Неточные совпадения
Наш маленький господин, пробираясь посреди танцующих и немножко небрежно кланяясь
на все
стороны, стремился к хозяину дома, который стоял
на небольшом возвышении под хорами и являл из себя, по своему высокому росту, худощавому стану, огромным рукам, гладко остриженным волосам и грубой, как бы солдатской физиономии, скорее старого, отставного тамбурмажора [Тамбурмажор — старший барабанщик.], чем представителя жантильомов [Жантильом — от франц. gentllhomme — дворянин.].
— Правило прекрасное! — заметила Катрин и надулась; Крапчик же заметно сделался любезнее с своим гостем и стал даже подливать ему вина. Ченцов, с своей
стороны, хоть и чувствовал, что Катрин сильно им недовольна, но что ж делать? Поступить иначе он не мог: ощутив в кармане своем подаренные дядею деньги, он не в силах был удержаться, чтобы не попробовать
на них счастия слепой фортуны, особенно с таким золотым мешком, каков был губернский предводитель.
— Она, — ответил сенатор и, обратив все свое внимание
на вошедшего с дочерью губернского предводителя, рассыпался перед ним в любезностях,
на которые Крапчик отвечал довольно сухо; мало того: он, взяв с несколько армейскою грубостью графа под руку, отвел его в
сторону и проговорил...
— Но так как господин губернатор тогда был еще со мной хорош и ему прямо
на моих глазах совестно было обнаружить себя, то он и принял мою
сторону, — розыски действительно прошли очень сильные; но я этим не удовольствовался, и меня больше всего интересовало, кто ж над этими несчастными дураками совершает это?..
Прошел таким образом еще час езды с повторяющимися видами перелесков, полей, с деревнями в
стороне, когда наконец показалось
на высокой горе вожделенное Кузьмищево.
Крапчик остался очень рассерженный, но далеко не потерявшийся окончательно: конечно, ему досадно было такое решительное заявление Катрин, что она никогда не пойдет за Марфина; но, с другой
стороны, захочет ли еще и сам Марфин жениться
на ней, потому что весь город говорил, что он влюблен в старшую дочь адмиральши, Людмилу?
— Графу очень хорошо известно, что приятно государю и что нет, — объяснил он, видимо, стараясь все своротить
на графа, который, с своей
стороны, приложив ухо к двери, подслушивал, что говорит его правитель дел и что Крапчик.
Беседуя с молодыми людьми, Миропа Дмитриевна заметно старалась им нравиться и, между прочим, постоянно высказывала такого рода правило, чтобы богатые девушки или вдовы с состоянием непременно выходили за бедных молодых людей, какое ее мнение было очень
на руку офицерам карабинерного полка, так как все почти они не были наделены благами фортуны; с другой
стороны, Миропа Дмитриевна полагала, что и богатые молодые люди должны жениться
на бедных невестах.
Егор Егорыч отвернулся в
сторону, явно желая показать, что он не слушает, но
на разговорчивого капитана это нисколько не подействовало.
Когда от Рыжовых оба гостя их уехали, Людмила ушла в свою комнату и до самого вечера оттуда не выходила: она сердилась
на адмиральшу и даже
на Сусанну за то, что они, зная ее положение, хотели, чтобы она вышла к Марфину; это казалось ей безжалостным с их
стороны, тогда как она для долга и для них всем, кажется, не выключая даже Ченцова, пожертвовала.
Сусанна в это время одевалась в своей маленькой комнатке, досадуя
на себя, что согласилась
на поездку с Егором Егорычем в церковь, и думая, что это она — причина всех неприятностей, а с другой
стороны, ей и хотелось ехать, или, точнее сказать, видеть Егора Егорыча.
Фаэтон между тем быстро подкатил к бульвару Чистые Пруды, и Егор Егорыч крикнул кучеру: «Поезжай по левой
стороне!», а велев свернуть близ почтамта в переулок и остановиться у небольшой церкви Феодора Стратилата, он предложил Сусанне выйти из экипажа, причем самым почтительнейшим образом высадил ее и попросил следовать за собой внутрь двора, где и находился храм Архангела Гавриила, который действительно своими колоннами, выступами, вазами, стоявшими у подножия верхнего яруса, напоминал скорее башню, чем православную церковь, —
на куполе его, впрочем, высился крест; наружные стены храма были покрыты лепными изображениями с таковыми же лепными надписями
на славянском языке: с западной
стороны, например, под щитом, изображающим благовещение, значилось: «Дом мой — дом молитвы»; над дверями храма вокруг спасителева венца виднелось: «Аз есмь путь и истина и живот»; около дверей, ведущих в храм, шли надписи: «Господи, возлюблю благолепие дому твоего и место селения славы твоея».
