Неточные совпадения
Наши школьники тоже воспылали к ней страстью, с
тою только разницею, что барон всякий раз, как
оставался с Элизой вдвоем, делал ей глазки и намекая ей даже словами о своих чувствах; но князь никогда почти ни о чем с ней не говорил и только слушал ее игру на фортепьянах с понуренной головой и вздыхал при этом; зато князь очень много говорил о своей страсти к Элизе барону, и
тот выслушивал его, как бы сам в этом случае нисколько не повинный.
Князь принялся, наконец, читать. Елена стала слушать его внимательно. Она все почти понимала и только в некоторых весьма немногих местах останавливала князя и просила его растолковать ей.
Тот принимался, но по большей части путался, начинал говорить какие-то фразы, страшно при этом конфузился: не
оставалось никакого сомнения, что он сам хорошенько не понимал
того, что говорил.
С ним произошел такого рода случай: он уехал из дому с невыносимой жалостью к жене. «Я отнял у этой женщины все, все и не дал ей взамен ничего, даже двух часов в день ее рождения!» — говорил он сам себе. С этим чувством пришел он в Роше-де-Канкаль, куда каждодневно приходила из училища и Елена и где обыкновенно они обедали и
оставались затем целый день. По своей подвижной натуре князь не удержался и рассказал Елене свою сцену с женой.
Та выслушала его весьма внимательно.
Когда он завез Елену домой,
то Елизавета Петровна, уже возвратившаяся и приведшая себя в порядок, начала его убедительно упрашивать, чтобы он
остался у них отужинать. Князь согласился. Елена за ужином ничего не ела.
Когда он, наконец, отправился и княгиня
осталась одна,
то дала волю душившим ее в продолжение всей предыдущей сцены слезам.
Между
тем княгиня велела ему сказать, что она никак не может выйти из своей комнаты занимать гостью, а поэтому князю самому надобно было
оставаться дома; но он дня два уже не видал Елены: перспектива провести целый вечер без нее приводила его просто в ужас.
Прочие гости тоже все ушли в сад гулять, и в зале
остался только Елпидифор Мартыныч, который, впрочем, нашел чем себя занять: он подошел к официанту, стоявшему за буфетом, и стал с ним о
том, о сем толковать, а сам в это время таскал с ваз фрукты и конфеты и клал их в шляпу свою.
— Не знаете
того! — повторил Миклаков. — Хорошо и
то, по крайней мере, что откровенно сказано!.. Теперь, значит,
остается внушить княгине, что, ежели она в самом деле любит этого господина, в чем я, признаться сказать, сильно сомневаюсь…
Прошло недели две. Князь и княгиня, каждодневно встречаясь, ни слова не проговорили между собой о
том, что я описал в предыдущей главе: князь делал вид, что как будто бы он и не получал от жены никакого письма, а княгиня — что к ней вовсе и не приходил Миклаков с своим объяснением; но на душе, разумеется, у каждого из них лежало все это тяжелым гнетом, так что им неловко было даже на долгое время
оставаться друг с другом, и они каждый раз спешили как можно поскорей разойтись по своим отдельным флигелям.
— Нет, я
остаюсь в Москве, — отвечал
тот, все более и более конфузясь, — но я буду иметь дела, которые заставляют меня жить ближе к городу, к присутственным местам.
Встретив юный музыкальный талант под руку с юной девицей, она наотрез себе сказала, что между нею и сим неблагодарным все и навсегда кончено, а между
тем это ей было грустно, так что Анна Юрьевна, проснувшись ранее обыкновенного поутру, даже поплакала немного; несмотря на свою развращенность и цинизм в понимании любви, Анна Юрьевна наедине, сама с собой, все-таки
оставалась женщиной.
Барон очень хорошо понимал, что составлять подобные проекты такой же вздор, как и писать красноречивые канцелярские бумаги, но только он не умел этого делать, с юных лет не привык к
тому, и вследствие этого для него ясно было, что на более высокие должности проползут вот эти именно составители проектов, а он при них — самое большое,
останется чернорабочим.
Причина, его останавливавшая в этом случае, была очень проста: он находил, что у него нет приличного платья на
то, чтобы явиться к княгине, и все это время занят был изготовлением себе нового туалета; недели три, по крайней мере, у него ушло на
то, что он обдумывал, как и где бы ему добыть на сей предмет денег, так как жалованья он всего только получал сто рублей в месяц, которые проживал до последней копейки;
оставалось поэтому одно средство: заказать себе у какого-нибудь известного портного платье в долг; но Миклаков никогда и ни у кого ничего не занимал.
