Неточные совпадения
«В 18.. году, июля 9-го дня, поздно
вечером, сидели мы с Анной Ивановной в грустном унынии на квартире (жили мы тогда в приходе Пантелеймона, близ Соляного Городка, на хлебах у одной почтенной немки, платя за все по пятьдесят рублей на ассигнации в месяц — такова была в
то время дешевизна в Петербурге, но и
та, в сравнении с московскою, называлась дороговизною) и громко сетовали на неблагосклонность судьбы.
Тем не менее (несмотря на строгость и горечь этого отказа) я и до сих пор не могу без благодарного умиления вспомнить о
тех сладостных
вечерах, которые мы проводили, слушая мастерское и одушевленное чтение нашего доброго, хотя и отставного начальника.
Вечером того же дня старик был счастлив необыкновенно. Он радовался, что ему опять удалось сделать доброе дело в пользу страны, которую он привык в душе считать родною, и, в ознаменование этой радости, ел необыкновенно много. С своей стороны, Анна Ивановна не могла не заметить этого чрезвычайного аппетита, и хотя не была скупа от природы, но сказала...
В этот же
вечер добрый старик прочитал нам несколько отрывков из вновь написанного им сочинения под названием «Увет молодому администратору», в коих меня особенно поразили следующие истинно вещие слова: «Юный! ежели ты думаешь, что наука сия легка, — разуверься в
том! Самонадеянный! ежели ты мечтаешь все совершить с помощью одной необдуманности — оставь сии мечты и склони свое неопытное ухо увету старости и опытности! Перо сие, быть может, в последний раз…»
Немало способствовало такому благополучному исходу еще и
то, что старый помпадур был один из
тех, которые зажигают неугасимые огни в благодарных сердцах обывателей
тем, что принимают по табельным дням, не манкируют званых обедов и
вечеров, своевременно определяют и увольняют исправников и с ангельским терпением подписывают подаваемые им бумаги.
Надежда Петровна томилась и изнывала. Она видела, что общество благосклонно к ней по-прежнему, что и полиция нимало не утратила своей предупредительности, но это ее не радовало и даже как будто огорчало. Всякий новый зов на обед или
вечер напоминал ей о прошедшем, о
том недавнем прошедшем, когда приглашения приходили естественно, а не из сожаления или какой-то искусственно вызванной благосклонности. Правда, у нее был друг — Ольга Семеновна Проходимцева…
Уж и без
того Козелков заметил, что предводитель, для приобретения популярности, стал грубить ему более обыкновенного, а тут пошли по городу какие-то шушуканья, стали наезжать из уездов и из столиц старые и молодые помещики; в квартире известного либерала, Коли Собачкина, начались таинственные совещания; даже самые, что называется, «сивые» — и
те собирались по
вечерам в клубе и об чем-то беспорядочно толковали…
Тем не менее он все-таки решился попытать счастья и с этою целью отправился
вечером в клуб.
— Молчите! вы смотрите на меня с таким ужасным красноречием, что даже самые непонятливые — и
те могут легко убедиться. Давайте лучше говорить de choses indifférentes, [О безразличных вещах (фр.).] и потом оставьте меня на целый
вечер.
Дело было
вечером, и Митенька основательно рассудил, что самое лучшее, что он может теперь сделать, — это лечь спать. Отходя на сон грядущий, он старался дать себе отчет в
том, что он делал и говорил в течение дня, — и не мог. Во сне тоже ничего не видал.
Тем не менее дал себе слово и впредь поступать точно таким же образом.
Вечером он уже имел с Митенькой продолжительное совещание, во время которого держал себя очень ловко,
то есть смотрел своему амфитриону в глаза, улыбался и по временам нетерпеливо повертывался в кресле, словно конь, готовый по первому знаку заржать и пуститься в атаку.
В
тот же
вечер, за ужином, стряпчий, под веселую руку, рассказывал посетителям клуба о необыкновенном казусе, случившемся с помпадуром. Помпадур сидел тут же, краснел и изредка бормотал: закон-с.
