Родина

Ро́дина (от праслав. родъ; укр. роди́на — «семья», болг. роди́на — «родина, место рождения», сербохорв. родѝна/rodìna — «обилие плодов», чеш. rodina, словацк. rodina — «семья», польск. rodzina — семья) — место рождения человека, его происхождения; родная страна, Отечество; страна, в которой человек родился и гражданином которой является; модель отношений между индивидом и обществом, между гражданином и государством, между личностью и централизованной идеологической системой; место происхождения, возникновения объекта или явления.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

В частности, для человечества эволюция Жизни проявляется в первую очередь как эволюция Сознания, сопровождающаяся эволюцией Нравственности. При этом каждый род и народ в общей Эволюции Сознания и Нравственности отвечают за исполнение своего собственного, только ему присущего, предназначения. Именно поэтому каждый род, народ и раса имеют свою территорию появления, проживания и расселения, т. е. свою малую, большую и всеобщую Родину, которая предназначена им для исполнения ими своего Божественного предназначения. Малая Родина – это место рождения человека. Раньше она была чётко привязана к месту проживания рода. Сейчас, во времена доступного перемещения по обширным территориям, несколько утратила своё значение. При этом выросло значение самой принадлежности к определённому роду. Значимость малой Родины для человека заключается в том, что место рождения человека определяет его психоэмоциональную и энергетическую матрицу, которая, с одной стороны, содержит в себе суть Божественного предназначения человека, а с другой, осуществляет связь человека с энергетикой земли места его рождения. Через эту связь человек постоянно получает поддерживающую его жизненную Силу Земли-Матери. Эта сила образует фундамент энергетической Силы патриотизма человека. В эпоху переселений человек может родиться в любом месте. И конечно же, энергетика места рождения не только окажет определённое воздействие на его психоэмоциональную матрицу, но и дополнит её. Но только слегка. Потому что определяющей для человека всё-таки остаётся энергетика его рода, которая, несмотря на расселение рода и его перемещения, всё равно хранит в себе связь с тем местом Земли, где род впервые появился и которое до сих пор продолжает обеспечивать членов рода своей жизненной Силой.

Коллектив авторов, Программа воспитания патриотизма «Рать», 2013

В многонациональных странах вопрос своей этнической идентификации, религиозных и политических предпочтений решает сам индивидуум, неся полную юридическую ответственность перед государством, гражданином которого он является. Основной закон страны предоставляет ему абсолютно такой же объем прав, как и всем остальным гражданам. Об этом свидетельствуют многочисленные примеры того, как человек, отличающийся по этническим и даже расовым признакам от титульной нации, становится политическим лидером своей гражданской родины: Барак Хусейн Обама, Николя Саркози и другие. Но это скорее характерно для стран с высоким уровнем развития демократии и политических институтов. В развивающихся демократиях, таких как Россия, неприязнь значительной части населения к лицам, не принадлежащим к титульной нации, делает невозможным полное равноправие граждан во всех аспектах социально-политической жизни. Трудно себе представить, чтобы в сегодняшней России грузин, еврей, узбек или армянин мог быть на основе волеизъявления граждан избран на руководящую политическую должность, тем более стать первым лицом страны. И исторические параллели с Советским Союзом в данном случае вряд ли уместны – время тогда было другое и на первом плане находился не национальный, а политический, классовый фактор.

Роберт Енгибарян, Время жить – выбор судьбы, 2016

Соловьев был убежден в том, что прогресс общества возможен лишь тогда, когда народ повернется лицом к «преданию» отцов, т. е. к ценностям национальной культуры. Этот религиозно-нравственный идеал, по Соловьеву, предполагает воспитание в каждом русском человеке чувство священного благоговения перед Родиной, ее прошлым, настоящим и будущим. При этом, как он подчеркивал, «наш национальный дух осуществляет свое достоинство лишь в открытом общении со всем человечеством, а не в отчуждении от него»[41].

