Неточные совпадения
Ласкала слух
та песенка,
Негромкая и нежная,
Как ветер летним
вечером,
Легонько пробегающий
По бархатной муравушке,
Как шум дождя весеннего
По листьям молодым!
Г-жа Простакова. Как теленок, мой батюшка; оттого-то у нас в доме все и избаловано. Вить у него нет
того смыслу, чтоб в доме была строгость, чтоб наказать путем виноватого. Все сама управляюсь, батюшка. С утра до
вечера, как за язык повешена, рук не покладываю:
то бранюсь,
то дерусь;
тем и дом держится, мой батюшка!
В
тот же
вечер, запершись в кабинете, Бородавкин писал в своем журнале следующую отметку...
Но происшествие это было важно в
том отношении, что если прежде у Грустилова еще были кое-какие сомнения насчет предстоящего ему образа действия,
то с этой минуты они совершенно исчезли.
Вечером того же дня он назначил Парамошу инспектором глуповских училищ, а другому юродивому, Яшеньке, предоставил кафедру философии, которую нарочно для него создал в уездном училище. Сам же усердно принялся за сочинение трактата:"О восхищениях благочестивой души".
К
вечеру разлив был до
того велик, что не видно было пределов его, а вода между
тем все еще прибывала и прибывала.
Скорым шагом удалялся он прочь от города, а за ним, понурив головы и едва поспевая, следовали обыватели. Наконец к
вечеру он пришел. Перед глазами его расстилалась совершенно ровная низина, на поверхности которой не замечалось ни одного бугорка, ни одной впадины. Куда ни обрати взоры — везде гладь, везде ровная скатерть, по которой можно шагать до бесконечности. Это был тоже бред, но бред точь-в-точь совпадавший с
тем бредом, который гнездился в его голове…
На пятый день отправились обратно в Навозную слободу и по дороге вытоптали другое озимое поле. Шли целый день и только к
вечеру, утомленные и проголодавшиеся, достигли слободы. Но там уже никого не застали. Жители, издали завидев приближающееся войско, разбежались, угнали весь скот и окопались в неприступной позиции. Пришлось брать с бою эту позицию, но так как порох был не настоящий,
то, как ни палили, никакого вреда, кроме нестерпимого смрада, сделать не могли.
С
вечера Константин Левин пошел в контору, сделал распоряжение о работах и послал по деревням вызвать на завтра косцов, с
тем чтобы косить Калиновый луг, самый большой и лучший.
Только когда в этот
вечер он приехал к ним пред театром, вошел в ее комнату и увидал заплаканное, несчастное от непоправимого, им произведенного горя, жалкое и милое лицо, он понял
ту пучину, которая отделяла его позорное прошедшее от ее голубиной чистоты, и ужаснулся
тому, что он сделал.
О матери Сережа не думал весь
вечер, но, уложившись в постель, он вдруг вспомнил о ней и помолился своими словами о
том, чтобы мать его завтра, к его рожденью, перестала скрываться и пришла к нему.
Непроницаемые глаза насмешливо и нагло смотрели на него, как в
тот последний
вечер их объяснения.
— Ну, а ты что делал? — спросила она, глядя ему в глаза, что-то особенно подозрительно блестевшие. Но, чтобы не помешать ему всё рассказать, она скрыла свое внимание и с одобрительной улыбкой слушала его рассказ о
том, как он провел
вечер.
Хотя она бессознательно (как она действовала в это последнее время в отношении ко всем молодым мужчинам) целый
вечер делала всё возможное для
того, чтобы возбудить в Левине чувство любви к себе, и хотя она знала, что она достигла этого, насколько это возможно в отношении к женатому честному человеку и в один
вечер, и хотя он очень понравился ей (несмотря на резкое различие, с точки зрения мужчин, между Вронским и Левиным, она, как женщина, видела в них
то самое общее, за что и Кити полюбила и Вронского и Левина), как только он вышел из комнаты, она перестала думать о нем.
Со времени
того разговора после
вечера у княгини Тверской он никогда не говорил с Анною о своих подозрениях и ревности, и
тот его обычный тон представления кого-то был как нельзя более удобен для его теперешних отношений к жене.
— Красивее. Я тоже венчалась
вечером, — отвечала Корсунская и вздохнула, вспомнив о
том, как мила она была в этот день, как смешно был влюблен ее муж и как теперь всё другое.
— Ну что ж, поедешь нынче
вечером к нашим, к Щербацким
то есть? — сказал он, отодвигая пустые шершавые раковины, придвигая сыр и значительно блестя глазами.
Он не видал Кити после памятного ему
вечера, на котором он встретил Вронского, если не считать
ту минуту, когда он увидал ее на большой дороге.
