалиться,
Дай Бог с работой справиться
Да лоб перекрестить.
Поешь — когда останется
От старших да от деточек,
Уснешь — когда больна…
А на четвертый новое
Подкралось горе лютое —
К кому оно привяжется,
До смерти
не избыть!
Софья.
Подумай же, как несчастно мое состояние! Я
не могла и на это глупое предложение отвечать решительно. Чтоб избавиться от их грубости, чтоб иметь некоторую свободу, принуждена была я скрыть мое чувство.
Стародум. Они жалки, это правда; однако для этого добродетельный человек
не перестает идти своей дорогой.
Подумай ты сама, какое было бы несчастье, ежели б солнце перестало светить для того, чтоб слабых глаз
не ослепить.
Милон. Я
думаю,
не меньше и в истории.
Правдин. Как дале
не пойдет, сударыня? Он доучивает Часослов; а там,
думать надобно, примутся и за Псалтырь.
Есть указания, которые заставляют
думать, что аскетизм Грустилова был совсем
не так суров, как это можно предполагать с первого взгляда.
Таким образом оказывалось, что Бородавкин поспел как раз кстати, чтобы спасти погибавшую цивилизацию. Страсть строить на"песце"была доведена в нем почти до исступления. Дни и ночи он все выдумывал, что бы такое выстроить, чтобы оно вдруг, по выстройке, грохнулось и наполнило вселенную пылью и мусором. И так
думал и этак, но настоящим манером додуматься все-таки
не мог. Наконец, за недостатком оригинальных мыслей, остановился на том, что буквально пошел по стопам своего знаменитого предшественника.
— Об этом мы неизвестны, — отвечали глуповцы, —
думаем, что много всего должно быть, однако допытываться боимся: как бы кто
не увидал да начальству
не пересказал!
— Сдавайся, Дунька!
не тронем! — кричали осаждающие,
думая покорить ее льстивыми словами.
Грустилов
не понял; он
думал, что ей представилось, будто он спит, и в доказательство, что это ошибка, стал простирать руки.
Издатель позволяет себе
думать, что изложенные в этом документе мысли
не только свидетельствуют, что в то отдаленное время уже встречались люди, обладавшие правильным взглядом на вещи, но могут даже и теперь служить руководством при осуществлении подобного рода предприятий.
Но он
не без основания
думал, что натуральный исход всякой коллизии [Колли́зия — столкновение противоположных сил.] есть все-таки сечение, и это сознание подкрепляло его. В ожидании этого исхода он занимался делами и писал втихомолку устав «о нестеснении градоначальников законами». Первый и единственный параграф этого устава гласил так: «Ежели чувствуешь, что закон полагает тебе препятствие, то, сняв оный со стола, положи под себя. И тогда все сие, сделавшись невидимым, много тебя в действии облегчит».
Смотрел бригадир с своего крылечка на это глуповское «бунтовское неистовство» и
думал: «Вот бы теперь горошком — раз-раз-раз — и се
не бе!!» [«И се
не бе» (церковно-славянск.) — «и этого
не стало», «и этого
не было».]
Смотритель
подумал с минуту и отвечал, что в истории многое покрыто мраком; но что был, однако же, некто Карл Простодушный, который имел на плечах хотя и
не порожний, но все равно как бы порожний сосуд, а войны вел и трактаты заключал.
— Тако да видят людие! — сказал он,
думая попасть в господствовавший в то время фотиевско-аракчеевский тон; но потом, вспомнив, что он все-таки
не более как прохвост, обратился к будочникам и приказал согнать городских попов...
Им неизвестна еще была истина, что человек
не одной кашей живет, и поэтому они
думали, что если желудки их полны, то это значит, что и сами они вполне благополучны.
Яшенька, с своей стороны, учил, что сей мир, который мы
думаем очима своима видети, есть сонное некое видение, которое насылается на нас врагом человечества, и что сами мы
не более как странники, из лона исходящие и в оное же лоно входящие.
Скорее, однако ж, можно
думать, что в голове его вообще никаких предположений ни о чем
не существовало.
А глуповцы стояли на коленах и ждали. Знали они, что бунтуют, но
не стоять на коленах
не могли. Господи! чего они
не передумали в это время!
Думают: станут они теперь есть горчицу, — как бы на будущее время еще какую ни на есть мерзость есть
не заставили;
не станут — как бы шелепов
не пришлось отведать. Казалось, что колени в этом случае представляют средний путь, который может умиротворить и ту и другую сторону.
Он
не мог уже
думать о самом вопросе смерти, но невольно ему приходили мысли о том, что теперь, сейчас, придется ему делать: закрывать глаза, одевать, заказывать гроб.
«Нет, уж спорить и легкомысленно высказывать свои мысли ни за что
не буду»,
подумал он.
«Да наконец Анна ни в чем
не виновата, —
думала Долли.
Она поехала в игрушечную лавку, накупила игрушек и обдумала план действий. Она приедет рано утром, в 8 часов, когда Алексей Александрович еще, верно,
не вставал. Она будет иметь в руках деньги, которые даст швейцару и лакею, с тем чтоб они пустили ее, и,
не поднимая вуаля, скажет, что она от крестного отца Сережи приехала поздравить и что ей поручено поставить игрушки у кровати сына. Она
не приготовила только тех слов, которые она скажет сыну. Сколько она ни
думала об этом, она ничего
не могла придумать.
«Нынче уж так
не выдают замуж, как прежде»,
думали и говорили все эти молодые девушки и все даже старые люди.
«Если
не я, то кто же виноват в этом?» невольно
подумал он, отыскивая виновника этих страданий, чтобы наказать его; но виновника
не было.
— Оно в самом деле. За что мы едим, пьем, охотимся, ничего
не делаем, а он вечно, вечно в труде? — сказал Васенька Весловский, очевидно в первый раз в жизни ясно
подумав об этом и потому вполне искренно.
Получив письмо Свияжского с приглашением на охоту, Левин тотчас же
подумал об этом, но, несмотря на это, решил, что такие виды на него Свияжского есть только его ни на чем
не основанное предположение, и потому он всё-таки поедет. Кроме того, в глубине души ему хотелось испытать себя, примериться опять к этой девушке. Домашняя же жизнь Свияжских была в высшей степени приятна, и сам Свияжский, самый лучший тип земского деятеля, какой только знал Левин, был для Левина всегда чрезвычайно интересен.
Пройдя еще один ряд, он хотел опять заходить, но Тит остановился и, подойдя к старику, что-то тихо сказал ему. Они оба поглядели на солнце. «О чем это они говорят и отчего он
не заходит ряд?»
подумал Левин,
не догадываясь, что мужики
не переставая косили уже
не менее четырех часов, и им пора завтракать.
— Как он смеет говорить, что я велел украсть у него брюки! Он их пропил, я
думаю. Мне плевать на него с его княжеством. Он
не смей говорить, это свинство!