Вячеслав Лукьянов, Русская религиозная аксиология, 2015

Находясь в сложном противоречивом взаимодействии, народ и интеллигенция духовно питали и обогащали друг друга в том, что касается идеи нации. Даже в тяжелые, смутные периоды истории Отечества в народном сознании теплилось понимание значимости высокой воодушевляющей цели существования и деятельности своей нации. К несчастью, уровень развития, зрелости и проявления национального самосознания далеко не всегда был адекватен требованиям исторического момента. Незадолго до революционного переворота 1917 г. один из виднейших русских проповедников, Преподобный Иоанн Кронштадтский, с болью говорил о том, что у интеллигентов не стало любви к Родине и они готовы продать ее инородцам. А. П. Столыпин тревожился, что забвение национальных задач превратит народ в удобрение для других этносов. Ослабление чувства национальной идеи в конечном счете привело к трагическим последствиям – разрушению и ниспровержению вековых устоев жизни народа, гибели миллионов русских людей, изгнанию из страны многих лучших представителей отечественной культуры.

Евгений Белозерцев, Образование. Историко-культурный феномен, 2004

Степун понимал трудности вовлечения эмиграции в эту работу. По духовному облику он делил все российское зарубежье на эмигрантщину и эмиграцию, которая еще может послужить делу освобождения России. В эмигрантщине Степун видел обывателя, удачно прижившегося за границей, потерявшего связь с Родиной, не понявшей произошедшего с Россией. Для нее характерно отрицание будущего во имя прошлого, вера в мертвый принцип и растерянность перед жизнью. Эмигрантщину Степун называл «тяжелым недугом», с которым надо вести борьбу[85]. Проблема же эмиграции в более узком и существенном смысле этого слова (т. е. эмиграции, способной подлинно служить России), писал Степун, «начинается только там, где… внутреннее эмигрирование стало печальною судьбою не обывательского бездушья, а настоящих творческих душ»[86]. Он признавал, что таких людей в эмиграции мало, но считал своей задачей сплочение творческих усилий для строительства новой России.

Маргарита Вандалковская, Прогнозы постбольшевистского устройства России в эмигрантской историографии (20–30-е гг. XX в.), 2015

Перемены дают о себе знать не только в области философии и высокой мысли. Европейское искусство в некоторых своих направлениях ушло достаточно далеко от своих прежних постулатов; в нем развивается новое видение, оно по-своему открывает темы, почитавшиеся прежде только на Востоке. Восточное искусство, в том числе прикладное, получило широкое признание на Западе и оказывает заметное, пусть и косвенное, влияние на западную культуру. Поэзия начинает робко искать новый язык самовыражения – заметим, что всемирная слава Тагора[18] была бы немыслима лет тридцать назад – теперь же часто видишь стихи даже не очень значительных поэтов, полные мысли и выразительности, которые раньше могли встретиться только у индусских, буддистских или суфийских поэтов.[19] Уже можно говорить о подобных явлениях в литературе в целом. Все больше и больше искателей истины рассматривают Индию как свою духовную родину или считают, что обязаны ей многими своими прозрениями – или уж по меньшей мере воздают должное ее свету и испытывают на себе ее влияние. Если эта тенденция будет усиливаться – а движение вспять маловероятно, – то между Востоком и Западом, разделенными ныне глубокой духовной и интеллектуальной пропастью, будет по меньшей мере переброшен надежный мост, в результате чего культура и идеалы Индии упрочат свои позиции в мире.

Шри Ауробиндо, Шри Ауробиндо. Основы индийской культуры, 1998

Заслуга представителей Русского зарубежья состоит в том, что, будучи вынуждены покинуть Родину, они десятилетиями оберегали свою «русскость», выступая выразителями традиций русской культуры, они – сохраняли её, наблюдали, переживали, размышляли о судьбе России. Этим в той или иной степени наполнены все произведения Н. Бердяева, И. Ильина, Н. Лосского, С. Франка, В. Зеньковского, Г. Флоровского, Г. Федотова и других. Их заслуга ещё и в том, что, поставив своей задачей познакомить в полной мере страны Европы с российской культурой, искусством, литературой, т. е., устанавливая интеллектуальную связь с Западом, закладывая основы западного россиеведения, они пытались чётче и убедительнее сформулировать причины, приведшие Россию к бедственному состоянию, анализировали духовное и нравственное состояние русского народа, предлагали пути и действия для скорейшего восстановления и процветания Родины. В их творчестве русская идея нашла своё развитие и продолжение, они же были первыми, кто предпринял серьёзный анализ кризиса русской идеи.

