Неточные совпадения
— Эх, Дарья Сергевна, Дарья Сергевна! — горько он вымолвил. — Бог с
вами!.. Не того я ждал, не то думал…
Ну, да уж если так — ваша воля… Дуню в таком разе уж
вы не оставьте.
— Ах, дуй их горой! — вскликнул Василий Фадеев. — Лодки-то, подлецы, на берегу покинут!..
Ну, так и есть… Осталась ли хоть одна косная?.. Слава Богу, не все захватили… Мироныч, в косную!.. Приплавьте, ребята, лодки-то… Покинули их бестии, и весла по берегу разбросали… Ах, чтоб
вам ро́зорвало!.. Ишь что вздумали!.. Поди вот тут — ищи их… Ах, разбойники, разбойники!.. Вот взодрать-то бы всех до единого. Гля-кась, что наделали!..
—
Ну, рыбну-то часть я бы
вам советовал, — возразил Марко Данилыч.
—
Ну вот, видите, — молвила Аграфена Петровна. — А
вы ее еще повеселите, чтоб помнила ярманку.
Оно правда, Петру Степанычу после дедушки наследство хорошее досталось, и ежели у него с дядей раздел на ладах повершится, будет он с хорошим достатком,
ну, а насчет Веденеева не знаю, что
вам сказать…
— За паузками посылать мое дело.
Вам меня не учить стать, — строго молвил бурлакам Меркулов. — Ваше дело работать —
ну и работай, буянить не сметь. Здесь ведь город, суд да расправу тотчас найду.
— До последней капельки. Одна ведь только она была. При ней пошло не то житье. Известно, ежели некому добрым хозяйством путем распорядиться, не то что вотчина, царство пропадет. А ее дело девичье. Куда же ей? Опять же и чудит без меры.
Ну и пошло все врознь, пошло да и поехало. А
вы, смею спросить, тоже из господ будете?
— Дела, матушка, дела подошли такие, что никак было невозможно по скорости опять к
вам приехать, — сказал Петр Степаныч. — Ездил в Москву, ездил в Питер, у Макарья без малого две недели жил… А не остановился я у
вас для того, чтобы на
вас же лишней беды не накликать.
Ну как наедет тот генерал из Питера да найдет меня у
вас?.. Пойдут спросы да расспросы, кто, да откуда, да зачем в женской обители проживаешь… И
вам бы из-за меня неприятность вышла… Потому и пристал в сиротском дому.
—
Ну, этих книг Марко Данилыч
вам не купит, — сказала Марья Ивановна. — Эти книги редкие, их почти вовсе нельзя достать, разве иногда по случаю. Да это не беда, я
вам пришлю их, милая, читайте и не один раз прочитайте… Сначала они
вам покажутся непонятными, пожалуй, даже скучными, но
вы этим не смущайтесь, не бросайте их — а читайте, перечитывайте, вдумывайтесь в каждое слово, и понемножку
вам все станет понятно и ясно… Тогда
вам новый свет откроется, других книг тогда в руки не возьмете.
— Трудно, милая, трудно, — отвечала Марья Ивановна. — В тайны сокровенные надо входить постепенно, иначе трудно понять их…
Вам странными, непонятными показались мои слова, что надо умереть прежде смерти… А для меня это совершенно ясно…
Ну поймете ли
вы, ежели я
вам скажу: не той смертью, после которой мертвого в землю зарывают, надо умереть, а совсем иною — тайною смертью.
— Коротка же у
вас стала память! Коротéнька!.. — продолжала тетка Арина обиженным голосом. —
Ну а сами-то
вы, сударь, в каких странах побывали?
—
Ну, вот видите, а я уж и пожаловала, — улыбаясь, сказала Марья Ивановна. — Прямо из Фатьянки… Еду в Рязань к братьям Луповицким, а
вы от прямой-то дороги всего верстах в двенадцати.
— Эти книги нельзя читать как попало. Надо знать, какую после какой читать, — сказала Марья Ивановна. — Иначе все в голове может перепутаться.
Ну да я тебе растолкую, чего не понимаешь… Нарочно для того подольше у
вас погощу.
—
Ну, Бог даст, со мной ходить будешь. Это очень весело.
Вы позволите? — спросила Марья Ивановна, обращаясь к Марку Данилычу.
