Неточные совпадения
Стародум. Богату! А кто богат?
Да ведаешь
ли ты, что для прихотей одного человека всей Сибири
мало! Друг мой! Все состоит в воображении. Последуй природе, никогда не будешь беден. Последуй людским мнениям, никогда богат не будешь.
Он сделал даже самому себе множество приятных сюрпризов, подмигнул бровью и губами и сделал кое-что даже языком; словом,
мало ли чего не делаешь, оставшись один, чувствуя притом, что хорош,
да к тому же будучи уверен, что никто не заглядывает в щелку.
—
Мало ли что пишет! Об нас тоже говорили,
да и писали, забыли, что ль? А я уверена, что она… прекрасная и что все это — вздор!
Может, и видели его,
да не заметили;
мало ли народу проходит?
Кабанова. Не пущу, и не думай! Из-за нее
да себя губить, стоит
ли она того!
Мало нам она страму-то наделала, еще что затеяла!
—
Мало ли на кого!
Да вот хоть бы на этого господина, что отсюда уехал.
— Вообще выходило у него так, что интеллигенция — приказчица рабочего класса, не более, — говорил Суслов, морщась, накладывая ложкой варенье в стакан чаю. — «Нет, сказал я ему, приказчики революций не делают, вожди, вожди нужны, а не приказчики!» Вы, марксисты, по дурному примеру немцев, действительно становитесь в позицию приказчиков рабочего класса, но у немцев есть Бебель, Адлер
да —
мало ли? А у вас — таких нет,
да и не дай бог, чтоб явились… провожать рабочих в Кремль, на поклонение царю…
—
Да ведь сказать — трудно! Однако — как не скажешь? Народу у нас оказывается лишнего много, а землишки —
мало. На сытую жизнь не хватает земли-то. В Сибирь крестьяне самовольно не идут, а силком переселять у начальства… смелости нет, что
ли? Вы простите! Говорю, как думаю.
—
Да — что вы? Не
мало ли этого?
— Конечно — глупо!
Да ведь
мало ли глупостей говоришь. И вы тоже ведь говорите.
Красавина.
Мало ли разговору,
да всему верить-то нельзя. Иногда колокол льют, так нарочно пустую молву пускают, чтоб звончее был.
Матрена.
Да что их разбирать-то!
Мало ли что снится!
— А под носом — вон что! — Леонтий указал на книги, —
мало, что
ли? Книги, ученики… жена в придачу, — он засмеялся, —
да душевный мир… Чего больше?
Мало ли зла: что-нибудь
да есть!
—
Да мало того, я и сама такая же; я тебя во всем поняла. Знаешь
ли ты, что и мама такая же?
Мы возразили, что вон есть там,
да там,
да вон тут:
мало ли красивых мест!
— На тебя глянуть пришла. Я ведь у тебя бывала, аль забыл? Не велика же в тебе память, коли уж меня забыл. Сказали у нас, что ты хворый, думаю, что ж, я пойду его сама повидаю: вот и вижу тебя,
да какой же ты хворый? Еще двадцать лет проживешь, право, Бог с тобою!
Да и
мало ли за тебя молебщиков, тебе ль хворать?
— Какой вздор, и все это вздор, — бормотал он. — Я действительно, может быть, говорил когда-то… только не вам. Мне самому говорили. Я это в Париже слышал, от одного француза, что будто бы у нас в Четьи-Минеи это за обедней читают… Это очень ученый человек, который специально изучал статистику России… долго жил в России… Я сам Четьи-Минеи не читал…
да и не стану читать…
Мало ли что болтается за обедом?.. Мы тогда обедали…
— Безостановочно продолжает муж после вопроса «слушаешь
ли», —
да, очень приятные для меня перемены, — и он довольно подробно рассказывает;
да ведь она три четверти этого знает, нет, и все знает, но все равно: пусть он рассказывает, какой он добрый! и он все рассказывает: что уроки ему давно надоели, и почему в каком семействе или с какими учениками надоели, и как занятие в заводской конторе ему не надоело, потому что оно важно, дает влияние на народ целого завода, и как он кое-что успевает там делать: развел охотников учить грамоте, выучил их, как учить грамоте, вытянул из фирмы плату этим учителям, доказавши, что работники от этого будут меньше портить машины и работу, потому что от этого пойдет уменьшение прогулов и пьяных глаз, плату самую пустую, конечно, и как он оттягивает рабочих от пьянства, и для этого часто бывает в их харчевнях, — и
мало ли что такое.
Мало ли какие науки располагают к такому же взгляду? — и математические, и исторические, и общественные,
да и всякие другие.
Что ж это, в самом деле?