Р. М. Рупова, Свет России грядущей. Человек и общество в «русской идее» Ивана Ильина, 2015

Зараженные индивидуализмом интеллектуалы XX в. устроили настоящую травлю ценностей государства, и в наше время они уже не согревают сердца людей. Но мы не можем жить без этих базисных ценностей и, утратив веру в Бога, Родину и самих себя, по-прежнему мечтаем о них. Поскольку вся наша экономика, а вслед за ней и все остальное, приобрела «виртуальный», «информационный», «символический» характер, то письмо о названных ценностях и является их производством. Не веря в Бога, не любя Родину и не уважая самих себя, мы продолжаем говорить, писать и мечтать о них.

Б. В. Марков, Политическая антропология. Учебник для вузов, 2017

Таким образом, этнос определяется не столько общими чертами членов коллектива, сколько общностью их мышления (в частности, этнос объединен: наличием представлений об общем территориальном и историческом происхождении), единого языка, общих черт материальной и духовной культуры; политически оформленными представлениями о родине и особых институтах (например, государственность), которые также могут считаться частью того, что составляет представление о народе; чувством отличительности, т. е. осознанием членами группы своей принадлежности к ней, и основанными на этом формами солидарности и совместными действиями.

М. И. Алдошина, Основы поликультурного образования, 2014

Хотя о России в книге не говорится ни слова, читая о культурных кодах тех или иных явлений или процессов в разных странах, невольно примериваешься к российским реалиям и в очередной раз поражаешься некоторым совпадениям и параллелям. Француз по происхождению и американец по призванию, психолог Рапай знает культуры обеих стран не только как ученый, но и как их коренной носитель. Вдобавок не понаслышке автор знаком и с жизнью множества стран мира во всех ее проявлениях. Но основной интерес и любовь автора вызывает, несомненно, страна, которую он выбрал для себя второй родиной. Считая главной чертой культуры США ее юность и незрелость, Рапай строит свою трактовку всех ее ментальных стереотипов.

Клотер Рапай, Культурный код. Как мы живем, что покупаем и почему, 2007

Все люди, народы, человечество в целом вырастали, формировались и живут в мире ценностей. Специфически человеческое начало находит форму своего воплощения именно в идее ценности. Исторически были выработаны общечеловеческие ценности, а также ценности, принадлежащие отдельной социальной группе, классу, нации, существуют ценности сугубо личные. Важнейшая ценностная категория – понятие «родного», генетически, культурно и социально близкое всем людям и народам. Родной дом, родной язык, родной ландшафт, родная культура сливаются в общее понятие «родина», «роднаяземля», «отечество»… Высшей ценностью, которую осознают все люди и сугубо дорожат ею, является человеческая жизнь: она дается человеку один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы (Н. А. Островский). Понимание жизни как главной, основополагающей ценности отражено во всех философских системах, в литературе и искусстве, в фольклоре, мифологии, религии. Не случайно в христианстве человек не вправе лишать себя жизни, ибо это страшный грех. Но в религиозной системе ценностей лежит представление, что свое высшее и абсолютное выражение ценности имеют в боге, который выступает как совершенная истина, справедливость, добро, красота и т. д. Ценности, на которые ориентируется человек, якобы лишь «сопринадлежат» миру и проявляются в результате «божественного откровения», а восприятие явлений в качестве ценностей и ориентация на них будто бы изначально присущи личности, человеческой душе, как божественному творению. Отсюда делается вывод: все ценности нашей жизни имеют божественный, то есть неземной, сверхъестественный характер.

В. А. Сапрыкин, Ценности социализма. Суровая диалектика формационно-цивилизационной смены и преемственности системы общественных ценностей, 2014

В самой догматической литературе начинается постепенный отбой. Так, Каутский раньше писал: «Национальные стремления, как ни выгодны они, становятся все более и более бесполезными, а иногда даже вредными…» А позже вот что: «Социал-демократическая партия должна быть в такой же мере национальной, как и демократической» – и что национальная автономия может и должна стать лозунгом интернациональной социал-демократии. Зомбарт также запел на эту тему: «Социальное движение в различных странах с капиталистической культурой получает различную окраску соответственно национальным различиям его носителей, вследствие чего можно, например, отметить особые «национальные типы» социального движения – английский, немецкий, французский. Космополитизм интеллигентных одиночек, проникнутых ассимилирующей идеологией, всегда сменяется глубоко и органически национальными формами жизни, как только на авансцену политической борьбы выступают во всей своей стихийной целостности народные массы, чуждые абстрактной культурности, но связанные тысячью живых нитей со всей совокупностью специфической социальной среды своего времени, своего места, своей родины, своего народа».

