Неточные совпадения
Янсутский пожал их и, заметно оставшись очень доволен этим, вышел
с некоторою гордостью на средний проход, где, приостановившись, взглянул на одну из бельэтажных лож, в которой
сидела одна-одинехонька совершенно бабочке подобная дама, очень богато разодетая,
с целым ворохом волос на голове,
с лицом бледным и матовым,
с светлыми, веселыми глазками и
с маленьким, вздернутым носиком.
Бегушев между тем
сидел, понурив немного голову и как бы усмехаясь сам
с собой.
Раз, часу во втором утра, Бегушев
сидел, по обыкновению, в одной из внутренних комнат своих, поджав ноги на диване, пил кофе и курил из длинной трубки
с очень дорогим янтарным мундштуком: сигар Бегушев не мог курить по крепости их, а папиросы презирал.
От Грохова Домна Осиповна проехала в одну из банкирских контор. Там, в первой же со входа комнате, за проволочной решеткой, — точно птица какая, —
сидел жид
с сильными следами на лице и на руках проказы; несмотря на это, Домна Осиповна очень любезно поклонилась ему и даже протянула ему в маленькое отверстие решетки свою руку, которую жид, в свою очередь,
с чувством и довольно сильно пожал.
Граф в это время
сидел у дочери. Он был уже старик, но совершенно еще стройный, раздушенный, напомаженный,
с бородой a la Napoleon III и в безукоризненно модной сюртучной паре.
— Постой, постой! — останавливала между тем Мерова приятельницу, не давая ей садиться и осматривая ее
с головы до ног. — Но знаешь, ma chere [моя дорогая (франц.).], платье это тяжело на тебе
сидит.
Сама Домна Осиповна
сидела с неописанной важностью, закинув ногу на ногу, и вместе
с тем она
с явным презрением смотрела на всех, идущих пешком.
— Так надо сказать-с, — продолжал он, явно разгорячившись, — тут кругом всего этого стена каменная построена: кто попал за нее и узнал тамошние порядки — ну и
сиди, благоденствуй; сору только из избы не выноси да гляди на все сквозь пальцы; а уж свежего человека не пустят туда. Вот теперь про себя мне сказать: уроженец я какой бы то ни было там губернии; у меня нет ни роду, ни племени; человек я богатый, хотел бы, может, для своей родины невесть сколько добра сделать, но мне не позволят того!
Приехав
с обеда и отправив письмо к Домне Осиповне, Бегушев
сидел в своем кабинете.
— Ты-то уж меня очень оскорбила сегодня… Очень! — перебил ее Бегушев
с запальчивостью. — Чувствовала ли ты, как ты
сидела, когда мы ехали
с тобой в коляске?
Уложив эти деньги в нарочно взятый для них саквояж, Домна Осиповна отправилась в контору Хмурина, где
сидел всего один артельщик, который, когда Домна Осиповна сказала, что приехала купить акции, проворно встал и проговорил: «Пожалуйте-с; от Селивестра Кузьмича был уже приказ!» Домна Осиповна подала ему свой саквояж
с деньгами, сосчитав которые, артельщик выдал ей на восемьдесят тысяч акций.
По отправлении этого письма Домной Осиповной овладел новый страх: ну, как муж приедет в то время, как у нее
сидит Бегушев, и по своей болтливости прямо воскликнет: «Благодарю тебя, душенька, что ты позволила приехать к тебе!» А она желала, чтобы это навсегда осталось тайною для Бегушева и чтобы он полагал, что муж возвратился к ней нахрапом, без всякого согласия
с ее стороны.
В одно утро Прокофий выкинул новую штуку. Бегушев, как только приехала к нему Домна Осиповна, всей прислуге приказал никого не принимать, пока гостит она у него, и первые три дня прошли благополучно; но на четвертый поутру, когда Домна Осиповна, совсем еще неодетая,
сидела у Бегушева в диванной и пила
с ним чай, вдруг раздался довольно слабый звонок.
Напрасно она, пока было светло,
сидела у окна и беспрестанно взглядывала в маленькое зеркальце, приделанное
с улицы к косяку и обращенное в ту сторону, откуда Бегушев должен был прийти или приехать, напрасно прислушивалась к малейшему шуму в передней, в ожидании услышать его голос, — надежды ее не исполнялись.
Мерова по опыту знала, что если бы ее Петр Евстигнеевич увидел, что она вдали от прочего общества
сидит вдвоем
с мужчиной, так не поблагодарил бы ее; разрешая себе всевозможные шалости, он не позволял ей малейшего кокетства
с кем бы то ни было.
Генерал на этот раз был, по заграничному обычаю, в штатском платье и от этого много утратил своей воинственности. Оказалось, что плечи его в мундире были ваточные, грудь — тоже понастегана. Коротенькое пальто совершенно не шло к нему и неловко на нем
сидело, но при всем том маленькая рука генерала и
с высоким подъемом нога, а более всего мягкие манеры — говорили об его чистокровном аристократическом происхождении. Фамилия генерала была Трахов.