Сам же Елпидифор Мартыныч употребил его всего только другой раз в жизни: раз в молодости над одной солдаткой в госпитале, так как о
тех не очень заботились, — умирали ли они или
оставались живыми, и теперь над Еленой: здесь очень уж ему хотелось блеснуть искусством в глазах ее и князя!
— Согласен, что так, но что же прикажете с характером своим делать? Не надо да не надо!.. Проходит после
того день, другой, неделя, а они все, может быть, думают, что мне не надо, — так я на бобах и
остался!
— И
того вы не имеете права делать: сами вы русская, отец у него русский, и потому он должен
оставаться русским, пока у него собственного, личного какого-нибудь желания не явится по сему предмету; а
то вдруг вы сделаете его, положим, каким-нибудь немцем и протестантом, а он потом спросит вас: «На каком основании, маменька, вы отторгнули меня от моей родины и от моей природной религии?» — что вы на это скажете ему?
Отец Иоанн ни на каких обедах и завтраках не позволял им
оставаться, так как им всегда почти накрывали или в лакейской, или где-нибудь в задних комнатах: он не хотел, чтобы духовенство было так публично унижаемо; сам же он
остался и уселся в передний угол, а дьякон все ходил и посматривал
то в одну соседскую комнату,
то в другую, и даже заглядывал под ларь в передней.
— Для
того… Что же мне
остается делать?
И с этими словами Елпидифор Мартыныч встряхнул перед глазами своих слушателей в самом деле дорогую бобровую шапку Оглоблина и вместе с
тем очень хорошо заметил, что рассказом своим нисколько не заинтересовал ни князя, ни Елену; а потому, полагая, что, по общей слабости влюбленных, они снова желают поскорее
остаться вдвоем, он не преминул тотчас же прекратить свое каляканье и уехать.
Дверь с крыльца в переднюю
оставалась еще со вчерашнего вечера незапертою. Елпидифор Мартыныч вошел в нее, прошел потом залу, гостиную и затем очутился в спальне г-жи Петицкой.
Та в это время лежала в постели и плакала.
Для Елпидифора Мартыныча не
оставалось более никакого сомнения в
том, что между сим молодым человеком и г-жой Петицкой кое-что существовало.
Елпидифор Мартыныч чмокнул только на это губами и уехал от княгини с твердою решимостью никогда ей больше ничего не рассказывать.
Та же,
оставшись одна, принялась рассуждать о своей приятельнице: более всего княгиню удивляло
то, что неужели же Петицкая в самом деле полюбила Оглоблина, и если не полюбила,
то что же заставило ее быть благосклонною к нему?
Прочитав его, он несколько изменился в лице и вначале, кажется, хотел было идти к княгине, показать ей это письмо и попросить у нее объяснения ему; но потом он удержался от этого и
остался на
том же месте, на котором сидел: вся фигура его приняла какое-то мрачное выражение.
Скрыть это и носить в этом отношении маску князь видел, что на этот, по крайней мере, день в нем недостанет сил, — а потому он счел за лучшее
остаться дома, просидел на прежнем своем месте весь вечер и большую часть ночи, а когда на другой день случайно увидел в зеркале свое пожелтевшее и измученное лицо,
то почти не узнал себя.
Та, в свою очередь, тоже
осталась в сильно раздраженном состоянии.
Княгиня на другой, на третий и на четвертый день после
того, как решена была ее поездка за границу,
оставалась печальною и встревоженною.
— А если бы я питала такое презрение к тебе,
то как ты думаешь, я
оставалась бы с тобой хоть в каких-нибудь человеческих отношениях, а не только в
тех, в каких я нахожусь теперь? — спросила она его в свою очередь.
Барон, напротив,
оставшись один, предался самым приятным соображениям: Анна Юрьевна, конечно, передаст ему при жизни довольно порядочную долю своего состояния; таким образом жизнь его устроится никак не хуже
того, если бы он служил все это время и, положим, дослужился бы даже, что почти невероятно, до министров; но что же из этого?
— Да, но человеку жить желается, — его ж инстинкт влечет к
тому;
остаться значило — наверное быть повешену.
У Елены
оставался еще один мотив для убеждения князя, который она не хотела было высказывать ему по самолюбию своему, говорившему ей, что князь сам должен был это знать и чувствовать в себе; как бы
то ни было, однако, Елена решилась на этот раз отложить в сторону всякую гордость.
— И что мне жить еще после этого с ним?.. — продолжала Елена, — тогда как он теперь, вероятно, тяготится и
тем, что мне дает кусок хлеба, потому что я тоже полька!.. Да сохранит меня небо от
того!.. Я скорее пойду в огородницы и коровницы, чем
останусь у него!
