Однажды в Берлине

Елена Велес

Начало Второй Мировой войны. Ангела Напах – еврейка, которая вынуждена работать на улице продавцом газет, скрываясь под маской мальчишки. Ей нужно выжить, чтобы суметь прокормить себя и своего маленького сына. Катрин Шван – немка, чистокровная арийка. Когда ей было пятнадцать, её родители поплатились за то, что участвовали в Путче против Гитлера. Но об этом никто не знает. Что ждёт этих девушке в будущем? Что сулит им случайная встреча на улицах Берлина 1939 года? Книга содержит нецензурную брань.

Глава 8

Шван было любопытно, какого типа компромат есть у Мюллера? Фотографии Келлера в баре? Если такие фото всплывут, то Келлера не только лишат офицерского звания. Его голова ляжет под нож гильотины, как и многих других гомосексуалов, которые поплатились своими жизнями лишь за то, что посмели родиться не такими как все. А если вдруг всплывёт тот факт, что она тоже не как все? Что ждёт её?

Но нет никаких доказательств того, что она лесбиянка. Она никогда не бывала в заведениях типа «Эльдорадо». Просто не успела. Никогда даже просто не фотографировалась с женщинами. И всё же, она опасалась. Фон Гинсбург же начал кое-что подозревать… Видимо и правда, что рыбак рыбака…

После обеда Келлер повёл Катрин в ювелирный магазин, где их обслуживал пожилой еврей. Шван видела, что её спутник с трудом сдерживается, чтобы не грубить владельцу магазина. Мужчина долго выбирал, пересматривая кучу колец, как будто хотел вывести еврея из себя. Но тот с неизменной спокойной улыбкой предлагал «mein Herr» показать ещё что-то. А может господин хочет что-то эксклюзивное? У Ицхака Иоффе есть. На Катрин продавец не смотрел, но, когда она вдруг встретилась с ним взглядом, он послал ей сочувственную улыбку. Неужели он понял, что её тяготит этот предстоящий брак с офицером СС?

Наконец, Келлер остановился на перстне из червонного золота с изумрудом.

— Фрёйлин? — спустя несколько долгих минут продавец обратился к ней. — Вам нравится?

— Эээ… — но Катрин ничего не успела сказать.

— Ей нравится, — перебил девушку Келлер. — Сколько?

— Как же меня утомил этот жид! — выдохнул фон Гинсбург, когда они вышли из магазина. — Но скоро мы избавимся от вас.

Катрин не понравился тон, каким фон Гинсбург произнёс эту фразу. У неё возникло странное ощущение чего-то страшного. Но спрашивать мужчину она не стала.

Ангеле было не по себе. Катрин не было, и она не знала, почему та не вышла на работу. Остальные работницы телефонной станции смотрели на неё косо, зная, что она — еврейка. С ней никто не разговаривал, и девушка прямо физически ощущала исходившую от них ненависть. Но ей нужно было продержаться. Выдержать это бремя. Ради Роберта. Ради своего мальчика! Чуть позже она сможет вместе с сыном покинуть Германию. Её уже не волновало то, что ждёт её после работы. Она выдержала это однажды, выдержит и теперь.

— Мне нужно кое о чём переговорить с Лохмером, — сказал фон Гинсбург, подъезжая к телефонной станции со служебного входа, на что Катрин только пожала плечами.

Шван ушла в свои мысли, когда вдруг заметила, что дверь открылась и на улицу вышла Ангела. Девушка не обратила внимания на авто, она прислонилась к стене и прикрыла глаза. Катрин видела напряжение на красивом лице и тёмные круги, залёгшие под глазами.

Шмид услышала, как хлопнула дверца машины и, открыв глаза, увидела идущую к ней блондинку. Повинуясь какому-то порыву, девушка сделала шаг навстречу Катрин, и та тоже поспешила вперёд. Девушки обнялись, а Шван даже осмелилась легонько коснулась губ Ангелы. Чисто платонически. Но почувствовала, что ещё мгновение и брюнетка бы открылась поцелую. Едва ощутимая электрическая искра прошла между двумя девушками. Но этого нельзя было допускать. У Шван вовремя сработал инстинкт самосохранения, и она выпустила из своих объятий подругу, услышав при этом лёгкий вздох сожаления.

— Привет, Ангела.

— Катрин. Я переживала, почему ты не вышла сегодня на работу? Мне так не хватает тебя… Твоей поддержки.