П. И. Ковалевский, Русский национализм и национальное воспитание, 1922

В народной педагогике понятие «воспитание» означает вскармливание, уход, взращивание, заботу о здоровье, умственное развитие, нравственное, трудовое, эстетическое воспитание. В этнопедагогике задачи народного воспитания выражены термином «идеал совершенного человека». Народные герои являлись носителями «национальных», то есть предпочтительных для этнической общности морально-этических качеств. Эти качества и предпочтения со временем менялись, но в целом можно сказать, что русский народный герой трудолюбив, хороший семьянин стремится к миру, согласию с соседями; всегда готов прийти на помощь; он милосерден, но готов дать отпор врагу, посягающему на его землю, свободу, народ. Эпитеты «славный», «храбрый», «великий» характерны для описаний русских богатырей. Богатырь до поры до времени живет как обыкновенный человек. Он чаще всего пахарь или ремесленник. Беспредельные возможности богатыря раскрываются тогда, когда он один или с несколькими друзьями выступает против вражеских полчищ и побеждает их. Русскому герою присуще чувство долга перед народом. Его сила обычно направлена на добрые дела: защиту родины, вдов, сирот, освобождение земли русской от врагов и т. д. Русский богатырь свято чтит народные традиции: бьется за Родину, не щадя жизни; помогает обездоленным; стоит за правду до конца; бережно относится ко всему живому, приходит на помощь слабым.

Коллектив авторов, Народная педагогика в экологическом воспитании дошкольников. Пособие для специалистов дошкольного воспитания, 2010

В дальнейшем орденская тема получила свое развитие при проектировании устройства будущей России. В 1938 г. один из младоросских «мечтателей» писал в «Бодрости» следующее: «Главная роль во внутрирусском национальном созидании выпадет на долю новой национальной элиты… крепко спаянного и беззаветно-жертвенного отбора. Задача и смысл такого отбора… не столько административное управление, сколько духовное направление жизни страны. И, разумеется, нет лучшего способа духовного водительства, как личный пример. Эти люди, претендуя на священное звание лучших русских людей, должны стать как бы иноками в миру, сделать из служения Родине единственную цель своей жизни, словом, образовать Настоящий ОРДЕН, ОРДЕН СЛУЖЕНИЯ РОССИИ.

В. И. Косик, «Молодая Россия». Вариации на тему национализма в маршах эпохи, 2013

Я родился за границей, на Цейлоне, учился в Москве, а работаю в Красноярске. Представления об отечестве, о масштабах страны коренным образом меняются, когда после московского опыта бизнес-управления погружаешься в реальную экономику и управление в Сибири. Более того – я уже стал сибиряком. Родина для меня – это то место, которому я могу принести пользу. Это, конечно, Россия.

Сборник, Звезды о России. Знаменитые люди о Родине, -1

Другая точка зрения исходит из реальных процессов генезиса белой англо-протестантской Америки, которые весьма четко проявились в основании и развитии первых английских колоний «Виргиния», «Новый Плимут», «Массачусетс» и «Мэриленд» на американской земле. Она прекрасно представлена в капитальном двухтомном труде отечественного исследователя Л.Ю. Слезкина «У истоков американской истории». В нем на основании документальных данных показано, что, например, в той же «Виргинии» как одном из зародышей американской цивилизации и культуры население складывалось из «джентльменов», зачастую самозванных и неимущих, а также презирающих труд и мечтающих о приключениях и случайном обогащении; «пилигримов», то есть крайне ортодоксальных пуритан, которые стремились основать свой «Новый Ханаан» и которых в Англии считали преступниками, нарушившими государственные и церковные законы; «уголовных» элементов в тогдашнем понимании этого слова – «бродяг», «нищих» и других обездоленных людей, подвергшиеся наказанию и не находивших работы; и очень узкого круга лиц, принадлежащих к «белой кости» (отпрысков аристократических семей, кто не мог на родине достичь ни богатства, ни карьеры, ни яркой жизни)150. Можно сказать, что в «Виргинии» немало было «уголовных преступников», попавших в Америку, чтобы спастись от голода, лишений и преследований, чтобы найти свое счастье здесь. Однако большинство из них на основе капиталистических отношений в виргинских условиях стали «белыми» рабами, к которым затем добавились «черные» рабы. Индейцев не смогли превратить в рабскую силу, и поэтому большинство из них подверглись геноциду – одно из преступлений белых американцев.

