Неточные совпадения
Окончив это последнее писание, Горданов позвонил лакея и велел ему, если бы кто
пришел от Бодростиных, отдать посланному запечатанную записку, а сам сел в экипаж и поехал
к Висленевым.
— И прекрасно сделаешь: с ним-то и ловко! а того… что бишь такое я еще хотел тебе сказать?.. Да, вспомнил!
Приходи ко мне завтра часу в одиннадцатом; съездим вместе
к этому Подозерову.
— О принципах… Ах, пощади и себя, и меня от этого шарлатанства! Оставим это донашивать нашим горничным и лакеям. Я
пришла к тебе совсем не для того, чтоб укорять тебя в изменах; я не из тех, которые рыдают от отставок, ты мне чужой…
Я могла выдать только одно, что они дуры, но это и без того всем известно; а она, благодаря тебе, выдала мою тайну —
прислала мужу мои собственноручные письма
к тебе, против которых мне, разумеется, говорить было нечего, а осталось или гордо удалиться, или… смириться и взяться за неветшающее женское орудие — за слезы и моления.
— О, разумеется, не примет!.. если ты сам
к нему приедешь, но если он тебя позовет, тогда, надеюсь, будет другое дело.
Пришли ко мне, пожалуйста, Висленева… его я могу принимать, и заставлю его быть трубой твоей славы.
Мать Павла Николаевича этого не снесла: как за нею ни присматривали на хуторе, она обманула своих приставников, убежала в прежнее обиталище
к своему изменнику и
пришла как раз во время свадебного пира.
— Это, отец Иосаф, все равно, враг, а
к чему дело
придет, и через нее женитесь; а вы лучше вот что: ко мне опять сваха Федориха заходила…
— Я затем их
к тебе и
прислал, — отвечал Горданов. — Я знаю, что у меня они проваляются даром, а ты из них можешь выкроить пользу и себе, и делу.
И он потрафлял: статья, поправлявшаяся в течение ночи,
к утру становилась змея и василиска злее, но
приходил Горданов, прослушивал ее и находил, что опять мягко.
— Где семь, там десять, это уж не расчет. Вы не подумайте, пожалуйста, что я предлагаю вам самоличные мои услуги, нет! Я
пришел к вам как плантатор
к плантатору: я продаю вам другого человека.
Он странен, исполнен несбыточных дум,
Бывает он весел ошибкой;
Он
к людям на праздник
приходит угрюм,
К гробам их подходит с улыбкой.
Всеобщий кумир их ему не кумир,
Недаром безумцем зовет его мир.
— Да, хорошо, дитя мое, он
к нам
придет,
придет.
Мой друг, студент Спиридонов, тогда маленький мальчик, в черной траурной рубашке,
пришел к отцу, чтобы поцеловать его руку и взять на сон его благословение, но отец его был гневен и суров; он говорил с одушевлением ему: «Будь там», и указал ему вместо дверей в спальню — на двери в залу.
Знаменосцев сообщал Поталееву справочки по опекунскому совету, по сенату, делал закупки, высылал книги, а Поталеев за то давал ему рублей сто денег в год, да
пришлет, бывало,
к Рождеству провизии да живности, и считался он у них благодетелем.
Чего он ей ни дарил, чего ни
присылал, и наконец в отставку вышел и переехал жить
к ним в город, и все знали, что это для Летушки.
Но вдруг Лета заподозрела, что Рупышев ее мужа нарочно спаивает, потому что Спиридонов уж до того стал пить, что начал себя забывать, и раз
приходит при всех в почтовую контору
к почтмейстеру и просит: «У меня, — говорит, — сердце очень болит, пропишите мне какую-нибудь микстуру».
Ей
пришло на мысль, что если она разбудит тетку, то та затеет целую историю и непременно станет обвинять ее в том, что она сама подала повод
к этой наглости.
Что касается до Горданова, Подозерова и Висленева, то о них вспомнили только на другой день и, ввиду болезненного состояния Горданова и Подозерова, подчинили их домашнему аресту в их собственных квартирах; когда же
пришли к Висленеву с тем, чтобы пригласить его переехать на гауптвахту, то нашли в его комнате только обрывки газетных листов, которыми Иосаф Платонович обертывал вещи; сам же он еще вчера вечером уехал бог весть куда.
