Неточные совпадения
— Ах! коза, коза… — разжимая теплые полные руки, шептала Хиония Алексеевна. — Кто же, кроме тебя, будет у
вас шутить? Сейчас видела Nadine… Ей, кажется, и улыбнуться-то тяжело. У нее и девичьего ничего нет на уме…
Ну, здравствуй, Верочка, ma petite, ch###vre!.. [моя маленькая козочка!.. (фр.).] Ax, молодость, молодость, все шутки на уме, смехи да пересмехи.
—
Ну и пусть щемит: я буду тогда плакать. Мама в моленной…
Вы ведь к ней?
— Да откуда это ты…
вы… Вот уж, поистине сказать, как снег на голову.
Ну, здравствуй!..
— Я тоже к слову скажу
вам: я читала книгу, Сергей Александрыч увидел…
ну, о книге и говорили.
—
Ну, это ты уж напрасно говоришь, — строго проговорила Марья Степановна. — Не подумал… Это твои родовые иконы; деды и прадеды им молились. Очень уж
вы нынче умны стали, гордость одолела.
— Оскар? О, это безнадежно глупый человек и больше ничего, — отвечала Агриппина Филипьевна. — Представьте себе только: человек из Петербурга тащится на Урал, и зачем?.. Как бы
вы думали? Приехал удить рыбу.
Ну, скажите ради бога, это ли не идиотство?
— Отличный старичина, только вот страстишка к картишкам все животы подводит.
Ну что, новенького ничего нет? А мы с
вами сегодня сделаем некоторую экскурсию: перехватим сначала кофеев у мутерхен, а потом закатимся к Половодову обедать. Он, собственно, отличный парень, хоть и врет любую половину.
— Как хотите, Сергей Александрыч. Впрочем, мы успеем вдоволь натолковаться об опеке у Ляховского. Ну-с, как
вы нашли Василья Назарыча? Очень умный старик. Я его глубоко уважаю, хотя тогда по этой опеке у нас вышло маленькое недоразумение, и он, кажется, считает меня причиной своего удаления из числа опекунов. Надеюсь, что, когда
вы хорошенько познакомитесь с ходом дела,
вы разубедите упрямого старика. Мне самому это сделать было неловко… Знаете, как-то неудобно навязываться с своими объяснениями.
—
Ну, а как
вы нашли этого Привалова? — спрашивал дядюшка, играя табакеркой.
— Ну-с, Оскар Филипыч, расскажите, что
вы думаете о самом Привалове? — спрашивал Половодов, весь покрасневший от выпитого вина.
—
Ну, брат, не ври, меня не проведешь, боишься родителя-то? А я тебе скажу, что совершенно напрасно. Мне все равно, какие у
вас там дела, а только старик даже рад будет. Ей-богу… Мы прямо на маменькину половину пройдем.
Ну, так едешь, что ли? Я на своей лошади за тобой приехал.
Половодов скрепя сердце тоже присел к столу и далеко вытянул свои поджарые ноги; он смотрел на Ляховского и Привалова таким взглядом, как будто хотел сказать: «
Ну, друзья, что-то
вы теперь будете делать… Посмотрим!» Ляховский в это время успел вытащить целую кипу бумаг и бухгалтерских книг, сдвинул свои очки совсем на лоб и проговорил деловым тоном...
— Ничего не ворую… вот сейчас провалиться, Игнатий Львович. Барышня приказали Тэку покормить,
ну я и снес. Нет, это
вы напрасно: воровать овес нехорошо… Сейчас провалиться… А ежели барышня…
—
Ну и сидите с Игнатием Львовичем, — проговорил Половодов. — Я не могу
вам принести какой-нибудь пользы здесь, поэтому позвольте мне удалиться на некоторое время…
—
Ну, что, как
вы нашли Ляховского? — спрашивал Веревкин, явившись к Привалову через несколько дней после его визита. — Не правда ли, скотина во всех отношениях? Ха-ха! Воображаю, какого шута горохового он разыграл перед
вами для первого раза…
—
Ну, так
вы, батенька, ничего не видели; это unicus [редкий экземпляр (лат.).] в своем роде… Да, да. Наш доктор отыскал его… Замечательная голова: философ, ученый, поэт — все, что хотите, черт его знает, чего он только не учил и чего не знает! В высшей степени талантливая натура. И очень благодарен доктору за этот подарок.
—
Ну, я не буду
вам мешать, — торопливо заговорил Ляховский. — У меня бездна дел…
—
Ну, а
вы что же молчите? Какую такую пользу
вы можете принести нашему делу? На что
вы надеетесь?