В. С. Поликарпов, Красный дракон. Китай между Америкой и Россией. От Мао Цзэдуна до Си Цзиньпина, 2016

Процессы глобализации привели к тому, что люди более остро почувствовали потребность в осознании себя частицей определенного этноса, желание понять свои корни, свое отличие и сходство при сравнении с другими этносами. Этническое самосознание стало активнее проявляться в чувстве сопричастности к судьбам своего народа, любви к исторической Родине, своему этносу, этническим особенностям его культуры. Люди хотят знать историю своего народа, свою традиционную культуру, в том числе и педагогическую. Поэтому изучение истории этнопедагогики в этом аспекте весьма актуально.

Г. В. Нездемковская, Становление этнопедагогики России, 2011

Но когда же в таком случае свершится возникновение коммунизма как такового, в реальной возможности которого убеждены утописты, облекшие народные чаяния о строе справедливости и изобилия в философски продуманные литературные формы? Разве – спросят нас вновь – сам Маркс, и последующая история реального социализма не отодвигают осуществление коммунизма в неопределенное будущее? Ответим так: социализм потому и есть фаза коммунистического строя, что вместе с реальным социализмом на сцену истории вступает и реальный коммунизм. Не в каком-то отвлеченном, а в самом конкретном смысле. В смысле образования в бюджете социалистической страны общественных фондов потребления, которые гарантируют удовлетворение, по крайней мере, всех минимально необходимых потребностей в материальных благах каждому индивиду, а, кроме того, – полное удовлетворение потребностей каждого в образовании, охране здоровья, материнства и детства. И этот, пусть не тотально, а частично проведенный коммунистический принцип распределения по потребностям, независимо от способностей и жизненных обстоятельств, должен действовать с самого начала вступления на путь реального движения к коммунистическому обществу, развивающемуся на собственной основе. Так это и было на родине реального социализма – в России-СССР, а так же в бывших социалистических восточно-европейских странах, так это и есть в странах, продолжающих развивать социалистический строй, и в странах, вступающих на путь социализма.

Томмазо Кампанелла, Утопия. Город Солнца (сборник), 2014

Идеологический критерий при формировании новой элиты является существенным – он обозначает переход от эпохи случайного отбора по принципу «профпригодности» и «личной преданности» к эпохе отбора содержательного, качественного, идейно осмысленного. Даже личная преданность должна в конце концов иметь одним из своих главных оснований преданность идее, программе, преданность не одному статусу государства, но и его священному аспекту, который определяет направление общего служения. Священный аспект обязывает ко многому: к тому, чтобы верховная власть сделалась защитницей традиции, защитницей морали, защитницей семьи, защитницей интересов тех, кто фактически строил историческую родину и наследует ее строителям. В этом заключается рациональный источник харизматичности власти (о ее иррациональных источниках речь сейчас не идет).

В. В. Аверьянов, Стратегия Русской доктрины. Через диктатуру к государству правды, 2014

Национализм конкурирует с религией в деле собирания Арабской империи. «Патриотическая мысль, не имеющая общеарабского содержания, взаимодействия с прошлым, может привести к самоизоляции и замкнутости… – говорил президент Ирака С. Хусейн. – Ирак – восточное крыло общей арабской родины». Ни одна отдельная страна не в состоянии защитить Палестину. «Ее освобождение – духовная миссия всей арабской нации». И в национальном восприятии арабов нет вечных границ внутри арабского мира.