— Какие иногда странные мысли приходят в голову человека! Мне вот,
сидя в этом маленьком кабачке, припомнилось, как мы
с вами, cousin, служили на Кавказе и стаивали на бивуаках… Для вас, конечно, это было очень тяжелое время!
Томимый скукою, он шел
с понуренной головой по бульварам, среди многолюдной толпы — идущей, разговаривающей, смеющейся, евшей, пившей в открытых кофейнях, — и, совершенно случайно, взмахнув глазами в сторону, увидал небыстро едущее ландо, в котором на задней скамейке
сидели две молодые дамы, а на передней — Янсутский и генерал.
Сойдя вместе
с графом на улицу, Бегушев увидел, что Елизавета Николаевна и Тюменев
сидели в коляске, и при этом ему невольно кинулось в глаза, что оба они были
с очень сердитыми лицами.
Если бы эта прежняя Домна Осиповна в настоящую минуту
сидела около него в экипаже — пусть бы даже так же глупо, как
сидела она некогда, ехавши
с ним по Москве на обед к Янсутскому, — то Бегушеву и тогда было бы приятно.
Когда Бегушев пришел в столовую, то Домна Осиповна, Янсутский, доктор Перехватов, а вместе
с ними и Офонькин
сидели уже за отдельным небольшим столом.
Нельзя вообразить себе людей, более непохожих между собою, как те, которые
сидели с Домной Осиповной, и те, которые окружали Бегушева: они по нравственному складу как будто бы были существами
с разных планет, и только граф Хвостиков мог витать между этими планетами и симпатизировать той и другой.
Часов в восемь Бегушев
сидел с графом Хвостиковым, и тот ему показывал фокусы из карт; ловкость Хвостикова в этом случае была невероятна: он
с одной из карт произвел такую штуку, что Бегушев воскликнул: «Как вы могли ее украсть из-под моего носа?» — «Карта — это что!
Прокофий позволил ему и даже провел его в кабинет, где Долгов около получаса
сидел и, от нечего делать блуждая глазами
с предмета на предмет, увидел на столе письмо и в письме этом свою фамилию; не было никакого сомнения, что оно было от Тюменева.
Граф Хвостиков, впрочем, более приятеля сохранивший присутствие духа, принялся доказывать доктору, что Россия самая непредприимчивая страна, что у нас никто не заинтересуется делом за его идею, а всякому дорог лишь свой барыш! Доктор
с легкой улыбкой соглашался
с ним; Домна же Осиповна держала свои глаза устремленными на Долгова, который
сидел совсем понурив голову. Наконец гости увидели, что им есть возможность уехать, и уехали!
В конторе Грохова, по-прежнему грязной и темной,
сидели сам Грохов и Янсутский. Оба они очень изменились: Грохов оплешивел, обеззубел и был
с багрово-желтым цветом лица, а Янсутский еще более похудел и походил на оглоданную, загрязненную кость, но энергии своей нисколько не утратил.
Янсутский в это время, побывав еще в местах двадцати, обедать прибыл в Английский клуб, где в обеденной зале увидал генерала Трахова, который
сидел уже за столом и просматривал меню. Янсутский, разумеется, не преминул поспешно подойти к генералу и попросил позволения сесть рядом
с ним. Генерал очень любезно позволил ему это.
Над диваном, на котором старушка по преимуществу
сидела, красовался, почти в натуральную величину, фотографический снимок Александра Ивановича, очень похожий на него, но в то же время весь какой-то черный, а также виднелись: зимний русский пейзаж, изображающий, как отец Бегушева, окруженный крепостными охотниками, принимал медведя на рогатину, и другой, уже летний пейзаж, представляющий их главную, родовую усадьбу
с садом,
с рекой,
с мельницей и церковью вдали.
Извещение о приезде графа пришло в довольно поэтическую для Домны Осиповны минуту: она
сидела в кабинете у мужа на диване, рядом
с ним, и держала его руку в обеих руках своих; взор ее дышал нежностью и томностью.
— Иногда; но больше
сидит и вместе
с нами увлекается великим движением, обхватившим все классы общества!.. — ввернул граф газетную фразу, чтобы сильней повоздействовать на Домну Осиповну. — К вам я тоже приехал
с кружечкой, хоть и сердит на вас, что вы не хотели поддержать газеты, которая как бы теперь была полезна!.. Впрочем, бог вас простит за это; пожертвуйте, по крайней мере, теперь нашим соплеменникам, сколько можете!..
Вечером, часов в девять, граф вошел к дочери, что весьма редко
с ним случалось. У Елизаветы Николаевны в это время
сидел Бегушев.
Татьяна Васильевна после того ушла к себе, но Долгов и критик еще часа два спорили между собою и в конце концов разругались, что при всех почти дебатах постоянно случалось
с Долговым, несмотря на его добрый характер! Бедный генерал, сколько ни устал от дневных хлопот, сколь ни был томим желанием спать, считал себя обязанным
сидеть и слушать их. Как же после этого он не имел права считать жену свою хуже всех в мире женщин! Мало что она сама, но даже гости ее мучили его!