да, как будто не нужно?. «как будто», а кто знает? нет, нельзя оставить «миленького» одного,
мало ли что может случиться?
да, наконец, пить захочет, может быть, чаю захочет, ведь он деликатный, будить не станет, значит, и нельзя не сидеть подле него.
— Ничего, платье как платье. Но подвенечное платье особенное.
Да и вообще
мало ли что нужно. И белье, и еще три-четыре платьица,
да и тебе не мешает о собственной обстановке подумать. Все жил холостой, а теперь семьей обзаводишься. Так и рассчитывать надо…
Запасливая была старушка, всю жизнь копила
да берегла, —
мало ли наберется в дому маменькина добра.
— А вот и пустит. И еще спасибо скажет, потому выйдет так, что я-то кругом чиста.
Мало ли что про вдову наболтают, только ленивый не скажет. Ну, а тут я сама объявлюсь, — ежели бы была виновата, так не пошла бы к твоей мамыньке. Так я говорю?.. Всем будет хорошо…
Да еще что, подошлем к мамыньке сперва Серафиму. Еще того лучше будет… И ей будет лучше: как будто промежду нас ничего и не было… Поняла теперь?
—
Да што с ним разговаривать-то! — лениво заметил мельник Ермилыч, позевывая. — Вели его в темную, Флегонт Василич, а завтра разберешь… Вот мы с отцом Макаром о чае соскучились.
Мало ли бродяжек шляющих по нашим местам…
— Я говорю к примеру…
Мало ли есть других дел, Тарас Семеныч? Только нужны люди и деньги…
да.
— Э, деньги одинаковы! Только бы нажить. Ведь много
ли мне нужно, Галактион Михеич? Я
да жена — и все тут. А без дела обидно сидеть, потому как чувствую призвание. А деньги будут, можно и на церковь пожертвовать и слепую богадельню устроить,
мало ли что!
— Н-ничего! Н-н-ничего! Как есть ничего! — спохватился и заторопился поскорее чиновник, — н-никакими то есть деньгами Лихачев доехать не мог! Нет, это не то, что Арманс. Тут один Тоцкий.
Да вечером в Большом али во Французском театре в своей собственной ложе сидит. Офицеры там
мало ли что промеж себя говорят, а и те ничего не могут доказать: «вот, дескать, это есть та самая Настасья Филипповна»,
да и только, а насчет дальнейшего — ничего! Потому что и нет ничего.
— Ба! Вы хотите от человека слышать самый скверный его поступок и при этом блеска требуете! Самые скверные поступки и всегда очень грязны, мы сейчас это от Ивана Петровича услышим;
да и
мало ли что снаружи блестит и добродетелью хочет казаться, потому что своя карета есть.
Мало ли кто свою карету имеет… И какими способами…
— А такая!.. Вот погляди ты на меня сейчас и скажи: «Дурак ты, Петр Васильич,
да еще какой дурак-то… ах какой дурак!.. Недаром кривой ерахтой все зовут… Дурак, дурак!..» Так ведь?.. а?.. Ведь мне одно словечко было молвить Ястребову-то, так болото-то и мое… а?.. Ну не дурак
ли я после того? Убить меня
мало, кривого подлеца…
—
Да так…
Мало ли что здря болтают. Намедни в кабаке городские хвалились…
Первым делом они обратились к старику Чеботареву и принялись его расспрашивать:
мало ли девки балуются,
да не на виду у всех, а тут в глазах у всех Феклиста поселилась у Морока.
—
Да так,
мало ли что он болтал.
Заходившие сюда бабы всегда завидовали Таисье и, покачивая головами, твердили: «Хоть бы денек пожить эк-ту, Таисьюшка: сама ты большая, сама маленькая…»
Да и как было не завидовать бабам святой душеньке, когда дома у них дым коромыслом стоял: одну ребята одолели, у другой муж на руку больно скор, у третьей сиротство или смута какая, —
мало ли напастей у мирского человека, особенно у бабы?
— Ну,
да. Я об этом не говорю теперь, а ведь жив человек живое и думает.
Мало ли чем Господь может посетить: тогда копеечка-то и понадобится.
— Ну
да, — сказал Коля солидным басом. —
Мало ли какие глупости бывают в молодости! Понятное дело…
Прошло
мало ли, много
ли времени: скоро сказка сказывается, не скоро дело делается, — захотелось молодой дочери купецкой, красавице писаной, увидеть своими глазами зверя лесного, чуда морского, и стала она его о том просить и молить; долго он на то не соглашается, испугать ее опасается,
да и был он такое страшилище, что ни в сказке сказать, ни пером написать; не токмо люди, звери дикие его завсегда устрашалися и в свои берлоги разбегалися.