— «Отлично надеюсь»! — передразнил Ляховский. —
Вы говорить-то сначала выучитесь по-русски… Не сегодня завтра Веревкин отправится хлопотать по опеке,
ну, на что же
вы надеетесь, позвольте полюбопытствовать?
— А как я могу
вас проверить, Оскар Филипыч?
Ну, скажите: как?
Nicolas Веревкин приезжал несколько раз — и совершенно безуспешно. Этот никогда не терявший присутствия духа человек проговорил, обращаясь к Хионии Алексеевне, только одну фразу: «
Ну, Хиония Алексеевна, только и жилец у
вас… а? Уж
вы не заперли ли его в своем пансионе под замок?»
— Ничего, голубушка, перемелется — мука будет, — утешала старушка, ковыряя свою бесконечную работу. — Как быть-то… Своеобычлива у
вас маменька-то,
ну да это ничего, душа-то у нее добрая.
—
Ну, да этот… Лоскутов! Ха-ха!.. Вот
вам визави; два сапога — пара…
Мы, то есть я да
вы, конечно, — порядочные люди, а из остальных…
ну, вот из этих, которые танцуют и которые смотрят, знаете, кто здесь еще порядочные люди?
— Есть, есть некоторое предчувствие…
Ну, да страшен сон, но милостив бог. Мы и дядюшку подтянем. А
вы здесь донимайте, главное, Ляховского: дохнуть ему не давайте, и Половодову тоже. С ними нечего церемониться…
—
Ну, уж извините, я
вам голову отдаю на отсечение, что все это правда до последнего слова. А
вы слышали, что Василий Назарыч уехал в Сибирь? Да… Достал где-то денег и уехал вместе с Шелеховым. Я заезжала к ним на днях: Марья Степановна совсем убита горем, Верочка плачет… Как хотите — скандал на целый город, разоренье на носу, а тут еще дочь-невеста на руках.
— Нет, ты слушай… Если бы Привалов уехал нынче в Петербург, все бы дело наше вышло швах: и мне, и Ляховскому, и дядюшке — шах и мат был бы. Помнишь, я тебя просил в последний раз во что бы то ни стало отговорить Привалова от такой поездки, даже позволить ему надеяться… Ха-ха!.. Я не интересуюсь, что между
вами там было, только он остался здесь, а вместо себя послал Nicolas.
Ну, и просолил все дело!
— Да,
вы можете надеяться… — сухо ответил Ляховский. — Может быть,
вы надеялись на кое-что другое, но богу было угодно поднять меня на ноги… Да! Может быть, кто-нибудь ждал моей смерти, чтобы завладеть моими деньгами, моими имениями…
Ну, сознайтесь, Альфонс Богданыч, у
вас ведь не дрогнула бы рука обобрать меня? О, по лицу вижу, что не дрогнула бы…
Вы бы стащили с меня саван… Я это чувствую!..
Вы бы пустили по миру и пани Марину и Зосю… О-о!.. Прошу
вас, не отпирайтесь: совершенно напрасно… Да!
— Как куда?
Вы думаете, я останусь здесь, чтобы любоваться на вашего «гордеца»?..
Ну, уж извините, этого никогда не будет!.. Я бедная женщина, но я тоже имею свою гордость.
— Ах, извините, mon ange… Я боялась
вам высказаться откровенно, но теперь должна сознаться, что Сергей Александрыч действительно немного того… как
вам сказать…
ну, недалек вообще (Хина повертела около своего лба пальцем). Если его сравнить, например, с Александром Павлычем… Ах, душечка, вся наша жизнь есть одна сплошная ошибка! Давно ли я считала Александра Павлыча гордецом… Помните?.. А между тем он совсем не горд, совсем не горд… Я жестоко ошиблась. Не горд и очень умен…
—
Ну, это уж
вы напрасно, Николай Иваныч. Я не давал
вам полномочий на такие предложения и никогда не пойду на подобные сделки. Пусть лучше все пойдет прахом!..
—
Ну, чудотворцы, что
вы тут поделываете? — допрашивал Веревкин стариков.
—
Ну, батенька, можно сказать, что
вы прошли хорошую школу… — говорил задумчиво Веревкин. — Что бы
вам явиться к нам полгодом раньше?.. А
вы какие роли играли в театре?
— Не держу, поезжай… Только из этого ничего не выйдет, вперед тебе скажу: заводов
вам не воротить.
Ну, а Сергей что?
— Да все то же, все по-старому. Школку зимой открыла, с ребятишками возится да баб лечит.
Ну, по нашему делу тоже постоянно приходится отрываться: то да се… Уж как это
вы хорошо надумали, Василий Назарыч, что приехали сюда. Уж так хорошо, так хорошо.