M-r Николя в это время перед
тем только что позавтракал и был вследствие этого в весьма хорошем расположении духа. Занят он был довольно странным делом, которым, впрочем, Николя постоянно почти занимался, когда
оставался один. Он держал необыкновенно далеко выпяченными свои огромные губы и на них, как на варгане, играл пальцем и издавал при этом какие-то дикие звуки ртом. Когда князь появился в его комнате, Николя мгновенно прекратил это занятие и одновременно испугкся и удивился.
Переезжая в гостиницу, она почти уверена была, что уговорит Жуквича уехать с ней за границу; но теперь она поняла, что он и не думает этого, — значит, надо будет
остаться в Москве. А на какие средства жить? С течением времени Елена надеялась приискать себе уроки; но до
тех пор чем существовать?.. Елена, как ей ни тяжело это было, видела необходимость прибегнуть к помощи Жуквича.
— Я не
то, чтоб был посторонний ей человек: она говорила, что любит меня, но что все-таки желает
остаться верна своему долгу.
Княгиня ушла, но Елпидифор Мартыныч не уходил: он ожидал, что не будет ли еще каких-нибудь приказаний от князя, и
тот действительно, когда они
остались вдвоем, обратился к нему.
Пока она шла,
то ничего не чувствовала, но когда уселась в холодной зале давать уроки,
то заметила, что чем долее она там
оставалась,
тем более ноги ее холодели, а голова горела.
— Был… был влюблен, когда она была еще девушкой, потом это чувство снова возродилось во мне при встрече с ней здесь: но она как в
тот, так и в другой раз отвергла всякие мои искания, — что же мне
оставалось делать после
того! Я бросился очертя голову в эту несчастную мою женитьбу, и затем, вы сами видели, едва только я освободился от этой ферулы, как снова всею душой стал принадлежать княгине.
Барон приостался на некоторое время в училище и стал что-то такое довольно длинно приказывать смотрителю здания, махая при этом беспрестанно своей шляпой с плюмажем: все эти приказания он затеял, кажется, для
того, чтобы подолее
оставаться в своем нарядном мундире.
Елена не стала с ним более разговаривать об этом происшествии и по наружности
оставалась спокойной; но когда Елпидифор Мартыныч ушел от нее,
то лицо Елены приняло почти отчаянное выражение: до самой этой минуты гнев затемнял и скрывал перед умственными очами Елены всякое ясное воспоминание о князе, но тут он как живой ей представился, и она поняла, до какой степени князь любил ее, и к вящему ужасу своему сознала, что и сама еще любила его.
Неточные совпадения
Артемий Филиппович. Человек десять
осталось, не больше; а прочие все выздоровели. Это уж так устроено, такой порядок. С
тех пор, как я принял начальство, — может быть, вам покажется даже невероятным, — все как мухи выздоравливают. Больной не успеет войти в лазарет, как уже здоров; и не столько медикаментами, сколько честностью и порядком.
У батюшки, у матушки // С Филиппом побывала я, // За дело принялась. // Три года, так считаю я, // Неделя за неделею, // Одним порядком шли, // Что год,
то дети: некогда // Ни думать, ни печалиться, // Дай Бог с работой справиться // Да лоб перекрестить. // Поешь — когда
останется // От старших да от деточек, // Уснешь — когда больна… // А на четвертый новое // Подкралось горе лютое — // К кому оно привяжется, // До смерти не избыть!
Простаков (Скотинину). Правду сказать, мы поступили с Софьюшкой, как с сущею сироткой. После отца
осталась она младенцем.
Тому с полгода, как ее матушке, а моей сватьюшке, сделался удар…
Простаков. От которого она и на
тот свет пошла. Дядюшка ее, господин Стародум, поехал в Сибирь; а как несколько уже лет не было о нем ни слуху, ни вести,
то мы и считаем его покойником. Мы, видя, что она
осталась одна, взяли ее в нашу деревеньку и надзираем над ее имением, как над своим.
Стародум. Как! А разве
тот счастлив, кто счастлив один? Знай, что, как бы он знатен ни был, душа его прямого удовольствия не вкушает. Вообрази себе человека, который бы всю свою знатность устремил на
то только, чтоб ему одному было хорошо, который бы и достиг уже до
того, чтоб самому ему ничего желать не
оставалось. Ведь тогда вся душа его занялась бы одним чувством, одною боязнию: рано или поздно сверзиться. Скажи ж, мой друг, счастлив ли
тот, кому нечего желать, а лишь есть чего бояться?