С. Н. Бабурин, Новая русская империя, 2013

Как нам уже приходилось отмечать, почти вся русская наука и литература конца XIX и начала ХХ века, равно как и значительная часть символистской критики (Д.С. Мережковский, Ф.К. Сологуб, А.А. Блок и даже В.И. Иванов), смотрела на литературу как, в той или иной мере, на отражение эмансипации русского народа и русской жизни, связанной с так называемым «освободительным движением». Еще до Февральской революции 1917 года все эти поэты и писатели выражали в своих статьях о литературе чаяния скорейшего грядущего освобождения народа и родины от пут тирании. Таковы же были и позиции главнейших представителей тогдашнего литературоведения. Приведем в качестве иллюстрации цитату из публичного выступления Семена Афанасьевича Венгерова (1855–1920), человека, который объединял в себе выдающийся талант литературного критика и все достоинства современного ученого: тщательность, объективность, методологическую достоверность и умение предвидеть пути развития науки. Вот что, в частности, сказал С.А. Венгеров во время своего выступления 22 октября 1911 года на праздновании столетнего юбилея Общества любителей российской словесности:

Д. М. Сегал, Пути и вехи. Русское литературоведение в двадцатом веке, 2011

В первой половине XIX в. интерес к проблеме взаимосвязи культуры и природной среды продолжал расширяться[178]. К. Риттер, предшественник геополитики как научной дисциплины, а также так называемой культурной экологии и гуманитарной географии, в духе географического детерминизма романтической эпохи занялся исторической географией, рассматривал «отношения природы к истории, родины к народу и вообще отдельного человека к целому земли»[179]. Подобные идеи циркулировали не только в ученом кругу, обнаруживаясь в восприятии путешественниками различных земель и стран.

И. И. Свирида, Метаморфозы в пространстве культуры, 2009

Канон идеационального творчества привязан к диалогу, общению, и не содержит чувства враждебности. Главная его задача – сделать читателя адекватным, понимающим духовный смысл книги, а автора – понимающим внутренний мир каждого читающего эту книгу. В этом смысле русский канонический текст всегда открыт и не завершён, он соотнесён с внутренними мирами других авторов и других книг, со многими уровнями и смыслами, с богатыми возможностями его восприятия. Автор во времени и пространстве может быть удалён от читателя, но это не меняет их отношений. Они имеют не изолированное, а диалогическое существование; диалогическое не в смысле взаимодействия речевым потоком произведения или предметом его содержания, а в духовном смысле – совместном присутствии друг в друге, общих жизненных путях и духовном делании. Например, тема литературного творчества Древней Руси – любовь к Русской земле, духовная и воинская защита родной земли; и автор, и читатель были соединены общей любовью к Родине. Автор не навязывал никогда своего мнения читателям, но мировоззрение древнерусских читателей было адекватно авторскому. При этом структурные части внутри канона не были хаотически произвольными по отношению к целому, напротив, каждая из них строго отвечала условию конструктивности своего участия внутри целого. В науке это соответствует принципам структурно-функционального подхода [Парсонс, 2000].

Л. В. Камедина, Духовные смыслы русской словесной культуры, 2014

В 20-е годы XIX века в Москве формируется течение, ставшее историческим предварением будущего славянофильства – это общество «любомудров».62 «Любомудрие» существовало с 1823 по 1825 годы во главе с князем В.Ф. Одоевским и секретарем Д.В. Веневитиновым, а также членами А.П Кошелевым и И.В. Киреевским. Члены общества оценивали европейскую цивилизацию, взаимоотношения России и Запада. В альманахе «Мнемозина», который они издавали в годы существования кружка, настойчиво звучал призыв изучать свою родину. Эту же работу продолжил «Московский вестник» в 1827 – 1830 годах. Руководящей идеей при этом являлось разработанное на немецкой философской почве учение о народности и идея особой миссии России в мировой истории. Постановка указанной проблемы занимала все выдающиеся умы того времени.

Г. В. Жигунова, Общественный идеал в России в духовном наследии славянофилов, -1

В настоящее время провозглашен приоритет прав и свобод личности. Это правильно. Но если человек строит свое поведение, исходя из приоритета собственных интересов над интересами общества, что сейчас и происходит со многими людьми, то это только стимулирует индивидуализм и эгоизм, которые вряд ли можно считать нравственными явлениями. Человек должен любить свою семью, общину, Родину и уметь жертвовать своими интересами ради интересов близких ему людей. Только тогда мы сможем говорить о высокодуховном и нравственном обществе.

