Бог, которого не было. Черная книга

Алексей Френкель (2022)

«Бог, которого не было» — это роман-исповедь. В Иерусалиме, рядом со Стеной Плача, есть почтовое отделение. Обычное почтовое отделение, но все письма, где в графе «Получатель» написано: Бог, Всевышний, Элохим, Адонай, Отец Небесный и т. д., приходят именно туда. Конверты вскрывают, а письма закладывают в расщелины Стены Плача. Считается, что так Бог быстрее узнает и скорее отреагирует. Двадцатилетний парень, приехавший из России, получает эту нехитрую работенку — вскрывать конверты с письмами Богу. Читать письма категорически запрещено, но наш парень однажды не сдержался и полюбопытствовал. А потом совсем не сдержался — и ответил. Вместо Бога. Потом ответил на еще одно, потом еще. Впервые в истории человечества у этого самого человечества было настоящее, вещественное доказательство существования Бога. Он отвечает на письма… Десять лет. Многобукаф. Три книги романа — белая, черная, красная. Исповедь Бога, которого не было. Исповедь, записанная на айфон. Наперегонки со смертью. В книге присутствует нецензурная брань!

Галилейское море

Ну а тогда — тогда на пляже «Хоф Дуга» на Кинерете бродили толпы непричесанных мальчиков и девочек с гештальтами нараспашку: знакомились, обнимались, пили, играли, пили, разговаривали, трахались, пили, трясли хайерами, инструментами и гениталиями, снова пили и снова разговаривали. Галилейское море было декорацией выступлений, и каждый, выходя на сцену, шел по воде. Некоторые пели настолько плохо, что это даже становилось искусством. Выпито было все, кроме Кинерета. Здесь рождались мелодии, семьи и новые группы; и здесь прямо на песке писалась история русского рока в Израиле.

Это было пересечение общедоступного и полного безумия, все перемешалось: аккорды, стаканы, песни, тела, жизни.

Всюду звучали разговоры — бессмыслица полная смысла:

русский рок — это молитва; не бывает коротких песен — бывает короткий член; о блюзах не спорят; у меня никогда не будет нормального мужика — Боуи умер, а Джаггер и Игги Поп староваты; я басист не хреновый, а охрененный; Джордж Оруэлл был оптимистом; это было просто охрехуительно; не стоит оголять душу, для этого есть грудь; не путай апокалипсис с апоплексией; бесит, когда говоришь умные вещи, а тебя обвиняют в алкоголизме; это просто дзенструктуризм какой-то; некрасиво судить о людях только по перегару; глупо говорить, что ты занимаешься роком, — ведь все равно, объясняя, что это, придется признаться: никто не знает, что это, даже Джаггер; где тот длинноволосый, что мог ходить по воде; рок-музыкант — это прежде всего грязный, похотливый козел, а только потом тонкая творческая натура; надо научиться молчать, но для этого надо уметь говорить; русский человек врет, если говорит о своем стремлении к счастью, — мы не умеем быть счастливыми, нам это не нужно, мы не знаем, что с этим делать; он знал, что был послан небом, он туда не ушел, он вернулся; музыку придумали евреи, чтобы не работать.

Каждый пил, как будто завтра уже не будет, и каждый играл, как будто за пультом стояло бессмертие и писало на жесткий диск. А может, это самое бессмертие себя записывало. Стоя за пультом. На жесткий диск. Не знаю. А видевшие все волны Галилейского моря смывали с берега слова-окурки, осколки мелодий и бутылок, использованные презервативы и души. Может быть, в море, а может, прямо в вечность.