Воспоминания из неволи

Tem Noor (2024)

Жизнь главного героя, выходца из Казахстана, переворачивается, когда его арестовывают в Сан-Франциско по ордеру Интерпола за махинации, причинившие многомиллионный ущерб. Он оказывается в иммиграционной тюрьме США, а затем его отправляют на родину, где его ждёт жестокая реальность: изоляторы и исправительная колония. Герой сталкивается с криминальными группировками, унижениями и суровыми порядками, но сохраняет свои принципы и внутреннюю стойкость. Это история о человеке, который, несмотря на испытания, сумел сохранить своё достоинство и остаться верным себе в условиях, где каждый день — борьба за выживание.

Глава 24

Сначала это было похоже на жужжание насекомого, выдернувшего меня из глубокого сна. Постепенно оно переросло в пронзительный звук, напоминающее школьный звонок, которым начинались дни в ИВС. Спустя несколько мгновений, когда звонок прекратился, я вновь окунулся в сон, но вскоре меня разбудил другой шум. Кто-то рядом громко потягивал чай и шумно затягивался сигаретой, заполняя камеру удушливым дымом, отчего свет от лампочек казался мутным, а воздух — плотным и густым.

Внезапно железная дверь с грохотом открылась. В дверном проёме возник худощавый, низкорослый надзиратель с алюминиевыми блюдцами в руках, заполненными чем-то жёлтым. «Подъём! Завтрак возьмите!» — проговорил он тихо, настороженно оглядываясь на моего соседа, который продолжал дымить в углу. Курящий арестант, не выпуская сигареты изо рта, лениво встал и медленно подошел к решетке, чтобы забрать блюдца. Его движения были неспешны, а взгляд затуманен от сигаретного дыма.

Мой сосед, атлетически сложенный мужчина, несмотря на жуткое состояние своей одежды, двигался уверенно. Синяя футболка, натянутая на мускулистую спину, казалась почти черной от грязи, пота и засохших пятен крови. На черных спортивных штанах были видны следы побоев. Его голос был хриплым, словно каждый звук требовал усилия: «Салам алейкум, я Мага. Вчера ночью привели?» — он слегка повернулся в мою сторону, не переставая дымить, а его губы были плотно сжаты, как будто вся его злость и боль собрались в этом напряженном выражении.

Он поморщился, вытягивая перед собой руки, и продолжил: «Мусора, суки… Жёстко меня помяли позавчера, когда задержали. На улице повалили, избили… Всё тело теперь болит». Хромая, он медленно вернулся к своей койке, сел и закурил новую сигарету, несмотря на то, что в жестяной банке на столе всё ещё тлела предыдущая.

На столе был разложен привычный арестантский завтрак — кукурузная каша в металлических чашках, два кусочка масла, крупный ломоть хлеба и мутная жидкость в кружках, отдалённо напоминающая чай. Мага даже не притронулся к еде, а я, успев проглотить лишь половину своей порции, был прерван резким стуком по железной двери. «Камера, готовьтесь на выезд!» — пронеслось через коридор. Это означало, что день снова начнётся с однообразной рутины и продолжительного вояжа в отделение полиции.

Три дня в ИВС пролетели как в тумане. Каждое утро нас вывозили в РОВД, где мы проводили большую часть дня в «обезьянниках». В будние дни эти тесные помещения всегда были переполнены. Помимо нас, заключённых из ИВС, сюда сгоняли всякую разношёрстную публику — бомжей, пьяных, наркоманов и проституток. Воздух был пропитан табачным дымом, который стоял непрерывным столбом. Питание там отсутствовало, но родные арестованных передавали еду, которую можно было пронести с собой, договорившись с надзирателями.

Здесь разговоры не утихали ни на минуту. Обсуждали всё — машины, женщин, семейные проблемы, новые преступления, сериалы и даже последние модные тенденции. Кто-то время от времени впадал в приступы раскаяния, громко клянясь исправиться: «Вот пусть Боженька смилостивится, освобожусь — и буду жить честно! Не пить, не курить, не изменять жене, любить детей, родителей!» Эти театральные монологи звучали каждый день, но мало верилось, что их авторы действительно намерены сдержать свои обещания. К концу дня усталость от этих нескончаемых разговоров заставляла меня с нетерпением ждать возвращения в изолятор, чтобы хоть немного забыться на холодной, скрипучей койке.

На третий день меня привезли на судебное заседание. Это была короткая процедура, где главные роли исполняли судья, прокурор и мой государственный защитник — молодая женщина с густо накрашенными губами, которая явно боялась происходящего больше меня. Она робко зачитала текст в мою защиту, путая ударения и сбиваясь, будто сама не верила в написанное. Её голос был не то слабым, не то кокетливым, но это не имело значения. Суд быстро вынес решение — санкционировать мой дальнейший арест. Иного я и не ждал. Моё дело было слишком громким, статья — слишком тяжкой.

Теперь всё стало ясным: впереди меня ждали долгие месяцы в следственном изоляторе.