С. В. Тасаков, Нравственные основы норм уголовного права о преступлениях против личности, 2008

Важным, требующим предварительного разъяснения является вопрос об отборе писательских персоналий. На основе чьих произведений мы намерены обсуждать тему русского мировоззрения и мировоззрения русского земледельца. В этой связи точным нам представляется замечание известного литературоведа второй половины XIX столетия Е.А. Соловьева о русских писателях 1830– 1840-х гг. В это время, замечает исследователь, в российском обществе сложилось «рановременное убеждение», что «мы не только великий народ, но что мы – великое, вполне овладевшее собою незыблемо твердое государство… Явилась целая фаланга людей, бесспорно даровитых, но на даровитости которых лежал общий отпечаток внешности, сопутствующей той великой, но чисто внешней силе, которой они служили отголоском. <…> Произведения этой школы, проникнутые самоуверенностью, доходившей до самохвальства, посвященные возвеличению России во что бы то ни стало, в самой сущности не имели ничего русского, это были какие-то пространные декорации, хлопотливо и небрежно воздвигнутые патриотами, не знавшими своей родины». В то же время, продолжает Соловьев, в России были и другие литературные силы: во главе литературы стояли «Пушкин, Гоголь, Лермонтов, Кольцов, Жуковский, Вяземский; как критик в 34-м году начал свою деятельность Белинский; среди молодого поколения уже появились только еще вступающие на литературное поприще Тургенев, Некрасов, Достоевский, Григорович, Гончаров, Островский. Разумеется, с такими гигантами не под силу было справиться “барабанной” поэзии…»[16].

С. А. Никольский, Русское мировоззрение. Смыслы и ценности российской жизни в отечественной литературе и философии ХVIII – середины XIX столетия, -1

Третий этап относится к 70–80-м годам, когда циклопические формы централизованной советской экономики, огосударствление всей социальной жизни образовали уродливую гиперреальность, а государство мыслилось уже как единая гигантская производственная корпорация. Естественно, что образы регионов, в качестве ее составных частей, в основном, приобрели «специализированный», «производственный оттенок»: «житница страны» (Ставрополье, Кубань), «автомобильный цех страны» (Горький, Тольятти, Самара, Ульяновск), «всесоюзная здравница» (Крым, Сочи) «тихоокеанские ворота страны» (Приморье), были еще «хлопковые республики» и «республика-сад». Лишь несколько городов оставались на особом положении, наделенными собственными именами. Так, Москва именовалась «сердцем нашей Родины», Ленинград – «колыбелью Октябрьской революции», Ульяновск – «родиной Ленина», Волгоград – «городом воинской славы». Этому же ряду безусловно принадлежит и определение «Урал – опорный край державы».

А. Э. Мурзин, Российское культурное пространство в региональном измерении, -1

В советской версии догмы общечеловеческих ценностей «естественный человек» представал как существо коллективистское, проникнутое любовью к ближнему и к своей Родине, понимающее справедливость так же, как и старшее поколение с его общинным крестьянским мироощущением. При таком мышлении не было места ни диалогу, ни конструктивному и справедливому изменению жизнеустройства согласно новой структуре потребностей, ни поиску компромисса, ни даже эффективной борьбе посредством выявления и обнародования реальных притязаний либерального меньшинства. Догма «общечеловеческого характера советских ценностей» парализовала способность советской системы к познанию реальности и к адекватному ответу на вызовы – при объективном и вполне реальном перевесе ее сил над непримиримым антисоветским меньшинством.