«Аз же множеством милости твоея вниду в дом твой, поклонюся храму святому твоему во страсе твоем»;
на паперти надписи гласили с левой
стороны: «Путь заповедей твоих текох, егда расширил еси сердце мое»; с правой: «Законоположи мне, господи, путь оправданий твоих и взыщи их вину».
— Пожалуйста!.. Муж бесконечно рад будет вас видеть, — почти умоляла его дама, а потом, с некоторым величием раскланиваясь
на обе
стороны с почтительно стоявшими чиновниками, вышла из церкви с мальчиком, который все обертывал головку и посматривал
на Сусанну, видимо, уже начиная разуметь женскую красоту.
Тот, с своей
стороны, не отставал неистово курить и
на некоторые мгновения совершенно скрывался от Миропы Дмитриевны за густыми клубами табачного дыма.
Это именно и был князь; одною рукою он облокачивался
на стол из черного дерева,
на котором единственными украшениями были часы с мраморным наверху бюстом императора Александра Первого и несколько в
стороне таковой же бюст императора Николая.
Перед тем как сесть за стол, произошло со
стороны Егора Егорыча церемонное представление молодого Лябьева доктору Сверстову и gnadige Frau, которая вслед за тем не без важности села
на председательское место хозяйки, а муж ее принялся внимательно всматриваться в молодого человека, как будто бы в наружности того его что-то очень поражало.
В восточной
стороне ее помещался жертвенник,
на котором лежала раскрытая библия;
на полу расстилался обыкновенный масонский ковер…
Маленький городок, куда ехали мои путники, стоял
на судоходной реке и имел довольно красивые окрестности: по реке его тихо шли небольшие барки; в
стороне виднелись сосновый бор и чье-то зеленеющее озимое поле.
Андреюшке было лет около шестидесяти: испитой до худобы скелета, с курчавой, всклоченной седой головой и торчащей во все
стороны бородою, он имел
на себе белую, чистую рубаху и полосатые порты, но был босиком и, держа ноги сложенными под себя, постоянно легонько покачивался
на цепи.
Андреюшка
на эти слова адмиральши как-то ухарски запел: «Исайя, ликуй! Исайя, ликуй!» — потрясая при этом то в одну
сторону, то в другую головой, и долго еще затем продолжал
на весьма веселый напев: «Исайя, ликуй! Исайя, ликуй!»
— Давно таким радостным не был… благословляет, значит! — отозвалась стоявшая несколько в
стороне сестра Андреюшки, младшая ему, но похожая
на него, и по званию своему девица.
Помимо отталкивающего впечатления всякого трупа, Петр Григорьич, в то же утро положенный лакеями
на стол в огромном танцевальном зале и уже одетый в свой павловский мундир, лосиные штаны и вычищенные ботфорты, представлял что-то необыкновенно мрачное и устрашающее: огромные ступни его ног, начавшие окостеневать, перпендикулярно торчали; лицо Петра Григорьича не похудело, но только почернело еще более и исказилось; из скривленного и немного открытого в одной
стороне рта сочилась белая пена; подстриженные усы и короткие волосы
на голове ощетинились; закрытые глаза ввалились; обе руки, сжатые в кулаки, как бы говорили, что последнее земное чувство Крапчика было гнев!
— К господину исправнику, и потом вот еще что осмелюсь доложить: в деньгах Петра Григорьича находится мой именной билет, который Петр Григорьич держал у себя
на случай какого-нибудь проступка с моей
стороны и о котором есть здесь особое объявление…
И с этими словами Аггей Никитич вынул слегка дрожащими руками из столового ящика два небольшие столбика червонцев, которые были им сбережены еще с турецкой кампании. Червонцы эти он пододвинул
на столе к
стороне, обращенной к Миропе Дмитриевне.
— Но у тебя сын есть, сколько я помню! — добиралась далее Катрин. — Он у тебя
на чужой
стороне живет?
— Непременно! — сказала Катрин, с одной
стороны, с удовольствием подумавшая, что Аксинья не утопилась от ее бесчеловечного распоряжения, а с другой — это мучительно отозвалось
на чувстве ревности Катрин. «Таким образом, — думала она, — эта тварь совершенно заменяет теперь меня Валерьяну и, может быть, даже милей ему, чем когда-либо я была!» Но тут уж в Катрин заговорило самолюбие.
