В действующей армии

Крайним северным пунктом маньчжурской действующей армии является город Харбин.

Это — тыл армии.

Познакомиться с этим пунктом было очень интересно, особенно, когда мы, военные корреспонденты попали, волею судеб, в Харбин по независящим от нас обстоятельствам.

Тыл армии это, так сказать, её сердце и пищевод, отсюда она получает свои жизненные силы и продовольствие.

Все эти органы тела действующей армии и сосредоточены в Харбине.

Я нашёл случай, при любезном содействии и д. начальника окружного штаба подполковника Д. Э. Конге, познакомиться насколько это возможно подробно со всеми этими учреждениями, имеющими, как я уже сказал, огромное значение в жизни того колоссального тела, которое именуется «действующей армией».

Мы начали со сводных госпиталей, как расположенных поблизости от Нового Харбина. Четыре барака этих госпиталей помещаются в бывших казармах, но тщательно отремонтированных, светлых, чистых и полных воздуха.

Все они одного типа, так что, описавши один, можно иметь полное представление о всех других.

Это длинное каменное или деревянное здание, разделённое на две палаты, по пятидесяти кроватей в каждом, в середине помещается перевязочная, операционная комната и комната для сестёр милосердия.

В каждом бараке на стене висит карта театра войны, и больные солдатики видимо ею очень интересуются, так как в каждом посещённом мною бараке я видел около неё группу больных и раненых, состояние здоровья которых позволяет им ходить по бараку.

Почти всегда в вазах и в банках букеты полевых цветов, собранные самими поправляющимися от ран солдатиками во время прогулки по соседнему полю.

В каждом бараке есть маленькая библиотека.

Вид у выздоравливающих и отправляющихся от ран довольно бодрый.

Все они стремятся назад, на поле брани и, по словам врачей, надоедают просьбой отправить их обратно в часть.

— При возможности, конечно, исполняешь это желание, но есть раненые, для которых это немыслимо, а между тем они только и живут этою мыслью, и отказ волнует их…

В обоих госпиталях штатные сёстры из московской общины сестёр милосердия «Утоли моя печали», но кроме того, есть и сёстры-добровольцы из дам местного высшего общества, Н. М. Конге, жена подполковника, изящная Л. П. Лазаревич, дочь генерала, начальника местного инженерного округа, г-жи Логинова и Мезенцова.

Л. П. Лазаревич, несмотря на юные годы, несёт службу человеколюбия наравне со штатными сёстрами милосердия, а г-жа Мезенцева обрекла себя на заведование кухней для офицерских бараков, что является более чем мучительным при невыносимо жаркой погоде.

Доктор А. Г. Делятицкий любезно указал мне на несколько действительно интересных оперированных больных.

Произведённые им операции доказывают, что доктор очень искусный хирург.

Вот рядовой 36 сибирского восточного стрелкового полка Иван Анисимов.

Он в сражении под Вафангоу был ранен пулею в лоб с разрушением левой глазницы, перенёс тяжёлую мозговую операцию.

Д-р Делятицкий вынул разрушенную глазницу, и теперь левый глаз раненого находится лишь в мякоти, а между тем раненый видит и в настоящее время настолько поправился, что сидит, читает и ходит.

Голова его, конечно, забинтована, но заживление идёт в полном порядке.

Доктор показал мне кости глазницы Анисимова, которые хранятся у него в спирту.

Другой, тоже раненый при Вафангоу, рядовой 34 восточносибирского стрелкового полка Шифиунин.

Ему шрапнелью пробило череп, образовался мозговой нарыв, пришлось сделать операцию черепа — вскрытие нарыва и выпуск гноя.

Операция удалась в совершенстве.

Любопытный экземпляр раненого не шрапнелью, не пулею, а головой своего товарища, представляет из себя рядовой Степан Меньшенин.

Он так стукнулся головой о голову своего однополчанина, что проломил себе темя.

Голова товарища осталась цела.

Последний, вероятно, имеет право, подобно фонвизинскому Скотинину, ударившись со всего размаху о каменные ворота, спросить: «Целы ли ворота?» [Д. И. Фонвизин «Недоросль».]

Много совершенно оправившихся солдатиков раненых в грудь и в живот навылет.

Но это всё раны пулевые — в данном. случае надо отдать справедливость японским пулям: они или убивают наповал или пронизывают насквозь, не засоряя раны.

Впрочем, за последнее время японцы стали употреблять пули более крупного калибра и даже надрезанные, разрывные, так называемые «дум-дум».

Самый большой процент поранений в ноги, иногда с раздроблением костей.

Много переломов ног от пуль и шрапнелей, а также от упавших на ноги двуколок.

Все эти раненые ходят тотчас по наложении повязки при помощи аппарата доктора Валковича.

Это очень несложный деревянный аппарат, позволяющий однако раненому передвигаться с места на место, не препятствуя процессу срастания костей, и облегчающий уход за ним.

С такими аппаратами много раненых бродят по баракам.

— Процесс заживления сквозных пулевых ран в грудь и в живот идёт чрезвычайно быстро, — сказал мне в другом бараке того же госпиталя д-р Э. В. Ланда-Безверхий из Киева.

