Всё — это не то, что окажется
В белой бедуинской палатке дети, сидя прямо на земле, играли в плейстейшен, запитанной от какого-то генератора. А мы сидели рядом и пили кофе. Чертовски крепкий кофе. Поцелуй пустыни. И это был чертовски крепкий поцелуй.
Мужик с лицом, похожим на лужу, в которую бросили камень, гадал Майе на кофейной гуще; а я гадал по прямоугольным морщинам на лице этого мужика, похожем на лужу, в которую бросили камень. Илья рассматривал свою ладонь, но не гадал — а просто рассматривал ладонь, а потом сжимал ее в камень. И снова рассматривал. Но уже кулак. Хотя, может, он так гадал. Но ни Майя, ни мужик, похожий на Дэвида Линча в сериале Дэвида Линча, не обращали на это внимания.
— Говорят, на земле есть штуковина под названием Белый Вигвам, — говорил мужик, заглядывая в бездонные глаза Майи через алеф. — Это что-то типа вот этой палатки, только там кофе не продают. А может, и продают — не знаю, не был. Короче, там живут всякие добрые духи.
Майя прикрыла ресницами лицо до подбородка — мол, ну и?
— А есть и его противоположность, — продолжал мужик, ныряя взглядом в вырез на груди Майи, который был еще бездоннее, чем ее глаза. Будь с нами кактус, он бы обязательно съязвил: мол, вот почему Майя заявила, что лифчик ей не понадобится, но, к счастью, кактуса с нами не было.
Но и без реплик кактуса кофе в руках Ильи то застывал от ревности, то вновь превращался в кофе.
— Второе место называется Черный Вигвам, — продолжал мужик, выбираясь из омута декольте Майи. — Там человек встречается с собственной тенью. Место бескрайнего могущества, обитель темных сил и страшных тайн, куда не смеют проникнуть звуки молитв. Ну, так говорят.
— Так, блядь, — отчаялся Илья и отхлебнул горечь отчаяния из чашки. — Нам пора ехать.
Арабские дети заголосили еще громче, перекрикивая игру.
— Вам пора ехать, — заорал мужик Илье, перекрикивая арабских детей и компьютерную игру.
— А вы? — спросила Майя.
— Я же говорил, — развел руками мужик. — Я не знаю, куда я иду.
Арабские дети продолжали играть и орать. Мужик секунду понаблюдал за экраном допотопного компьютера, затем обернулся ко мне и сказал:
— Кстати, плейстейшен — это не то, что кажется.
— Что это значит? — спросил я.
— Да хер его знает, — ответил он и пошел к выходу из палатки. Причем пошел как-то так, что затихли не только мы, затихли арабские дети, плейстейшен и генератор. А на выходе из палатки мужик обернулся и сказал Илье: — Ты прав — все важные дела нужно начинать со слов «так, блядь». — Улыбнулся и добавил: — Вообще все дела надо начинать со слов «так, блядь». — Сделал несколько шагов и не обернулся.
Бархатная темно-красная штора поглотила его фигуру. Или показалось. А плейстейшен — это не то, что кажется. Да и вообще всё — это не то, что кажется.