«
То и прелестно, — думал он, возвращаясь от Щербацких и вынося от них, как и всегда, приятное чувство чистоты и свежести, происходившее отчасти и оттого, что он не курил целый
вечер, и вместе новое чувство умиления пред ее к себе любовью, —
то и прелестно, что ничего не сказано ни мной, ни ею, но мы так понимали друг друга в этом невидимом разговоре взглядов и интонаций, что нынче яснее, чем когда-нибудь, она сказала мне, что любит.
К
вечеру этого дня, оставшись одна, Анна почувствовала такой страх за него, что решилась было ехать в город, но, раздумав хорошенько, написала
то противоречивое письмо, которое получил Вронский, и, не перечтя его, послала с нарочным.
«Ну так что ж? Ну и ничего. Мне хорошо, и ей хорошо». И он задумался о
том, где ему окончить нынешний
вечер.
Непогода к
вечеру разошлась еще хуже, крупа так больно стегала всю вымокшую, трясущую ушами и головой лошадь, что она шла боком; но Левину под башлыком было хорошо, и он весело поглядывал вокруг себя
то на мутные ручьи, бежавшие по колеям,
то на нависшие на каждом оголенном сучке капли,
то на белизну пятна нерастаявшей крупы на досках моста,
то на сочный, еще мясистый лист вяза, который обвалился густым слоем вокруг раздетого дерева.
Степан Аркадьич вышел посмотреть. Это был помолодевший Петр Облонский. Он был так пьян, что не мог войти на лестницу; но он велел себя поставить на ноги, увидав Степана Аркадьича, и, уцепившись за него, пошел с ним в его комнату и там стал рассказывать ему про
то, как он провел
вечер, и тут же заснул.
Когда Левин разменял первую сторублевую бумажку на покупку ливрей лакею и швейцару, он невольно сообразил, что эти никому ненужные ливреи, но неизбежно необходимые, судя по
тому, как удивились княгиня и Кити при намеке, что без ливреи можно обойтись, — что эти ливреи будут стоить двух летних работников,
то есть около трехсот рабочих дней от Святой до заговень, и каждый день тяжкой работы с раннего утра до позднего
вечера, — и эта сторублевая бумажка еще шла коло̀м.
Если б он мог слышать, что говорили ее родители в этот
вечер, если б он мог перенестись на точку зрения семьи и узнать, что Кити будет несчастна, если он не женится на ней, он бы очень удивился и не поверил бы этому. Он не мог поверить
тому, что
то, что доставляло такое большое и хорошее удовольствие ему, а главное ей, могло быть дурно. Еще меньше он мог бы поверить
тому, что он должен жениться.
Когда он, в
тот же
вечер, как приехал домой, сообщил приказчику свои планы, приказчик с видимым удовольствием согласился с
тою частью речи, которая показывала, что всё делаемое до сих пор было вздор и невыгодно.
Она
вечером слышала остановившийся стук его коляски, его звонок, его шаги и разговор с девушкой: он поверил
тому, что ему сказали, не хотел больше ничего узнавать и пошел к себе. Стало быть, всё было кончено.
Весь день этот, за исключением поездки к Вильсон, которая заняла у нее два часа, Анна провела в сомнениях о
том, всё ли кончено или есть надежда примирения и надо ли ей сейчас уехать или еще раз увидать его. Она ждала его целый день и
вечером, уходя в свою комнату, приказав передать ему, что у нее голова болит, загадала себе: «если он придет, несмотря на слова горничной,
то, значит, он еще любит. Если же нет,
то, значит, всё конечно, и тогда я решу, что мне делать!..»
«Что как она не любит меня? Что как она выходит за меня только для
того, чтобы выйти замуж? Что если она сама не знает
того, что делает? — спрашивал он себя. — Она может опомниться и, только выйдя замуж, поймет, что не любит и не могла любить меня». И странные, самые дурные мысли о ней стали приходить ему. Он ревновал ее к Вронскому, как год
тому назад, как будто этот
вечер, когда он видел ее с Вронским, был вчера. Он подозревал, что она не всё сказала ему.
Письмо было от Анны. Еще прежде чем он прочел письмо, он уже знал его содержание. Предполагая, что выборы кончатся в пять дней, он обещал вернуться в пятницу. Нынче была суббота, и он знал, что содержанием письма были упреки в
том, что он не вернулся во-время. Письмо, которое он послал вчера
вечером, вероятно, не дошло еще.
Ее взгляд, прикосновение руки прожгли его. Он поцеловал свою ладонь в
том месте, где она тронула его, и поехал домой, счастливый сознанием
того, что в нынешний
вечер он приблизился к достижению своей цели более, чем в два последние месяца.
Она приехала с намерением пробыть два дня, если поживется. Но
вечером же, во время игры, она решила, что уедет завтра.