Анны; бегает на кухню поторопить француза-повара; предшествует Фалелею в ресторанах в
те дни, когда устроиваются тонкие обедцы для лиц, почему-либо не желающих показываться в фалелеевских салонах; по
вечерам, вместе с другими двумя действительными статскими советниками, составляет партию в вист для мадам Губошлеповой, и проч. и проч.
За все эти послуги он имеет готовый стол и возможность с утра до
вечера оставаться в хорошо натопленных и роскошно убранных салонах своего патрона и, сверх
того, от времени до времени, пользуется небольшими подачками, которые он, впрочем, принимает с большим чувством собственного достоинства.
Мы составляли единую дружественную семью, которая днем насаждала древо гражданственности в присутственных местах, а по
вечерам собиралась в
том или другом доме, тоже для насаждения древа гражданственности.
Дома она чувствовала себя счастливою. Она любила стряпню и предпочитала блузу всякому другому платью. Днем, покуда «он» распоряжался по службе, она хлопотала по хозяйству и всю изобретательность своего ума употребляла на
то, чтоб Феденька нашел у нее любимое блюдо и сладкий кусок.
Вечером, управившись с делами, он являлся к ней, окруженный блестящей плеядой навозных свободных мыслителей, и читал свои циркуляры.
По наступлении
вечера он снова пошел по
тому же направлению и увидел, что баба опять стоит у дверей, очевидно, уже не случайно. Она была примыта, приглажена, скалила зубы и не без лукавства смотрела на него своими выпученными глазами.
Наступал
вечер; на землю спускались сумерки; в домах зажигались огни. Выслушав перечень добрых дел, совершенных в течение дня квартальными надзирателями, он отправлялся в клуб, где приглашал предводителя идти с ним вместе по стезе добродетели. Предводитель подавался туго, но так как поставленные ему на вид выгоды были до
того ясны, что могли убедить даже малого ребенка,
то и он, наконец, уступил.
Вечером того же дня князь представил меня даме своего сердца, которую он, незадолго перед
тем, отнял у одного из здешних муниципальных советников.
Так и Чичикову заметилось все в
тот вечер: и эта малая, неприхотливо убранная комнатка, и добродушное выраженье, воцарившееся в лице хозяина, и поданная Платонову трубка с янтарным мундштуком, и дым, который он стал пускать в толстую морду Ярбу, и фырканье Ярба, и смех миловидной хозяйки, прерываемый словами: «Полно, не мучь его», — и веселые свечки, и сверчок в углу, и стеклянная дверь, и весенняя ночь, которая оттоле на них глядела, облокотясь на вершины дерев, из чащи которых высвистывали весенние соловьи.
Были в жизни его моменты, когда действительность унижала его, пыталась раздавить, он вспомнил ночь 9 Января на темных улицах Петербурга, первые дни Московского восстания,
тот вечер, когда избили его и Любашу, — во всех этих случаях он подчинялся страху, который взрывал в нем естественное чувство самосохранения, а сегодня он подавлен тоже, конечно, чувством биологическим, но — не только им.
Неточные совпадения
Ласкала слух
та песенка, // Негромкая и нежная, // Как ветер летним
вечером, // Легонько пробегающий // По бархатной муравушке, // Как шум дождя весеннего // По листьям молодым!
Г-жа Простакова. Как теленок, мой батюшка; оттого-то у нас в доме все и избаловано. Вить у него нет
того смыслу, чтоб в доме была строгость, чтоб наказать путем виноватого. Все сама управляюсь, батюшка. С утра до
вечера, как за язык повешена, рук не покладываю:
то бранюсь,
то дерусь;
тем и дом держится, мой батюшка!
В
тот же
вечер, запершись в кабинете, Бородавкин писал в своем журнале следующую отметку:
Но происшествие это было важно в
том отношении, что если прежде у Грустилова еще были кое-какие сомнения насчет предстоящего ему образа действия,
то с этой минуты они совершенно исчезли.
Вечером того же дня он назначил Парамошу инспектором глуповских училищ, а другому юродивому, Яшеньке, предоставил кафедру философии, которую нарочно для него создал в уездном училище. Сам же усердно принялся за сочинение трактата:"О восхищениях благочестивой души".
К
вечеру разлив был до
того велик, что не видно было пределов его, а вода между
тем все еще прибывала и прибывала.