С. Г. Кара-Мурза, Потерянный разум. Интеллигенция на пепелище России, 2005

Наиболее ярко принцип служения воплощается в религии. Церковь не случайно настаивает, что духовны лишь верующие в Бога и что безрелигиозный человек не может быть ни нравственным, ни любящим. В России в настоящее время существование духовности прямо обуславливается возрождением религии. Атеисты возражают, указывая, что среди них было и есть немало людей, готовых к служению и самопожертвованию, что эти свойства присущи человеческой природе. С биологической точки зрения в альтруизме воплощаются интересы вида. Материнство, забота о потомстве, защита сородичей – врожденные качества, инстинкт человека (находят «ген альтруизма»). Если брать общественные отношения, то «сам погибай, а товарища выручай», «раньше думай о Родине, а потом о себе» – принципы, исповедывавшиеся в светской культуре. Было бы неправдой сказать, что им никогда не следовали. Отдавали жизнь и за более абстрактные, не освященные религией идеи. И все же, если в охоте за Кащеем надо отломить кончик иглы, то он здесь – в религии. В ней норма самоотречения и жертвенности провозглашается наиболее жестким образом. Это ее фундамент, самый глубокий корень духовности.

В. А. Кутырёв, Человеческое и иное: борьба миров, 2014

Подвергая ревизии культурно-историческое наследие России, мы сталкиваемся с той же задачей, которая стояла перед русскими мыслителями, трагически разделенными со своей Родиной в ХX столетии. По слову выдающегося русского философа И.А. Ильина, тот, кто желает серьезно подойти к вопросу изучения духовно-культурного наследия России, должен заглянуть, прежде всего, в историю народа. Необходимо «понять способ организации его труда и хозяйствования, изучить склад его характера и дарования его души, вдуматься в его культуру, уяснить себе его религию и благочестие, открыть для себя его искусство, проникнуться его правосознанием в быту и в политике, прислушаться к его поэзии и – понять» [227, т. 6, кн. III, с. 7].

О. А. Жукова, Избранные работы по философии культуры, 2014

Хорошо понимаем, что помощь для тех, кто хотел бы вернуться на Родину, нуждается в постоянном совершенствовании. Здесь еще очень-очень много проблем. Я прекрасно знаю практику этой работы, там еще очень многое нужно сделать. Здесь очень важна обратная связь: ваши оценки этих проблем, предложения, как сделать программы трудоустройства, профессиональной подготовки, обеспечения жильем, помощи в открытии собственного дела – как сделать все это в более гибком режиме, соответствующим реалиям жизни, нацеленным на запросы конкретных людей и семей.

В. В. Путин, Мысли о России. Президент о самом важном, 2016

Отметим, что воспитание, особенно, духовное воспитание, религиозная атмосфера семьи и Родины, а точнее, вероисповедание, прямо влияет на внутреннее состояние личности, что является причиной различного поведения представителей различных вероисповеданий.

И. А. Аржаев, Управление развитием территорий с учетом социогуманитарного фактора, 2017

Истинная стихия Евразии – забвение, которое, конечно, не имеет ничего общего с беспамятством или бесчувствием. Напротив, оно равнозначно внесубъективной и оттого особенно ясной и глубокой чуткости духа и пробуждает способность к теофании в ее исконном смысле: как видения запредельного в его близости. История Евразии с ее калейдоскопической сменой племен, нередко даже безымянных, развертывается перед нами как нескончаемый сон, который проносится в одно мгновение, и эта особенность психологии сновидения очень многое объясняет в традициях мысли и культуры Востока: вечность снов равнозначна мгновению пробуждения. Эфемерность «реальной» истории Евразии органично дополняется или, лучше сказать, удостоверяется богатством легенд, преданий, фантазий, наполняющих евразийскую «пустыню»: родина древнейшей церкви, земля Гога и Магога, царство пресвитера Иоанна, край пророков, мессий и святых всех вер, Никанское царство с горой из чистого золота, страна Белого царя и Беловодье, сад Эдемский и Шамбала – вот лишь немногие, сравнительно поздние сюжеты из великого множества сказаний и упований, рожденных землей Евразии. Эти сказы и предания не просто приправа к истории, но важнейший способ свидетельствования о реальности евразийского мира. Ибо стихия забвения возвращает к жизни или, если угодно, возвращает нам жизнь в ее непостижимом многообразии и потому превосходит все фантазии. Действительность и фантастика, природное и человеческое в Евразии до странности нераздельны. Их единство взывает не к исторической почве, а к сокровенной прапочве (прав был Тютчев, призывая к «более сокровенному осознанию» России), не к данности знания, а к заданности изначальной интуиции бытия. И эта заданность по определению совпадает с непосредственным переживанием жизни, чистой актуальностью опыта.

В. В. Малявин, Евразия и всемирность, 2022