При этом он указал мне на раненых 11 роты 12 восточносибирского полка Севастьянова и 5 роты 11 восточносибирского стрелкового полка Пичугина.

Оба ранены под Тюренченом.

Севастьянов в левое подреберье, причём пуля вышла в спине, около позвоночного столба, а Пичугин навылет в грудь.

Оба в настоящее время совершенно оправились.

— Пользуетесь ли вы при операциях лучами Рентгена? — спросил я.

— Увы, нет! Рентгеновский аппарат, и то неполный, только рентгеноскоп, без рентгенографа, есть в местной железнодорожной больнице. Мы же всё ещё ждём переносных рентгеновских аппаратов для двух кабинетов, но до сих пор их не получали…

Я невольно вспомнил петербургского д-ра Добрянского, который ещё в начале мая возбуждал вопрос о необходимости рентгеновских аппаратов.

Любопытный больной лежит в одном из бараков того же 2 сводного госпиталя.

Это вольноопределяющийся, сын недавно умершего адмирала Иениша — Константин Иениш.

У него солнечный ожог спины, полученный на биваке.

Вся спина ещё и теперь светло-бурого цвета.

Интересная операция черепа произведена д-ром М. Я. Хоршаком рядовому тобольского полка Леониду Шибанову.

Интересна самая личность этого солдата — он пошёл на войну охотником за своего родного брата, а до поступления в ряды армии был послушником в монастыре.

У него пулевая рана за правым ухом, причём пуля проломила ему череп с вдавлением осколков костей.

Пришлось сделать трепанацию черепа, вынуть осколки и часть мозговой ткани.

Раненый в настоящее время чувствует себя очень хорошо.

Заведуют другими бараками этих госпиталей д-ра Д. М. Шварц, М. Д. Гринберг и т. д.

С удовольствием констатирую, что с апреля месяца, когда стал функционировать 3 сводный госпиталь, из 2500 человек больных и раненых умерло всего шесть от чахотки.

Офицерский барак 9 сводного госпиталя помещается, как и другие офицерские бараки, в бывших офицерских квартирах, что придаёт ему более семейную и уютную обстановку.

Среди раненых в этом бараке находится легкораненый в левую ногу и левую руку на Фыншулинском перевале брат нашей известной артистки М. Г. Савиной — хорунжий Н. Г. Подраменцов.

Возвращаясь из госпиталя, мы застали Харбин украшенный флагами.

Город готовится к встрече наместника Дальнего Востока, который приезжает завтра, в 7 часов утра из Мукдена.

Госпитальное дело поставлено в Харбине более чем образцово.

В настоящее время Харбин может принять до 5500 больных и раненых нижних чинов и 225 офицеров, а через неделю — до 7500 нижних чинов и 350 офицеров, независимо от барж и возможности дальнейшего эвакуирования.

За больными и ранеными в сводных военных госпиталях особый тщательный уход и большая строгость при выпуске, чего, к сожалению, нельзя сказать о госпиталях «Красного Креста» и дворянских и земских отрядов.

В погоне за, так сказать, «статистическим успехом», т. е. за наибольшим числом пропущенных через госпиталь больных, они выпускают недостаточно оправившихся.

Было несколько случаев, когда такие больные долечивались в сводных военных госпиталях и довольно продолжительное время.

Нельзя не отдать справедливость военным врачам, работающим в харбинских госпиталях.

Они не ограничиваются этой тяжёлой и утомительной работой, но находят время разрабатывать и общие вопросы, касающиеся практической медицины в военное время.

Так д-р Розов занят исследованием современных пулевых ран.

По его словам, раны эти отличаются по своему виду и течению в зависимости от расстояния выстрела.

При выстрелах на 200 шагов наблюдается сильное разрушение костей.

На большом расстоянии раны от ружейных пуль имеют характер ушибленных.

Доктор Н. С. Безродный поднял очень важный и очень интересный вопрос о вреде ранних манипуляций над ранеными на перевязочных пунктах передовой позиций: зондирования, введения турунд, извлечения пуль и тому подобных оперативных вмешательств.

— Для последних, — сказал он мне, — нет благоприятных условий на передовых перевязочных пунктах, этапах, в летучих госпиталях. Трудно, почти невозможно соблюсти безусловную чистоту при этой работе и дать оперируемому необходимый покой при современной их транспортировке и эвакуации.

— Но что же делать?

— Применять консервативный метод лечения, т. е. ограничиваться асептической повязкой и сравнительным покоем раненой части. Желательно было, конечно, при этом достаточное количество благоустроенных госпиталей не только в тылу армии, но и ближе к самому театру войны и возможно удобное и покойное транспортирование раненых. Последнее оставляет в настоящее время желать многого. Вы, конечно, знакомы с арбами и двуколками?

— К несчастью, знаком! — ответил я. — На них ехать и здоровому — пытка…

— А на них перевозят тяжелораненых…

— За последнее время их заменяют крытыми носилками на двух мулах, идущих гусем… — заметил я.

— Таких носилок мало, да и они не представляют даже далёкого приближения к идеалу…