Неточные совпадения
Крапчик убил эту карту и тотчас же придвинул к
себе всю выигранную у него Ченцовым сумму и
метать не продолжал.
— Купец русский, —
заметила с презрением gnadige Frau: она давно и очень сильно не любила торговых русских людей за то, что они действительно многократно обманывали ее и особенно при продаже дамских материй, которые через неделю же у ней, при всей бережливости в носке, делались тряпки тряпками; тогда как — gnadige Frau без чувства не могла говорить об этом, — тогда как платье, которое она сшила
себе в Ревеле из голубого камлота еще перед свадьбой, было до сих пор новешенько.
Она была до крайности поражена такой поспешностью ее друга, но останавливать его не
посмела, и Егор Егорыч, проворно уйдя от нее и порывисто накинув
себе на плечи свою медвежью шубу, уехал прямо домой и снова заперся почти на замок от всех.
— Положим, что вам не сказали бы того, —
заметил, усмехнувшись, Крапчик, как бы находивший какое-то наслаждение для
себя мучить Егора Егорыча.
Людмила первая
заметила мать и, вскрикнув с ужасом: «мамаша!», убежала к
себе наверх.
Адмиральша встретила его с радостной улыбкой, Людмила старалась держать
себя смело и покойно, а Сусанна, при его появлении, немного потупилась.
— Жизнь людей, нравственно связанных между
собою, похожа на концентрические круги, у которых один центр, и вот в известный момент два лица помещались в самом центре материального и психического сближения; потом они переходят каждый по своему отдельному радиусу в один, в другой концентрик: таким образом все удаляются друг от друга; но связь существенная у них,
заметьте, не прервана: они могут еще сообщаться посредством радиусов и, взаимно действуя, даже умерщвлять один другого, и не выстрелом в портрет, а скорей глубоким помыслом, могущественным движением воли в желаемом направлении.
— Oh, mon Dieu, mon Dieu! — воскликнул Ченцов. — Скажу я Катерине Петровне!.. Когда мне и разговаривать-то с ней о чем бы ни было противно, и вы, может быть, даже слышали, что я женился на ней вовсе не по любви, а продал ей
себя, и стану я с ней откровенничать когда-нибудь!.. Если бы что-либо подобное случилось, так я предоставляю вам право ударить меня в лицо и сказать: вы подлец! А этого мне —
смею вас заверить — никогда еще никто не говорил!.. Итак, вашу руку!..
— Очень хорошо я его знаю! — сказал надменным и насмешливым тоном Тулузов. — Он и мне кричал, когда я его запер в кабинете, что разобьет
себе голову, если я буду
сметь держать его взаперти, однако проспал потом преспокойно всю ночь, царапинки даже
себе не сделав.
— Не я-с говорю это, я во сне бы никогда не
посмел подумать того, — отвечал ей немного уже опешивший Тулузов, — но это могут сказать другие, и, главное, может таким образом понять правительство, которое зорко следит за подобными отношениями и обеспечивает крепостных людей от подобного самоуправства: сын этого Власия, как вы сами видели, не из смирных; грубиян и проходимец великий; он найдет
себе заступу, и вам может угрожать опасность, что у вас отберут ваше имение в опеку.
— Понимаю, — начала gnadige Frau, но не успела договорить своей мысли, потому что в это время вошел Сверстов, только что вернувшийся из больницы и отыскивавший свою супругу. Войдя, он сразу же
заметил, что обе дамы были на
себя не похожи. Растерявшись и сам от того, что увидел, он зачем-то сказал жене...
Здесь я не могу не
заметить, что сия почтенная дама с течением годов все более и более начала обнаруживать смелости и разговорчивости с мужчинами и даже позволяла
себе иногда весьма и весьма вольные шутки, что происходило, конечно, потому, что кто же по летам и наружности gnadige Frau мог ее заподозрить в чем-нибудь?!
— Вероятно, из
мести к вам и ко мне за племянника. Впрочем, об этих господах не стоит и говорить, — я найду
себе деятельность, которая доставит мне и чины и деньги.
— Конечно, дурной человек не будет откровенен, —
заметила Сусанна Николаевна и пошла к
себе в комнату пораспустить корсет, парадное бархатное платье заменить домашним, и пока она все это совершала, в ее воображении рисовался, как живой, шустренький Углаков с своими проницательными и насмешливыми глазками, так что Сусанне Николаевне сделалось досадно на
себя. Возвратясь к мужу и стараясь думать о чем-нибудь другом, она спросила Егора Егорыча, знает ли он, что в их губернии, как и во многих, начинается голод?
Из игроков остались на своих местах только Лябьев, что-то такое задумчиво маравший на столе
мелом, Феодосий Гаврилыч, обыкновенно никогда и нигде не трогавшийся с того места, которое
себе избирал, и Калмык, подсевший тоже к их столу.
— Что ж, ты сам из
себя придумал испускать оные? —
заметил Калмык.
— Но тозе какой хлеб вы будете продавать и где? —
заметил один из откупщиков с такими явными следами своего жидовского происхождения, что имел даже пейсы, распространял от
себя невыносимый запах чесноку и дзикал в своем произношении до омерзения.
— И на то не даю слова! — начал он. — Если ваш муж действительно окажется подорожным разбойником, убившим невооруженного человека с целью ограбления, то я весь, во всеоружии моей
мести, восстану против него и советую вам также восстать против господина Тулузова, если только вы женщина правдивая.