—
Да ведь это, батюшка,
мало ли что: не то что про какую-нибудь девку, а и про священника, пожалуй, наболтают невесть чего, — возразил мужик с обыкновенной наружностью: он, видно, был рыцарских чувств и не любил женщин давать в обиду.
Плавин, кажется, остался не совсем доволен тем, что происходило за обедом, потому что — не дождавшись даже, чтобы встали из-за стола, и похвалив только слегка Вихрову его речь — он раскланялся со всеми общим поклоном и уехал; вряд
ли он не счел, что лично ему на этом обеде оказано
мало было почести, тогда как он в сущности только себя
да, пожалуй, еще Марьеновского и считал деятелями в преобразованиях.
— Что жалеть-то! Вони
да грязи
мало, что
ли, было? После постоялого-то у меня тут другой домок, чистый, был,
да и в том тесно стало. Скоро пять лет будет, как вот эти палаты выстроил. Жить надо так, чтобы и светло, и тепло, и во всем чтоб приволье было. При деньгах
да не пожить? за это и люди осудят! Ну, а теперь побеседуемте, сударь, закусимте; я уж вас от себя не пущу! Сказывай, сударь, зачем приехал? нужды нет
ли какой?
—
Мало ли денег!
Да ведь и я не с ветру говорю, а настоящее дело докладываю. Коли много денег кажется, поторговаться можно. Уступит и за семьсот. А и не уступит, все-таки упускать не след. Деньги-то, которые ты тут отдашь, словно в ламбарте будут. Еще лучше, потому что в Москву за процентами ездить не нужно, сами придут.
И долго-таки не отставал от него враг человеческий; и на другой, и на третий день все эта юница являлася и думала его прелестьми своими сомустить, только он догадался
да крест на нее и надел… так поверите
ли, сударь? вместо юницы-то очутился у него в руках змей преогромный, который, пошипев
мало, и пополз из келий вон…
Дернов.
Мало ли что торги! тут, брат, казенный интерес. Я было сунулся доложить Якову Астафьичу, что для пользы службы за тобой утвердить надо,
да он говорит: «Ты, мол, любезный, хочешь меня уверить, что стакан, сапоги и масло все одно, так я, брат, хошь и дикий человек, а арифметике-то учился, четыре от двух отличить умею».
Ощутил лесной зверь, что у него на лбу будто зубы прорезываются. Взял письма, прочитал — там всякие такие неудобные подробности изображаются. Глупая была баба!
Мало ей того, чтоб грех сотворить, — нет, возьмет
да на другой день все это опишет: «Помнишь
ли, мол, миленький, как ты сел вот так, а я села вот этак, а потом ты взял меня за руку, а я, дескать, хотела ее отнять, ну, а ты»… и пошла, и пошла!
да страницы четыре мелко-намелко испишет, и все не то чтоб дело какое-нибудь, а так, пустяки одни.
Да и
мало ли еще случаев было! Даже покойниками, доложу вам, не брезговал! Пронюхал он раз, что умерла у нас старуха раскольница и что сестра ее сбирается похоронить покойницу тут же у себя, под домом. Что ж он? ни гугу, сударь; дал всю эту церемонию исполнить
да на другой день к ней с обыском. Ну, конечно, откупилась,
да штука-то в том, что каждый раз, как ему деньги занадобятся, каждый раз он к ней с обыском...
— Ишь ведь как изладили!
да что, по ресункам, что
ли, батюшка? Не
мало тоже, чай, хлопот было! Вот намеднись Семен Николаич говорит:"Ресунок, говорит, Архипушко, вещь мудреная: надо ее сообразить! линия-то на бумаге все прямо выходит: что глубина, что долина? так надо, говорит, все сообразить, которую то есть линию в глубь пустить, которую в долину, которую в ширь…"Разговорился со мной — такой добреющий господин!
Да и
мало ли он мерзостей делал прямо на глазах у всех — и все привыкли, все говорят:"Он уж такой от роду".
— С удовольствием. Мы, признаться сказать, и то думали: незачем, мол, ходить,
да так, между делом… Делов ноне
мало, публика больше в долг норовит взять… Вот и думаем: не наш
ли, мол, это Ковригин?
Да, нельзя даже на минуту усомниться, что подобные отношения к интересам, мало-мальски выходящим из Тесной сферы личных требований, действительно представляют для западного человека"новое слово". Но вопрос: нужно
ли ему это слово?
Аграфена Кондратьевна. Чего хочется!
Да ты, Самсон Силыч, очумел, что
ли? Накормлена!
Мало ли что накормлена! По христианскому закону всякого накормить следствует; и чужих призирают, не токмо что своих, — а ведь это и в люди сказать грех как ни на есть: родная детища!