—
Ну, полно, Дунюшка, полно, голубушка, будет, — говорил Марко Данилыч. — А
вы, милостивая наша барышня, поберегите уж ее у меня. Я на
вас полагаюсь. Сделайте милость.
Ну, Бог
вас благословит — ступайте со Христом…
— Нешто по фунтикам станете продавать,
ну тогда, пожалуй, расторгуетесь, — со смехом подхватил слова Лебякина Колодкин. — Тогда можно будет
вас с барышами поздравить.
Ну-с, вот
вы мне свои капиталы и препоручили, чтоб я завтрашний день раным-ранехонько сделал покупку.
Ну, вот я и помер, а деньги-то ваши у меня налицо, а у
вас документов никаких на меня нет.
—
Ну что, как пошли дела? — немножко погодя спросил Марко Данилыч. — Караванище-то какой
вы пригнали на Гребновскую. Сколько ни торгую, такого у Макарья не видывал. Теперь
вы у нас из рыбников самые первые…
—
Ну вот, сударыня, до чего мы с
вами договорились. Так впрямь и в Комарове живали, матушек тамошних знаете, — молвила Аграфена Ивановна. — А матушка Неонила здравствует ли? Подруга была мне самая ближняя, самая любимая, Натальей Васильевной в беличестве-то звали ее.
— А тебе бы, Михайло Васильич, да и всем
вам, дорогим гостям, распоясаться, кушаки-то по кадочкам бы развесить, — сказал Патап Максимыч. — Зятек! Василий Борисыч! Сымай кушаки с гостей, вешай по коло́чкам.
Ну, архиерейский посол, живей поворачивайся.
— Вот те и на! Вот и попал ерш в вёршу… А мне, признаться, и невдомек! — воскликнул Патап Максимыч. —
Ну, не взыщите на старика, матушка Марфа Михайловна. Ни вперед, ни после не буду. А что поначалили меня, за то
вам великий поклон.
—
Ну, добрые люди, — сказал тогда Патап Максимыч работникам, — вот про что поговорить хочу я с
вами, по душе поговорить, по правде, по совести.
—
Ну, вот и с дочкой увиделись. Теперь надо успокоиться, не то, пожалуй, утомитесь, и тогда
вам хуже будет. Заснуть извольте-ка. А
вы, Авдотья Марковна, со мной пожалуйте. Сосните хорошенько, Марко Данилыч, успокойтесь. Дочка приехала в добром здоровье, теперь нет
вам ни тревоги, ни заботы из-за нее. Будьте спокойнее духом — это
вам полезно. Прощайте, до свиданья. Завтра навещу; смотрите же, будьте у меня молодцом.
— Не моя воля, а молодой хозяюшки, — сказал Патап Максимыч. — Ее волю исполняю. Желательно ей было, чтобы похороны были, что называется, на славу.
Ну а при нашем положении, какая тут слава? Ни попов, ни дьяков — ровно нет ничего. Так мы и решили деньги, назначенные на погребенье,
вам предоставить. Извольте получить.
—
Ну, будет
вам, Петр Степаныч, — сказала Аграфена Петровна. — Мировую сейчас, хоть ссоры меж
вами и не было. Так ли, Дунюшка?
—
Ну, будет, пойдемте, не то придет сюда кто-нибудь, — сказала Аграфена Петровна. — Ступайте прежде
вы, Петр Степаныч, мы за
вами.
—
Ну, юнец-молодец, и ты, раскрасавица-девица, — сказал Патап Максимыч. — Теперь, по дедовскому и прадедовскому завету, следует
вам поцеловаться на любовь, на совет, на долгую и согласную жизнь. Извольте целованьем завершить Божие благословенье.
— Именно оттого, — ответил Самоквасов, — только Фленушку я и не видал почти тогда. При мне она постриглась. Теперь она уж не Фленушка, а мать Филагрия…
Ну да Господь с ней. Прошу я
вас, не помышляйте никогда о ней — было у нас с ней одно баловство, самое пустое дело, не стоит о нем и вспоминать. По правде говорю, по совести.
— Эй
вы, девушки-красоточки! Пойте, лебедушки, развеселую, чтобы сердце заскребло, чтобы в нас, молодцах, все суставчики ходенем пошли… Запевай, Лизавета, а
вы, красны девицы, подтягивайте. Пляши, молодцы! Разгула хочется. Плясать охота.
Ну, девки, зачинай!