Неточные совпадения
Комнату свою он, вставая каждый день в шесть
часов утра, прибирал собственными руками, то
есть мел в ней пол, приносил дров и затапливал печь, ходил лично на колодезь за водой и, наконец, сам чистил свое платье.
Приведя в порядок свою комнату, Егор Егорыч с
час обыкновенно стоял на молитве, а потом
пил чай.
Завтрак тянулся
часов до двух, потому что адмиральша и Сусанна
пили чай
часу в девятом...
Егор Егорыч, ожидая возвращения своего камердинера,
был как на иголках; он то усаживался плотно на своем кресле, то вскакивал и подбегал к окну, из которого можно
было видеть, когда подъедет Антип Ильич. Прошло таким образом около
часу. Но вот входная дверь нумера скрипнула. Понятно, что это прибыл Антип Ильич; но он еще довольно долго снимал с себя шубу, обтирал свои намерзшие бакенбарды и сморкался. Егора Егорыча даже подергивало от нетерпения. Наконец камердинер предстал перед ним.
— Ваше высокопревосходительство! — начал Дрыгин тоном благородного негодования. — Если бы я
был не человек, а свинья, и уничтожил бы в продолжение нескольких
часов целый ушат капусты, то умер бы, а я еще жив!
Как ни тяжело
было для Егора Егорыча такое предположение, но, помня слова свои из письма к Людмиле, что отказ ее он примет как спасительный для него урок, он не позволил себе волноваться и кипятиться, а, тихо и молча дождавшись назначенного ему
часа, поехал к Рыжовым.
Съезд назначен
был к девяти
часам.
Раз, это уж
было в конце поста,
часу в седьмом вечера, в избе Ивана Дорофеева, как и в прочих избах, сумерничали.
— Это не я-с приказывал, а он сам себе, пьяница, требовал! — закричал уже Крапчик на всю столовую. — И ты с ним
пила, и чокалась, и сидела потом вдвоем до трех
часов ночи, неизвестно что делая и о чем беседуя.
Миропа Дмитриевна решительно не могла отвести от него глаз; он никогда еще не производил на нее такого сильного впечатления своей наружностью: густые эполеты майора живописно спускались на сукно рукавов; толстая золотая цепочка от
часов извивалась около борта сюртука; по правилам летней формы, он
был в белых брюках; султан на его новой трехугольной шляпе красиво развевался от дуновения легкого ветерка; кресты и медали как-то более обыкновенного блистали и мелькали.
— Недурно!.. Идет!.. — воскликнул майор, так как подошел уже
час, когда он привык
пить водку.
Майор через какой-нибудь
час привез доктора и ни много ни мало — тогдашнего главного врача воспитательного дома, который
был в белом галстуке и во фраке, с несколько строгою и весьма важною физиономией.
Как бы то ни
было, впрочем, Невский проспект в то уже время считался, особенно между двумя и пятью
часами дня, сборным местом щегольства, богатства, красоты, интеллигенции и молодцеватости.
— Нисколько, нисколько!..
Буду у него сегодня же в шесть
часов вечера.
— Gnadige Frau, — начал он, когда та ровно в назначенный
час вошла к нему, — вы
были два раза замужем и
были, как мне известно, оба раза счастливы; но… у вас не
было такой разницы в летах!
В избранный для венчания день Егор Егорыч послал Антипа Ильича к священнику, состоящему у него на руге (Кузьмищево, как мы знаем,
было село), сказать, что он
будет венчаться с Сусанной Николаевной в пять
часов вечера, а затем все, то
есть жених и невеста, а также gnadige Frau и доктор, отправились в церковь пешком; священник, впрочем, осветил храм полным освещением и сам с дьяконом облекся в дорогие дорадоровые ризы, в которых служил только в заутреню светлого христова воскресения.
На это желание мужа Катрин немножко поморщилась: прежде всего ей не понравилось, что на их обеденных беседах
будет присутствовать посторонний человек, а Катрин все
часы дня и ночи желала бы оставаться с глазу на глаз с мужем; сверх того, не имея ничего против управляющего и находя его умным и даже, по наружности своей, красивым, она вместе с тем чувствовала какую-то непонятную неловкость от его лукаво-рысьего взгляда.
Тулузов на это только поклонился и в десять
часов был уже в большом доме: не оставалось почти никакого сомнения, что он понимал несколько по-французски. Ужин
был накрыт в боскетной и вовсе не являл собою souper froid, а, напротив, состоял из трех горячих блюд и даже в сопровождении бутылки с шампанским.
Было двенадцать
часов дня.