В то время еще обращали некоторое внимание
на нравственную
сторону жизни господ жертвователей, но простодушнейший Артасьев, вероятно, и не слыхавший ничего о Тулузове, а если и слыхавший, так давно это забывший, и имея в голове одну только мысль, что как бы никак расширить гимназическое помещение, не представил никакого затруднения для Тулузова; напротив, когда тот явился к нему и изъяснил причину своего визита, Иван Петрович распростер перед ним руки; большой и красноватый нос его затрясся, а
на добрых серых глазах выступили даже слезы.
На Аггея Никитича Сверстов хоть и взглянул с некоторым недоумением, но все-таки вежливо ему поклонился, а Зверев, с своей
стороны, отдал ему почтительный поклон.
В ответ
на это раздалось троекратное рукоплескание со
стороны братьев; затем они принялись снимать с себя ордена, знаки, запоны, которые Антип Ильич старательно прибирал, имея при этом, несмотря
на всю свою кротость, недовольное и печальное лицо: такой скомканный прием Сусанны Николаевны в масонство казался ему просто кощунством. Когда потом со всеми собранными масонскими нарядами входил он в свою комнатку, чтобы их там пока убрать, то его остановила Фадеевна.
Когда таким образом оставленная дамами Миропа Дмитриевна очутилась в гостиной с глазу
на глаз с Егором Егорычем и своим мужем, то это ей показалось новым оскорблением и большой невежливостью со
стороны Сусанны Николаевны. Кроме того, она смутно предчувствовала, что ей угрожает нечто худшее.
Изменилась, в свою очередь, и Муза Николаевна, но только в противную
сторону, так что, несмотря
на щеголеватое домашнее платье, она казалась по крайней мере лет
на пять старше Сусанны Николаевны, и главным образом у нее подурнел цвет лица, который сделался как бы у англичанки, пьющей портер: красный и с небольшими угрями; веки у Музы Николаевны были тоже такие, словно бы она недавно плакала, и одни только ее прекрасные рыжовские глаза говорили, что это была все та же музыкантша-поэтесса.
Танцы производились в зале под игру тапера, молодой, вертлявый хозяин почти ни
на шаг не отходил от m-me Марфиной, которая, говоря без лести, была красивее и даже наряднее всех прочих дам: для бала этого Сусанна Николаевна, без всякого понуждения со
стороны Егора Егорыча, сделала себе новое и весьма изящное платье.
«Татарское селение;
на заднем занавесе виден гребень Кавказа; молодежь съехалась
на скачку и джигитовку;
на одной
стороне женщины, без покрывал, в цветных чалмах, в длинных шелковых, перетянутых туниками, сорочках и в шальварах;
на другой мужчины, кои должны быть в архалуках, а некоторые из них и в черных персидских чухах, обложенных галунами, и с закинутыми за плечи висячими рукавами».
— С давних веков, — начал он, — существует для людей вопрос: что бывает с человеком после смерти его? Вопрос этот
на первый взгляд может показаться праздным, ибо каждая религия решает его по-своему; но, с другой
стороны, и существенным, потому что люди до сих пор продолжают об нем беспокоиться и думать.
Егор Егорыч с нервным вниманием начал прислушиваться к тому, что происходило в соседних комнатах. Он ждал, что раздадутся плач и рыдания со
стороны сестер; этого, однако, не слышалось, а, напротив, скоро вошли к нему в комнату обе сестры, со слезами
на глазах, но, по-видимому, сохранившие всю свою женскую твердость. Вслед за ними вошел также и Антип Ильич, лицо которого сияло полным спокойствием.
Наконец поезд достигнул Конной площади, которая и ныне некрасива, а тогда просто представляла какой-то огромный пустырь, окруженный с четырех
сторон маленькими полуразвалившимися домиками;
на одной
стороне ее цыгане и разные русские барышники торговали лошадьми, или, скорей, невзрачными клячами.
На другой
стороне площади, точно так же не без крику и ругательств, одни продавали, а другие покупали дровни, оглобли, дуги, станки для хомутов; а посередине ее, обыкновенно по торговым дням, приводились в исполнение уголовные решения.
