Бог, которого не было. Черная книга

Алексей Френкель (2022)

«Бог, которого не было» — это роман-исповедь. В Иерусалиме, рядом со Стеной Плача, есть почтовое отделение. Обычное почтовое отделение, но все письма, где в графе «Получатель» написано: Бог, Всевышний, Элохим, Адонай, Отец Небесный и т. д., приходят именно туда. Конверты вскрывают, а письма закладывают в расщелины Стены Плача. Считается, что так Бог быстрее узнает и скорее отреагирует. Двадцатилетний парень, приехавший из России, получает эту нехитрую работенку — вскрывать конверты с письмами Богу. Читать письма категорически запрещено, но наш парень однажды не сдержался и полюбопытствовал. А потом совсем не сдержался — и ответил. Вместо Бога. Потом ответил на еще одно, потом еще. Впервые в истории человечества у этого самого человечества было настоящее, вещественное доказательство существования Бога. Он отвечает на письма… Десять лет. Многобукаф. Три книги романа — белая, черная, красная. Исповедь Бога, которого не было. Исповедь, записанная на айфон. Наперегонки со смертью. В книге присутствует нецензурная брань!

На глубине тысячи поцелуев

— У тебя дочь есть? — спросила Майя через алеф.

Пришлось рассказать ей про армию; про Ицхака, который неправильно верил в Бога; про маленького бога без сисек, про ой, то есть блядь — про всё. И про то, как я пел маленькой Свете колыбельную. Пел «Сержанта Пеппера» — с первой до последней песни.

— Почему битлов? — деловито поинтересовалась Майя.

— Ну я просто других колыбельных не знаю, — ответил я.

— А ведь это важно, чтобы у человека были правильные колыбельные, — включился Илья. — Тогда и человек хороший вырастет. «Клуб одиноких сердец» — правильная колыбельная.

Майя замолчала и молчала до отметки минус 100. И уже там, под невидимой водой, решительно заявила:

— Надо начинать еще раньше. С зачатия.

Уселась поудобнее, тщательно разгладила ладонями юбку и лицо, а потом спросила Илью:

— Под какую вещь будем зачинать нашу дочь?

Охреневший Илья сбросил скорость, продолжил охреневать до отметки минус 200, а потом сказал:

— Но я хочу сына. — Потом еще помолчал и добавил: — «Метла», Master of Puppets.

— Ну вот уж нет! — чуть не выпрыгнула из машины Майя. — Не буду я под них трахаться! Ты бы еще сказал Metallica с симфоническим оркестром!

До отметки 250 метров ниже уровня моря они ругались, а после нее — целовались. Нежно. С закрытыми глазами. А Илья при этом все прибавлял и прибавлял скорость. А Леонард Коэн пел «сквозь бездну тысячи поцелуев».

Я сидел на заднем сиденье и думал, что это очень странно. Абсолютно все. И сам поцелуй — это какая-то странная, нелогичная штука. Как люди вообще до него додумались? Это же неудобно, и носы все время мешают, особенно если это еврейские носы. Но людям нравится. И евреям — тоже нравится. Странно это. И то, что еврей Коэн уходил на пять лет в тибетский монастырь, где молчал все эти пять лет, — тоже странно. Молчал — не в смысле не пел песни, а в смысле молчал. И что потом он вернулся и пел. И что вот поцелуй Ромео и Джульетты и поцелуй Иуды называется одинаково: поцелуем. И что люди после поцелуя Иуды не перестали целоваться — это тоже странно. Вот только проститутки этого не делают. И что только Леонард Коэн мог бы написать песенку про поцелуй проститутки.

А еще я думал, что мы обязательно сейчас втемяшимся куда-нибудь. Мы и втемяшились. На глубине 300 метров ниже уровня моря или, как пел Леонард Коэн: на глубине тысячи поцелуев.