— Экстаз, — объяснил ему Пилецкий, —
есть то возбужденное состояние, когда человек, под влиянием духовно-нравственного движения, ничего не сознает, что происходит вокруг него; так, он не слышит боя
часов, не ощущает ни света, ни темноты, ни даже тепла и холода: он как бы умертвил тело свое и весь одухотворился, — понимаете?
Совершить прием Сусанны Николаевны в ложу между моими кузьмищевскими масонами положено
было в половине филипповского поста, и посвящение это произошло гораздо торжественнее, чем предполагалось.
Часов в десять вечера в одну из суббот Сусанна Николаевна должна
была доехать на лошади, заложенной в одиночку, вместе с своим поручителем Сверстовым до церкви, отстоящей от дому, по крайней мере, в полуверсте. Однако, сойдя с лестницы, Сусанна Николаевна объявила решительным голосом, что она желает идти пешком.
— Мы все созданы, — заговорил отец Василий снова назидательным тоном, — не для земных наших привязанностей, а для того, чтобы возвратиться в лоно бога в той духовной чистоте, каковая
была вдохнута первому человеку в
час его сотворения, но вы вашим печалованием отвращаетесь от того. В постигшем вас горе вы нисколько не причастны, и оно постигло вас по мудрым путям божиим.
— Поехать бы я вас просил, — сказал на это Тулузов, — завтра,
часов в одиннадцать утра, когда господин предводитель только еще просыпается и
пьет чай; вы с ним предварительно переговорите, передадите ему, как сами смотрите на мое предложение, а
часов в двенадцать и я явлюсь к нему!
На другой день в одиннадцать
часов Артасьев, конечно, приехал к губернскому предводителю, жившему в огромном доме Петра Григорьича, за который он хоть и должен
был платить тысячу рублей в год, но еще в продолжение двух лет ни копейки не внес в уплату сей суммы, и здесь я считаю нужным довести до сведения читателя, что сей преемник Крапчика являл совершенную противоположность своему предшественнику.
— Ах, боже мой! — воскликнул Артасьев, проворно выдергивая свою руку из рукава шубы. — Как я рад, как я рад; но я уезжаю по самонужнейшему делу: у нас
есть возможность завести при гимназии пансион, и все мы никак не можем столковаться, как нам устроить это… Я через четверть
часа непременно должен
быть у губернского предводителя, и можете вообразить себе, какой тут важный вопрос! Вопрос, получат или нет воспитание несколько мальчиков!
Дворянство собралось ровно в назначенный
час и, видимо,
было в возбужденном состоянии.
В одно зимнее утро,
часов в одиннадцать, в кофейной
был всего только один посетитель: высокий мужчина средних лет, в поношенном сюртуке, с лицом важным, но не умным. Он стоял у окна и мрачно глядел на открывавшийся перед ним Охотный ряд.
Квартира Лябьевых в сравнении с логовищем Феодосия Гаврилыча представляла верх изящества и вкуса, и все в ней как-то весело смотрело: натертый воском паркет блестел; в окна через чистые стекла ярко светило солнце и играло на листьях тропических растений, которыми уставлена
была гостиная; на подзеркальниках простеночных зеркал виднелись серебряные канделябры со множеством восковых свечей; на мраморной тумбе перед средним окном стояли дорогие бронзовые
часы; на столах, покрытых пестрыми синелевыми салфетками, красовались фарфоровые с прекрасной живописью лампы; мебель
была обита в гостиной шелковой материей, а в наугольной — дорогим английским ситцем; даже лакеи, проходившие по комнатам, имели какой-то довольный и нарядный вид: они очень много выручали от карт, которые по нескольку раз в неделю устраивались у Лябьева.
Билет им в бельэтаж еще заранее достал Углаков; сверх того, по уговору, он в день представления должен
был заехать к Музе Николаевне, у которой хотела
быть Сусанна Николаевна, и обеих дам сопровождать в театр; но вот в сказанный день седьмой
час был на исходе, а Углаков не являлся, так что дамы решились ехать одни.
На другой день, в приличный для визитов
час, Муза Николаевна и Сусанна Николаевна
были у Углаковых. Лябьева как вошла, так немедля же спросила встретившую их старуху Углакову...
Вслед за таким величием Тулузовых вдруг в одно утро
часов в одиннадцать к Марфиным приехала Екатерина Петровна и умоляла через лакея Сусанну Николаевну, чтобы та непременно ее приняла, хотя бы даже
была не одета. Та, конечно, по доброте своей, не отказала ей в этой просьбе, и когда увидела Екатерину Петровну, то
была несказанно поражена: визитное платье на m-me Тулузовой
было надето кое-как; она, кажется, не причесалась нисколько; на подрумяненных щеках ее
были заметны следы недавних слез.