— Я, наверное, скоро совсем перестану работать, — девушка отвела взгляд.

— Как? Что случилось? — искренне перепугалась Ангела.

Шван прикусила нижнюю губу. Как бы ни хотелось этого не говорить, но надо. Ангела должна знать.

— Я скоро выхожу замуж, — упавшим голосом сказала девушка.

— За сына фрау фон Гинсбург, — просто сказала брюнетка. Катрин лишь кивнула. Шмид вздохнула. — Ясно.

— Прости…

— За что? — улыбнулась девушка. — Рано или поздно это должно было произойти. Не он, так другой.

— Я не люблю его! — возмутилась Шван.

— И что? Ты веришь в любовь? — грустно усмехнулась Ангела. — Между мужчиной и женщиной? Я люблю Роберта, но он — мой сын. Моё сердце навсегда отдано моему малышу.

— И ты не веришь, что когда-нибудь встретишь человека, с которым была бы счастлива? — не веря спросила Шван с какой-то болью.

— После того, что со мной произошло? Катрин, — Шмид отрицательно покачала головой. — Я не верю в любовь. А тебе — желаю счастья. Фон Гинсбург хорошая партия. Жаль, что теперь мы с тобой реже будем видеться.

— Мы совсем не будем видеться, Ангела! — отчаянно воскликнула блондинка. — Келлер мне запретил. Но я могу в последний раз прийти к вам с Робертом в гости. Я знаю, завтра у тебя выходной. И я приду.

Катрин видела, что Ангела очень сильно расстроилась: она едва сдерживала слёзы. Но девушка умела держать себя в руках, она лишь смахнула не успевшие выкатиться слезинки с глаз.

— Хорошо… Мы будем тебя завтра ждать, — улыбнулась она.

— В десять. Не рано?

Шмид покачала головой.

— Пойду я.

Катрин посмотрела на окно второго этажа. Никого не было видно. Тогда она сделала шаг к Ангеле и обняв её, положила голову на плечо девушки.

— Ты лучшее, что случилось в моей жизни, — прошептала блондинка с трудом сдерживая себя от того, чтобы снова поцеловать девушку. Но она знала, что второй раз уже не сможет удержаться от более глубокого поцелуя. Поэтому она легонько отстранилась и подарила Ангеле улыбку.

Катрин поднялась на второй этаж. Дверь в кабинет Лохмера была слегка приоткрыта. Шван было взялась за ручку, но её остановил голос Келлера.

— А теперь я скажу, зачем я к тебе пришёл на самом деле. Не просто поболтать, — тихо сказал её «жених».

— Я слушаю тебя, — последовал ответ.

— В ночь с субботы на воскресенье готовится кое-что, — в голосе фон Гинсбурга послышался недобрый смешок.

— Что? — спросил Лохмер. Девушка не видела его, но живо представила, как он в ожидании ответа подался вперёд, чуть привстав со своего кресла.

— Великий еврейский погром! — сколько же возбуждённой радости было в голосе фон Гинсбурга.

Катрин открыла рот, но не издала ни звука. Она отошла от двери и встала у стены.

— Нам нужны люди. Ты с нами? — с надеждой спросил Келлер.

— Ещё спрашиваешь!

— По всей Германии. Мы перережем этих гадов, как рождественских поросят. Нехуй у них бизнес, банки, магазины? — Она услышала, как на стол опустилась ладонь. — Надо показать, где их место!

— На виселице или в газовой камере, — Лохмер стукнул кулаком по столу.

— Ты ещё не успел привязаться к своей жидовке? — послышался смешок.

— Шмид? — хмыкнул Рюдгер. — Она классно берёт в рот.

— Ну, это мы сегодня проверим. Если мне понравиться, то можно её оставить. А вот ублюдка её нужно убрать.

Катрин попятилась от кабинета, прижав руки ко рту, с трудом сдерживая возглас полный шока и ужаса: Келлер и Рюдгер хотят убить Роберта! Этого чудесного малыша так похожего на маму. Нужно как-то его спасать. И его, и Ангелу! Сейчас она пока ничего не может сделать, но у неё целая ночь впереди, чтобы обдумать.

Шван спустилась вниз и, сев в машину, стала ждать фон Гинсбурга.

Комментарий к главе 8

В главе нарушены хронологические события. Здесь упоминается подготовка к Хрустальной ночи в Германии. На самом деле она произошла с 9 на 10 ноября 1938 года.