— Из чего я так заключаю?.. А вот из этого письмеца, которое мне какой-то благодетель
прислал из Москвы. Возьми-ка его да поди
к окну, прочитай.
— Нимало не схожу: ты его любишь, и он
к тебе тоже всей душой потянулся, и,
придет время, дотянется.
— Нет, вы очень ошибаетесь. В вас говорит теперь жалость и сострадание ко мне, но все равно. Если б я не надеялся найти в себе силы устранить от вас всякий повод
прийти со временем
к сожалению об этой ошибке, я бы не сказал вам того, что скажу сию секунду. Отвечайте мне прямо: хотите ли вы быть моею женой?
Ей мастеровой солдат отдавал на сбережение свой тяжким трудом собранный грош; ее звали
к себе умирающие и изустно завещали ей, как распорядиться бывшими у нее на сохранении пятью или шестью рублями,
к ней же
приходили на дух те, кого «бес смущал» сбежать или сделать другую гадость, давали ей слово воздержаться и просили прочитать за них «тайный акахист», чему многие смущаемые солдатики приписывают неодолимое значение.
— Почему же вы не желаете
прийти к какой-нибудь истине и разубедиться в заблуждении?
На другой день после этой беседы, происходившей задолго пред теми событиями, с которых мы начали свое повествование, майор Форов, часу в десятом утра,
пришел пешком
к отцу Евангелу и сказал, что он ему очень поправился.
— Ну так что же гость
пришел? Они
к нам часто будут ходить.
Майор еще раз повторил обещание
прийти, и действительно
пришел в назначенный вечер
к Евангелу вместе с Катериной Астафьевной, которой майор ничего не рассказал о своих намерениях, и потому она была только удивлена, увидя, что неверующий Филетер Иваныч, при звоне
к вечерне, прошел вместе с Евангелом в церковь и стал в алтаре.
Кишенский заподозрил, что дело что-то нечисто, и сообщил о том жене Висленева, которая поэкзаменовала Казимиру и, заметив в ней некоторое смущение,
пришла к тем же самым заключениям, что и Кишенский.
Monsieur Borné
пришла счастливая мысль удержать Бодростину от немедленного выезда, доказав ей неосновательность ее предчувствий, и он тотчас же подсел, согнувши ноги,
к окошечку и написал
к себе письмо от Благочестивого Устина.
— Теперь, — сказала она, — мы можем действовать смело, никакие отсрочки нам больше не нужны и никто нам не страшен: Синтянин безвластен; его жена замарана интригой с тобою: фотография, которую ты
прислал мне, сослужит нам свою службу; Форов и Евангел причастны
к делу о волнении крестьян; Висленев сумасшедший; Подозеров зачеркнут вовсе. Остается одно: чтобы нам не мешал Кюлевейн. С него надо начать.
— Вы
пришли не ко мне, а
к моему мужу?
Катерина Астафьевна, проспав в это утро несколько долее обыкновенного, очень удивилась, когда,
придя к новобрачным, застала все в полном порядке, но в таком порядке, который был бы уместен в обыкновенной поре жизни, а не на второй день супружества.
Придя к Подозерову, она,
к удивлению своему, увидала, что и он ничем не смущен, а, напротив, как будто только еще более сосредоточен и занят делом, за которым она его застала.
Она провела ночь без сна и несколько раз принималась плакать, а утром написала Форовой, прося ее
прийти, с тем чтобы взять лошадей и прокатиться
к Подозерову, навестить его сюрпризом.
Он здесь так обжился, что сюда
приходили звать его
к столу, здесь навещали его и Бодростин, и Глафира, и Горданов, и Жозеф задавал пред ними свои представления с орлами, из которых один, потеряв в сражениях глаз, все косился и, действуя на отчаянность, рисковал иногда налетать на Висленева, несмотря на жестокие удары палкой.
Об этом случайно узнал Форов, а жена его даже не хотела этому и верить, но, гуляя вечером и
придя на станцию железной дороги, она,
к крайнему своему удивлению, увидела Ларисину девочку с багажом.
После двух суток мучительного раздумья Александра Ивановна наконец
пришла к невероятному решению: она положила подавить в себе все неприязненные чувства и сама ехать
к Бодростиной.