Те мучительные материнские заботы, которые она так ненавидела дорогой, теперь, после дня проведенного без них, представлялись ей уже в другом свете и тянули ее к себе.
Получив от лакея Сергея Ивановича адрес брата, Левин тотчас же собрался ехать к нему, но, обдумав, решил отложить свою поездку до
вечера. Прежде всего, для
того чтобы иметь душевное спокойствие, надо было решить
то дело, для которого он приехал в Москву. От брата Левин поехал в присутствие Облонского и, узнав о Щербацких, поехал туда, где ему сказали, что он может застать Кити.
Но поздно
вечером, когда они остались одни, Анна, видя, что она опять вполне овладела им, захотела стереть
то тяжелое впечатление взгляда за письмо. Она сказала...
Княгиня, услыхав о
том, что Варенька хорошо поет, попросила ее прийти к ним петь
вечером.
Первое время Анна искренно верила, что она недовольна им за
то, что он позволяет себе преследовать ее; но скоро по возвращении своем из Москвы, приехав на
вечер, где она думала встретить его, a его не было, она по овладевшей ею грусти ясно поняла, что она обманывала себя, что это преследование не только не неприятно ей, но что оно составляет весь интерес ее жизни.
Целый
вечер прошел за работой и мечтами о
том, как можно сделать такую мельницу, чтобы на ней вертеться: схватиться руками за крылья или привязать себя — и вертеться.
В этот же
вечер она увидалась с Вронским, но не сказала ему о
том, что произошло между ею и мужем, хотя, для
того чтобы положение определилось, надо было сказать ему.
Кити испытывала после обеда и до начала
вечера чувство, подобное
тому, какое испытывает юноша пред битвою. Сердце ее билось сильно, и мысли не могли ни на чем остановиться.
Вид брата и близость смерти возобновили в душе Левина
то чувство ужаса пред неразгаданностью и вместе близостью и неизбежностью смерти, которое охватило его в
тот осенний
вечер, когда приехал к нему брат.
Но хотя Вронский и не подозревал
того, что говорили родители, он, выйдя в этот
вечер от Щербацких, почувствовал, что
та духовная тайная связь, которая существовала между ним и Кити, утвердилась нынешний
вечер так сильно, что надо предпринять что-то.
Левину невыносимо скучно было в этот
вечер с дамами: его, как никогда прежде, волновала мысль о
том, что
то недовольство хозяйством, которое он теперь испытывал, есть не исключительное его положение, а общее условие, в котором находится дело в России, что устройство какого-нибудь такого отношения рабочих, где бы они работали, как у мужика на половине дороги, есть не мечта, а задача, которую необходимо решить. И ему казалось, что эту задачу можно решить и должно попытаться это сделать.
Никогда Левин не был так рад
тому, что кончился
вечер, и надо было итти спать.
Проводя этот
вечер с невестой у Долли, Левин был особенно весел и, объясняя Степану Аркадьичу
то возбужденное состояние, в котором он находился, сказал, что ему весело, как собаке, которую учили скакать через обруч и которая, поняв наконец и совершив
то, что от нее требуется, взвизгивает и, махая хвостом, прыгает от восторга на столы и окна.
Переделав однако все дела, мокрый от ручьев, которые по кожану заливались ему
то за шею,
то за голенища, но в самом бодром и возбужденном состоянии духа, Левин возвратился к
вечеру домой.
И наравне с этими воспоминаниями стояли теперь отказ и
то жалкое положение, в котором он должен был представляться другим в этот
вечер.
Вечером, за чаем, в присутствии двух помещиков, приехавших по каким-то делам опеки, завязался
тот самый интересный разговор, какого и ожидал Левин.
И он представлял себе Вронского, счастливого, доброго, умного и спокойного, никогда, наверное, не бывавшего в
том ужасном положении, в котором он был нынче
вечером.
— Ах, такая тоска была! — сказала Лиза Меркалова. — Мы поехали все ко мне после скачек. И всё
те же, и всё
те же! Всё одно и
то же. Весь
вечер провалялись по диванам. Что же тут веселого? Нет, как вы делаете, чтобы вам не было скучно? — опять обратилась она к Анне. — Стоит взглянуть на вас, и видишь, — вот женщина, которая может быть счастлива, несчастна, но не скучает. Научите, как вы это делаете?
Вернувшись домой, Вронский нашел у себя записку от Анны. Она писала: «Я больна и несчастлива. Я не могу выезжать, но и не могу долее не видать вас. Приезжайте
вечером. В семь часов Алексей Александрович едет на совет и пробудет до десяти». Подумав с минуту о странности
того, что она зовет его прямо к себе, несмотря на требование мужа не принимать его, он решил, что поедет.
— Какой вздор! если я захочу,
то завтра же буду
вечером у княгини…