Себя вам жалеть тут нечего; пусть даже это будет вам наказанием, что тоже нелишнее.
— Сам-то тоже не благуй очень!.. И что вы тут оба
намололи, — удивительное дело! Ты убьешь
себя, она умрет… Как есть вы неженки!
Gnadige Frau, а также и Сверстов, это
заметили и, предчувствуя, что тут что-то такое скрывается, по окончании обеда, переглянувшись друг с другом, ушли к
себе наверх под тем предлогом, что Сверстову надобно было собираться в дорогу, а gnadige Frau, конечно, в этом случае должна была помогать ему. Егор Егорыч пошел, по обыкновению, в свой кабинет, а Сусанна Николаевна пошла тоже за ним.
Но явиться к сему почтенному человеку, — излагал далее Аггей Никитич, — прямо от
себя с просьбою о посвящении в таинства масонства он не
смеет и потому умолял Егора Егорыча снабдить его рекомендательным письмом, с которым будто бы можно, как с золотыми ключами Петра […с золотыми ключами Петра.
— Конечно, я! — призналась пани Вибель и,
заметив, что Генрику ее широко и всласть зевнул, сказала ему: — Что ж ты, татко, сидишь тут и мучишься? Ступай к
себе спать.
— Это еще остатки средних веков, и ты вот
заметь: на некоторых одни фуражки, а на других — другие, а также неодинакие и перевязи. Это означает, что сегодня происходит торжество, сколько вижу, двух или даже трех корпораций; на этих торжествах они пьют пиво, поют и, наконец, ссорятся между
собой.
Переночевав в Майнце, мои путешественники опять-таки по плану Егора Егорыча отправились в Гейдельберг. Южная Германия тут уже сильно начинала давать
себя чувствовать. Воздух был напоен ароматами растений; деревья были все хоть небольшие, но сочные. Поля, конечно, не были с такой тщательностью обработаны, как в Северной Германии, но неопытный бы даже глаз
заметил, что они были плодовитее.
Конечно, ближе бы всего ей было сказать Аггею Никитичу о своей нужде, но это до того казалось совестно Марье Станиславовне, что она проплакала всю ночь и утро, рассуждая так, что не ради же денег она полюбила этого человека, и когда к ней вечером пришел Аггей Никитич, она ему ни слова не сказала о
себе и только была грустна, что
заметив, Аггей Никитич стал было расспрашивать Марью Станиславовну, но она и тут не призналась, зато открыла Аггею Никитичу причину ее печали Танюша.
Как ты
смел позволить
себе через какие-нибудь два-три дома от нас завести
себе любовницу — эту потаскушку-аптекаршу?
Очень уж она охотница большая до любви!» — заключил Аггей Никитич в мыслях своих с совершенно не свойственной ему ядовитостью и вместе с тем касательно самого
себя дошел до отчаянного убеждения, что для него все теперь в жизни погибло, о чем решился сказать аптекарю, который аккуратнейшим образом пришел к нему в назначенное время и,
заметив, что Аггей Никитич был с каким-то перекошенным, печальным и почти зеленым лицом, спросил его...
Сусанна Николаевна и Муза Николаевна каждонедельно между
собою переписывались, и вместе с тем Терхов, тоже весьма часто бывая у Лябьевых, все о чем-то с некоторой таинственностью объяснялся с Музой Николаевной, так что это
заметил, наконец, Аркадий Михайлович и сказал, конечно, шутя жене...
«На
месть? — вопросила она
себя.
Неточные совпадения
Городничий. Да я так только
заметил вам. Насчет же внутреннего распоряжения и того, что называет в письме Андрей Иванович грешками, я ничего не могу сказать. Да и странно говорить: нет человека, который бы за
собою не имел каких-нибудь грехов. Это уже так самим богом устроено, и волтерианцы напрасно против этого говорят.
Хлестаков. Да, и в журналы
помещаю. Моих, впрочем, много есть сочинений: «Женитьба Фигаро», «Роберт-Дьявол», «Норма». Уж и названий даже не помню. И всё случаем: я не хотел писать, но театральная дирекция говорит: «Пожалуйста, братец, напиши что-нибудь». Думаю
себе: «Пожалуй, изволь, братец!» И тут же в один вечер, кажется, всё написал, всех изумил. У меня легкость необыкновенная в мыслях. Все это, что было под именем барона Брамбеуса, «Фрегат „Надежды“ и „Московский телеграф“… все это я написал.
Был, после начала возмущения, день седьмый. Глуповцы торжествовали. Но несмотря на то что внутренние враги были побеждены и польская интрига посрамлена, атаманам-молодцам было как-то не по
себе, так как о новом градоначальнике все еще не было ни слуху ни духу. Они слонялись по городу, словно отравленные мухи, и не
смели ни за какое дело приняться, потому что не знали, как-то понравятся ихние недавние затеи новому начальнику.
Когда он разрушал, боролся со стихиями, предавал огню и
мечу, еще могло казаться, что в нем олицетворяется что-то громадное, какая-то всепокоряющая сила, которая, независимо от своего содержания, может поражать воображение; теперь, когда он лежал поверженный и изнеможенный, когда ни на ком не тяготел его исполненный бесстыжества взор, делалось ясным, что это"громадное", это"всепокоряющее" — не что иное, как идиотство, не нашедшее
себе границ.
Заметив в
себе желание исправить эту погрешность и получив на то согласие господина градоначальника, я с должным рачением [Раче́ние — старание, усердие.] завернул голову в салфетку и отправился домой.