Но,
к сожалению, она не застала майора дома: служанка майора сказала ей, что за ним час тому назад
приходил слуга из Борисоглебской гостиницы.
— Да, когда я сказал ей, что вы меня зовете и что не лучше ли позвать вас
к ней, она отвечала: «пожалуй», — и вслед за тем Форов рассказал, что Лариса приехала вечером, выбрала себе эту гадкую гостиницу сама,
прислала за ним полового и просила его немедленно же, сегодня вечером, известить о ее приезде брата или Горданова.
— Бедный Жосеф! — подумала Александра Ивановна, — скоро его, должно быть, уж заставят для общей потехи под биллиардом лазить… И как все это быстро идет с ним и невозможно, чтоб это скоро не
пришло к какой-нибудь решительной развязке.
Синтянина держала рукав и недоумевала: для чего нужна Горданову эта фальшивая рана?.. Прежде чем она успела
прийти к какому-нибудь заключению, ее
пришли звать
к чаю. Так как она отказалась идти в дом, то Глафира приказала сказать, что, желая быть вместе с Александрой Ивановной, она велела подать чай
к одной из зал павильона.
«Поэтический поп», не подавая виду, что он
пришел по вызову, пронес дароносицу под рясой, но как он ни был осторожен, Горданов почуял своим тонким чувством, что от него что-то скрывают, и не успела Синтянина оставить больную со священником в комнате, как Павел Николаевич вдруг вышел в перепуге из своей комнаты и торопливо направился прямо
к Ларисиной двери.
Потом третьего дня он опять
приходил в два часа
к Горданову и говорил, что на мужиков не надеется и хочет сам привести план в исполнение: он хотел выскочить из куста навстречу лошади на мосту и рассчитывал, что это сойдет ему, потому что его считают помешанным.
Обстоятельство это заключалось в том, что
к генеральше на другой день
пришел Форов и, увидя Ворошилова и Перушкина, начал ее уверять, что он видел, как эти люди въезжали с разносчиками в бодростинскую деревню.
Ворошилов и Перушкин два дня не являлись, но зато из бодростинских палестин
пришли вести, что у крестьян совсем погибает весь скот, и что они
приходили гурьбой
к Бодростину просить, чтоб он выгнал из села остатки своего фабричного скота.
Обед уже
приходил к концу, как внезапно случилось не особенно значительное, но довольно неприятное обстоятельство: подавали шампанское двух сортов: белое и розовое, — Глафира выбрала себе последнее.
— Ничего не нужно, друг мой Лара, но я устала и
пришла к тебе посидеть, — отвечала генеральша, идя на голос
к окну, в сером фоне которого на морозном небе мерцали редкие звезды, а внизу на подоконнике был чуть заметен силуэт Ларисы.
Горданов
пришел, наконец, в себя, бросился на Висленева, обезоружил его одним ударом по руке, а другим сшиб с ног и, придавив
к полу, велел людям держать его. Лакеи схватили Висленева, который и не сопротивлялся: он только тяжело дышал и, водя вокруг глазами, попросил пить. Ему подали воды, он жадно начал глотать ее, и вдруг, бросив на пол стакан, отвернулся, поманил
к себе рукой Синтянину и, закрыв лицо полосой ее платья, зарыдал отчаянно и громко...
Но вот схватил он за складки еще одну серую шинель, повернув ее лицом
к месяцу, припал ухом
к груди и, вскинув мертвеца на спину, побежал с ним, куда считал безопаснее; но откуда ни возьмись повернул на оставленное поле новый вражий отряд, и наскочили на Сида уланы и замахнулись на его ношу, но он вдруг ужом вывернулся и принял на себя удар; упал с ног, а
придя в себя, истекая кровью, опять понес барина.
Глафира еще дала ему ассигнацию и потом,
придя к себе, спросила Ропшина о мундире...
— Садитесь, — произнес он в ответ на приветствие гостя и на его вопрос о здоровье, — Мать, дай нам чаю, — обратился он
к жене и сейчас же добавил, — рад-с, весьма рад-с, что вы
пришли. Хотел посылать, да послов не нашел. А видеть вас рад, может скоро умру, надо с друзьями проститься. Впрочем, у меня-с друзей нет… кроме ее, — добавил генерал, кивнув по направлению, куда вышла жена.