Добрый властитель Москвы по поводу таких толков имел наконец серьезное объяснение с обер-полицеймейстером; причем оказалось, что обер-полицеймейстер совершенно не знал ничего этого и, возвратясь от генерал-губернатора, вызвал к себе полицеймейстера, в районе которого случилось это событие, но тот также ничего не ведал, и в конце концов обнаружилось, что все это устроил без всякого предписания со
стороны начальства толстенький частный пристав, которому обер-полицеймейстер за сию проделку предложил подать в отставку; но важеватый друг актеров, однако, вывернулся: он как-то долез до генерал-губернатора, встал перед ним
на колени, расплакался и повторял только: «Ваше сиятельство!
Конечно, ваше сиятельство, это была ошибка моя, но ошибка невинная!» Маститый властитель, поверив, что это в самом деле была невинная ошибка со
стороны частного пристава, позволил ему остаться
на службе, строго наказав ему, чтобы впредь подобных ошибок он не делал.
— Это, конечно, был неосторожный и необдуманный поступок с моей
стороны, — отвечал он, едва выдерживая уставленный
на него взгляд жены.
Сусанна Николаевна, услышав это, одновременно обрадовалась и обмерла от страха, и когда потом возник вопрос о времени отправления Лябьевых в назначенное им место жительства, то она, с своей
стороны, подала голос за скорейший отъезд их, потому что там они будут жить все-таки
на свежем воздухе, а не в тюрьме.
— Как есть приперт вилами со всех
сторон: прежде всего, сам сбивается в показаниях; потом его уличает
на всех пунктах какой-то пьяный поручик, которого нарочно привезли из Москвы; затем Тулузов впал в противоречие с главным пособником в деле, управляющим своим, которого Аггей Никитич тоже упрятал в тюрьму.
«Но Аггей Никитич весьма часто ездил в уезд и, может быть, там развлекался?» — подумала она и решилась в эту
сторону направить свое ревнивое око, тогда как ей следовало сосредоточить свое внимание
на ином пункте, тем более, что пункт этот был весьма недалек от их квартиры, словом, тут же
на горе, в довольно красивом домике,
на котором виднелась с орлом наверху вывеска, гласящая: Аптека Вибеля, и в аптеке-то сей Аггей Никитич последние дни жил всей своей молодой душой.
Положим, что пани Вибель прежде, еще до него, соскакивала с сего пути; но она все-таки опять вернулась
на этот путь, а он опять, так сказать, вызывал ее сделать козла в
сторону.
Он к пани Вибель не подходил даже близко и шел в толпе с кем ни попало, но зато, когда балкона стало не видать, он, как бы случайно предложив пани Вибель свою руку, тотчас же свернул с нею
на боковую дорожку, что, конечно, никому не могло показаться странным, ибо еще ранее его своротил в
сторону с своей невестой инвалидный поручик; ушли также в
сторону несколько молодых девиц, желавших, как надо думать, поговорить между собою о том, что они считали говорить при своих маменьках неудобным.
Егор Егорыч вскоре начал чувствовать легкий озноб от наступивших сумерек. Он сказал о том Сусанне Николаевне, и они немедля же отправились в гостиницу свою, но
на главной улице Гейдельберга их остановило шествие студентов с факелами в руках и с музыкой впереди. Извозчик их поспешно повернул экипаж несколько в
сторону и не без гордости проговорил...
Почтенный аптекарь рассчитал так, что если бы он удалил от себя жену без всякой вины с ее
стороны, а только по несогласию в характерах, то должен был бы уделять ей половину своего годового дохода, простиравшегося до двух тысяч
на ассигнации; но она им удалена за дурное поведение, то пусть уж довольствуется четвертью всего дохода — сумма,
на которую весьма возможно было бы существовать одинокой женщине в уездном городке, но только не пани Вибель.
После того, разумеется, последовала нежная, или, скажу даже более того, страстная сцена любви: Аггей Никитич по крайней мере с полчаса стоял перед божественной пани
на коленях, целовал ее грудь, лицо, а она с своей
стороны отвечала ему такими же ласками и с не меньшею страстью, хоть внутри немножко и грыз ее червяк при невольной мысли о том, что
на какие же деньги она будет кушать потом.
На другой день, впрочем, пани Вибель эту
сторону жизни успела
на время обеспечить себе кредитом в съестных и бакалейных лавках, придя в которые, она с гонором объявила сидельцам, что будет присылать свою девушку Танюшу, составлявшую единственное крепостное достояние ее шляхетского наследства, и та будет брать запасы
на книжку, по которой сама пани как-нибудь зайдет и расплатится.