Лицо Савелия по-прежнему имело зеленовато-желтый цвет, но наряд его
был несколько иной: вместо позолоченного перстня, на пальце красовался настоящий золотой и даже с каким-то розовым камнем; по атласному жилету проходил бисерный шнурок, и в кармане имелись
часы; жидкие волосы на голове
были сильно напомажены; брюки уже не спускались в сапоги, а лежали сверху сапог.
Тулузов потом возвратился домой в два
часа ночи и заметно
был в сильно гневном состоянии. Он тотчас же велел позвать к себе Савелия Власьева. Тот оказался дома и явился к барину.
Откупщицы не
было еще в собрании. Благодаря постоянно терзавшему ее флюсу, она с утра втирала в щеку разные успокаивающие мази и только
часов в десять вечера имела силы облечься в шелковое шумящее платье, украситься брильянтами и прибыть в собрание. Вальс в это время уже кончился.
— Вечером,
часов в шесть, — объяснил Аггей Никитич, рассчитав, что сначала он переговорит с аптекарем, а потом тот, вероятно, пригласит его остаться чай
пить, и таким образом Аггей Никитич целый вечер проведет с очаровательной пани.
На одном из таких газонов в несколько глухом месте сада, по рисунку самого Кавинина,
было сделано из цветных клумб как бы нечто похожее на масонский ковер, в средине которого высилась мраморная тумба, тоже как бы напоминающая жертвенник масонский; на верхней доске этой тумбы
были сделаны солнечные
часы.
Прошли таким образом день-два; пани Вибель не вытерпела, наконец, и передала Аггею Никитичу записку, в которой объявляла ему, что в следующие дни им гораздо удобнее
будет видаться не после обеда, а
часов в двенадцать ночи, в каковое время она тихонько
будет выходить в сад, и чтобы Аггей Никитич прокрадывался в него через калитку, которая имелась в задней стене сада и никогда не запиралась.
Подойдя к окну своей спальни, он тихо отпирал его и одним прыжком прыгал в спальню, где, раздевшись и улегшись, засыпал крепчайшим сном
часов до десяти, не внушая никакого подозрения Миропе Дмитриевне, так как она знала, что Аггей Никитич всегда любил спать долго по утрам, и вообще Миропа Дмитриевна последнее время весьма мало думала о своем супруге, ибо ее занимала собственная довольно серьезная мысль: видя, как Рамзаев — человек не особенно практический и расчетливый — богател с каждым днем, Миропа Дмитриевна вздумала попросить его с принятием, конечно, залогов от нее взять ее в долю, когда он на следующий год
будет брать новый откуп; но Рамзаев наотрез отказал ей в том, говоря, что откупное дело рискованное и что он никогда не позволит себе вовлекать в него своих добрых знакомых.
— Если так, то я готова и завтра же найду себе особую квартиру, — проговорила она, гордо взмахнув головой, и сейчас же потом ушла гулять, так как
был двенадцатый
час, и она надеялась на длинной улице встретить Аггея Никитича, который действительно давно уже бродил по этой улице и
был заметно расстроен и печален.
«Вам угодно
было обозвать меня и всех других офицеров карабинерного полка, к числу которых я имел честь принадлежать, ворами фруктов на балах, и за это оскорбление я прошу вас назначить моему секунданту
час, место и оружие».
Уехав затем с поручиком, он сказал, что в двенадцать
часов снова
будет у больного, вследствие чего поручик тоже еще с раннего утра явился к Аггею Никитичу, который уже проснулся, и прямо, не подумав, бухнул ему, что он привозил к нему не доктора, а аптекаря.
Аггей Никитич понял
суть дела, и поступок гуманного масона так поразил его, что у него слезы выступили на глазах, что повторилось еще в большей степени, когда гуманный масон в двенадцать
часов приехал к нему. Аггею Никитичу
было стыдно и совестно против старика, но вместе с тем в нем возродилось сильное желание снова приступить к масонскому образованию себя.
«Боже преславный, всякого блага начало, милосердия источниче, ниспошли на нас, грешных и недостойных рабов твоих, благословение твое, укрепи торжественное каменщическое общительство наше союзом братолюбия и единодушия; подаждь, о господи, да сие во смерти уверяющее свидетельство напоминает нам приближающуюся судьбину нашу и да приуготовит оно нас к страшному сему
часу, когда бы он нас ни постигнул; да возможем твоею милосердою десницей
быть приятыми в вечное царствование твое и там в бесконечной чистой радости получить милостивое воздаяние смиренной и добродетельной жизни».
После ужина сейчас же все разошлись по своим комнатам, и Муза Николаевна, утомленная трехдневной дорогой, заснула
было крепчайшим сном, но
часу в первом ее вдруг разбудила горничная и проговорила испуганным голосом...
— А у вас на этом подзеркальнике ни
часов, ни ваз никаких не
будет поставлено?