Неточные совпадения
— А, если бы вопрос только о жизни
был, тогда и говорить нечего; но тут хотят шубу на шубу надеть, сразу хапнуть, как екатерининские вельможи делали: в десять лет такие состояния наживали, что
после три-четыре поколения мотают, мотают и все-таки промотать не могут!..
Конечно, ничего, как и оказалось потом: через неделю же
после того я стала слышать, что он всюду с этой госпожой ездит в коляске, что она является то в одном дорогом платье, то в другом… один молодой человек семь шляпок мне у ней насчитал, так что в этом даже отношении я не могла соперничать с ней, потому что муж мне все говорил, что у него денег нет, и какие-то гроши выдавал мне на туалет; наконец, терпение мое истощилось… я говорю ему, что так нельзя, что пусть оставит меня совершенно; но он и тут
было: «Зачем, для чего это?» Однако я такой ему сделала ад из жизни, что он не выдержал и сам уехал от меня.
— Да, а то люди, пожалуй,
после болтать
будут, что ты сидишь у меня до света: второй уже час.
Он немедля приказал их взять к черту, послал в магазин и велел оттуда принести прежде еще им виденные там четыре очень дорогие, из белой бронзы, многосвечные шандалы и купил их — с тем, чтобы
после отпразднования они
были отправлены к m-me Меровой.
— Никак нет-с! — отвечал тот с усмешкой. — И терпеть даже никогда не
буду, потому я богат… Ну, когда тоже очень этак не остережешься, призовешь
после этого «пострадавшее лицо», как нынче их, окаянных, именуют, сунешь ему в зубы рублей тридцать — он же тебе в ноги поклонится.
— Да как же, помилуйте? Я у вас же, у вашего превосходительства
был вскоре
после того. Вы меня спрашиваете: «Что это такое?», я говорю: «Публике маненечко хочет показать себя, авось, другой сдуру подумает: «Ах, моська, знать, сильна, коль лает на слона!» — как писал господин Крылов.
— И не советую вам, — продолжал тот, — потому что пообедать — я пообедаю, но
буду еще строже
после того.
Мерова тоже вскоре
после того начала проситься у Янсутского, чтобы он отпустил ее домой. Ей, наконец, стало гадко
быть с оставшимися дамами. Янсутский,
после нескольких возражений, разрешил ей уехать.
Вообще все суждения его об Европе отличались злостью, остроумием и, пожалуй, справедливостью, доходящею иногда почти до пророчества: еще задолго, например, до франко-прусской войны он говорил: «Пусть господа Кошуты и Мадзини сходят со сцены: им там нет более места, — из-за задних гор показывается каска Бисмарка!»
После парижского разгрома, который ему
был очень досаден, Бегушев, всегда любивший романские племена больше германских, напился даже пьян и в бешенстве, ударив по столу своим могучим кулаком, воскликнул: «Вздор-с!
— Прилично! — воскликнул Бегушев и захохотал саркастическим смехом. — Прилично очень!.. Когда этот мерзавец за каждым куском, который глотал его гость, лез почти в рот к нему и спрашивал: «Хорошо?.. Хорошо?..» Наконец, он врал непроходимо: с какой наглостью и дерзостью выдумал какую-то мадеру мальвуази, существовавшую при осаде Гибралтара, и вино из садов герцога Бургундского! Чем же он нас
после того считает? Пешками, болванами, которые из-за того, что их покормят,
будут выслушивать всякую галиматью!
После ужина гостья и хозяин снова перешли в кабинет, и, по поводу коснувшегося разговора о Хмурине и Янсутском, Бегушев стал толковать Домне Осиповне, что эти дрянные люди
суть продукт капитала, самой пагубной силы настоящего времени; что существовавшее некогда рыцарство по своему деспотизму ничто в сравнении с капиталом.
Грохов действительно находился в гостиной и, усевшись там на одно из кресел, грустно-сентиментальным взором глядел на висевшую против него огромную масляную картину, изображающую Психею и Амура. На этот раз он
был совершенно трезв.
После того похмелья, в котором мы в первый раз встретили его, он не
пил ни капли и
был здрав, свеж и не столь мрачен.
— Сделайте милость, для виду!.. — воскликнула Домна Осиповна, голос ее принял какой-то даже ожесточенный тон. — Знаю я его очень хорошо, — он теперь говорит одно, а
после будет говорить совсем другое.
Чтобы сократить время до вечера, он гулял по Тверскому бульвару, ранее обыкновенного отобедал,
выпил больше вина, чтобы заснуть
после обеда, и все-таки не заснул.
В первый день приезда мужа Домна Осиповна успела только заметить, что он
был сверх обыкновения важен и гораздо солиднее, чем прежде, держал себя, чему она и порадовалась; но на другой день Олухов приехал домой к обеду
после завтрака в «Славянском Базаре» и
был сильно
выпивши. Усевшись с прежнею важностью за стол, он прямо объявил Домне Осиповне, что желает с ней жить, как муж с женой.
После этого Грохов и Олухов стали собираться уезжать… Последнему смертельно хотелось в «Эрмитаж», чтобы там так же рассеяться, как и вчера; но только у него в кармане денег не
было ни копейки.
Бегушев, когда приезжала к нему Домна Осиповна,
был дома и только заранее еще велел всем говорить, что он уехал из Москвы.
После ее звонка и когда Прокофий не принял ее, Бегушев усмехнулся, но так усмехаться не дай бог никому! Через неделю он в самом деле уехал за границу.
— А вышло, cher cousin [дорогой кузен (франц.).], нехорошо!.. — продолжал генерал грустным голосом. — Ефим Федорович страшно на меня обиделся и, встретясь вскоре
после того со мной в Английском клубе, он повернулся ко мне спиной и даже ушел из той комнаты, где я сел обедать; а потом, как водится, это стало отражаться и на самой службе: теперь, какое бы то ни
было представление от моего ведомства, — Ефим Федорович всегда против и своей неумолимой логикой разбивает все в пух…
— Разумеется!.. Особенно жена моя, которая чересчур уж prude!.. [строга!.. (франц.).] — подхватил генерал и потом,
после короткого молчания, присовокупил: — А что, мы не
выпьем ли с вами бутылку шампанского? Я — русский человек, не могу без шампанского!
— Домна Осиповна больна
была очень
после того и писала мне отчаянное письмо, где она называла ваш поступок бесчеловечным; я тоже согласна с ней, — вот другое дело, если бы вы не любили ее!.. — заключила или, лучше сказать, как-то оборвала свои слова Мерова.
— Эта история, я думаю, известна всем: я сын не графа Хвостикова, а эмигранта французского, бежавшего в Россию
после первой революции, который
был гувернером моих старших братьев и вместе с тем le bien aime [возлюбленным (франц.).] моей матери…
Она привела с собой на своре десять болоночек, которые, вбежав в свое новое помещение, сначала
было залаяли, завизжали, но
после окрика Маремьяши и
после того, как она налила им на блюдечко принесенного с собой в пузырьке молока, они принялись лакать его и сейчас же стихли.
Аделаида Ивановна, действительно,
после скудного обеда, который она брала от дьячка, попав на изысканный стол Бегушева, с большим аппетитом и очень много кушала: несмотря на свое поэтическое и сентиментальное миросозерцание, Аделаида Ивановна, подобно брату своему,
была несколько обжорлива. Бегушев не спешил платить доктору. Тот отчасти из этого, а потом и по другим признакам догадался, что ему не следовало уезжать, ради чего, не кладя, впрочем, шляпы, сел.
Бегушев — потому, что последнее время он как будто бы разучился говорить; граф Хвостиков
был, видимо, чем-то серьезным занят: он целые утра писал, а потом
после обеда пропадал на всю ночь...
— Скажите, какое происшествие! — и затем торопливо прочел: «Третьего мая в номера трактира «Дон» приехал почетный гражданин Олухов с девицею Глафирою Митхель. Оба они
были в нетрезвом виде и, взяв номер, потребовали себе еще вина,
после чего раздался крик девицы Митхель. Вбежавший к ним в номер лакей увидел, что Олухов, забавляясь и выставляясь из открытого окна, потерял равновесие и, упав с высоты третьего этажа, разбил себе череп на три части. Он
был найден на тротуаре совершенно мертвым».
Бегушев
после того ушел к себе в диванную. Нетерпение отражалось во всем существе его: он то садился на диван, то ложился на нем, то вставал и ходил по комнате, заглядывая каждоминутно в окна; не
было никакого сомнения, что так нетерпеливо он поджидал графа Хвостикова. Тот, наконец, вернулся.
На большей части дач, особенно в парке и Сокольниках,
было переговорено, что она теперь владетельница пятимиллионного
после мужа состояния.
— У меня сейчас
был один барин, — продолжал Грохов
после недолгой остановки, — и говорил, что старик Олухов на волоске держался от банкротства.
Эта мысль так его расстроила, что он
был не в состоянии оставаться долее в своей конторе и уехал домой. Там его встретила Агаша, взятая им
после смерти Олухова аки бы в качестве экономки, но в сущности совершенно на том же положении, на каком она
была и у того. Грохов прошел в свою спальню и лег в постель.
Слух о переезде Елизаветы Николаевны в дом к Александру Ивановичу дошел, наконец, и до графа, спавшего крепчайшим сном
после всех перенесенных им накануне хлопот и неприятностей. Известие это до того
было неожиданно для него, что он сошел вниз узнать, вследствие чего произошла такая перемена.
Домну Осиповну привели, наконец, в комнату приятельницы; гостья и хозяйка сначала обнялись, расцеловались и потом обе расплакались: кто из них несчастнее
был в эти минуты — нищая ли Мерова, истерзанная болезнью, или Домна Осиповна, с каждым днем все более и более теряющая перья из своего величия, — сказать трудно; еще за год перед тем Домна Осиповна полагала, что она
после долгой борьбы вступила в сад, исполненный одних только цветов радости, а ей пришлось наскочить на тернии, более колючие, чем когда-либо случалось проходить.
Татьяна Васильевна
после того ушла к себе, но Долгов и критик еще часа два спорили между собою и в конце концов разругались, что при всех почти дебатах постоянно случалось с Долговым, несмотря на его добрый характер! Бедный генерал, сколько ни устал от дневных хлопот, сколь ни
был томим желанием спать, считал себя обязанным сидеть и слушать их. Как же
после этого он не имел права считать жену свою хуже всех в мире женщин! Мало что она сама, но даже гости ее мучили его!
Янсутский успел схлопотать, чтобы по делам умерших Олуховых учредился в Сибири конкурс, и сам,
будучи выбран председателем сего конкурса, уведомил о том Домну Осиповну официальным письмом, прося ее вместе с тем объяснить ему, что приняла ли она наследство
после мужа или нет.