Народ

Наро́д — историческая общность людей.

Употребляется в научной литературе в двух основных значениях — в политическом и в культурно-этническом. Взятое в первом значении слово является синонимом понятия «нация», взятое во втором значении — синоним понятия «этнос». Следует отличать от понятия население. По мнению специалистов по международному праву, принадлежность к единому народу предполагает наличие определённых исторических, культурных и практических связей: Существуют прочные связи, … принадлежности и идентичности. Кроме того, это связи, определяемые общностью реальных практических интересов.

Традиционно слово «народ» является центральным понятием, трактуемым на основе оппозиции «свой-чужой»: в фольклорных легендах и верованиях со своим народом связывается представление о норме, в то время как «чужие» народы рассматриваются как аномальные в физическом, социальном или моральном отношении. См. Инородец, Сосед.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Показательна интерпретация обеих пар значений в более поздних общих справочных изданиях. Примером может служить Настольный словарь 1863–1866 гг.[330]. Народ в нем трактуется как «часть племени, отделившаяся и под влиянием своеобразных условий своеобразно развившаяся». Он может состоять из нескольких племен, но «народом становится… только в таком случае, если эти части неразделимо сольются одна с другой и составят единообразное целое (французы, итальянцы…)»[331]. Слово «нация» истолковано иначе: «народ, достигший национальности. Отличается от народа высшею степенью развития элементов народности и приближением к общечеловеческому типу. Англия есть нация, Ирландия – народ, Великобритания – государство»[332].

Мария Лескинен, Поляки и финны в российской науке второй половины XIX в.: «другой» сквозь призму идентичности, 2010

3. Для обозначения разных уровней этнических различий и разных исторических этапов становления этничности используются разные понятия: раса, племя, народ, семья, нация, этнос и другие. Слово «этничность» кажется наиболее универсальным и нейтральным и поэтому наиболее подходящим для научных текстов. Оно восходит к греческому слову «этнос», переводимому на русский как «народ», но при употреблении последнего в этническом смысле происходит неслучайная контаминация с его другими значениями. «Народ» в русском языке может, безусловно, обозначать этническую общность (как «народность» в знаменитой триаде с православием и самодержавием), но под «народом» также может пониматься совокупность всех граждан государства, или напротив, «простой» народ, третье сословие, трудящиеся в отличие от воителей и священнослужителей и т. п. Два этих неэтнических значения, как мне представляется, являются продуктом исторического развития, а именно, античной (римской) и средневековой европейской традиции употребления слова «народ» в политическом и социальном смысле, которая была перенята Возрождением и перешла в национальные языки (лат. populus, ит. popolo).

Коллектив авторов, Этносы и «нации» в Западной Европе в Средние века и раннее Новое время, 2015

Само появление концепции «Sonderweg» стало результатом интеллектуального переворота рубежа XVIII–XIX столетий, сделавшего возможным интерпретацию европейской политики как соперничества наций, каждая из которых имела собственный, ни с чем не сопоставимый путь развития. В идейном смысле рассматриваемая здесь теория национальной идентичности была впервые сформулирована в 1780?е годы, прежде всего в многотомном труде И. Г. Гердера «Идеи к философии истории человечества» [Гердер 1977]. Гердер обосновал точку зрения, согласно которой не существует по определению «варварских» и «образованных» народов, каждая нация имеет свой «особый» путь, предопределенный божественным провиденциальным сценарием. Более того, нации развиваются с разной скоростью: если в настоящем некий народ располагается на относительно низкой ступени развития, то такое положение не является приговором и свидетельствует скорее о небольшом возрасте этого народа. Наоборот, в будущем «молодую» нацию ожидают расцвет и «зрелость», в то время как народы, находящиеся ныне на высшей стадии, затем будут лишь «стареть». Кроме того, для иллюстрации собственной теории Гердер активно использовал чрезвычайно эффективную риторическую стратегию: рассуждая о судьбе народов, он постоянно прибегал к органицистским метафорам, заложившим основу нового политического словаря, которому была суждена долгая жизнь[3]. Таким образом, набор интеллектуальных и языковых ходов, которые предложил Гердер, был призван решить проблему символического «исключения» Германии из семьи прогрессивных народов – благодаря радикальному пересмотру общей историософской линии эпохи Просвещения, внутри которой дистанция между варварскими и цивилизованными нациями зачастую виделась непреодолимой и едва ли не онтологической[4].

Сборник, «Особый путь»: от идеологии к методу, 2018

Как выясняется, в современной науке преобладает дифференцированный подход в оценке этого явления, действительно общего для многих (и не только индоевропейских) народов на до- или предгосударственной стадии развития. Из данных, относящихся к древним германцам, в таком духе можно интерпретировать известия о хаттах и гариях Тацита (главы 31 и 43 «Germania»), известия о «пёсьеголовых» воинах лангобардов Павла Диакона, скандинавских берсерках и некоторые другие. У этих воинских объединений, действительно, прослеживаются отличительные признаки религиозно-мифологического характера; но важно, что у разных объединений – разные признаки: например, у одних это может быть отдельный тотем, у других – особые обряды инициации, отдельный культ предков или бога Одина, половозрастные ограничения и т. д. Однако эти данные слишком разрозненны и неоднородны и позволяют говорить лишь о «структурно обусловленных параллелях», фиксируемых у разных народов, но недостаточных для того, чтобы утверждать «всемирно-историческое» значение явления. Признавая, что в отдельных случаях объединения типа «мужских союзов» могли пересекаться с военно-дружинной организацией, авторы указанных статей всё же настаивают на их принципиально разных сущности и происхождении. Достаточно указать на данные, свидетельствующие, что дружинные объединения существовали параллельно с «мужскими союзами». Так, приводится пример из саги о Хрольве Краки (Жердинке), где рассказывается об одном объединении берсерков, которые называли себя «волками», но при этом говорится о них отдельно от дружинников конунга («kappar» vs. «hirðmenn»)[189]. Уже в 1985 г. Ганс Шульце относил теорию о происхождении германской дружины «из более древних форм военных или культовых мужских союзов» к «старым воззрениям»[190]. М. Энрайт и Й. Базельманс всерьёз теорию «мужских союзов» не воспринимают[191].

П.С. Стефанович, Бояре, отроки, дружины. Военно-политическая элита Руси в X–XI веках, 2012

Итак, проанализировав различные типы этносов и их характерные признаки, можно признать, что практически все они в той или иной мере могут быть применимы и к древнейшим росам. Что касается понятия «народ», то, исходя из всего вышесказанного, думается, было бы наиболее правильным принять толкование, данное ему академиком Л.В. Черепниным, который писал, что это слово – «как этническая и историческая категория» имеет значение более широкое, чем «народность» и «нация», «оно применяется к различным стадиям [выделено мною. – Ю.А.] исторически складывающейся общности людей»[130]. Следовательно, будет вполне правильным употреблять его и по отношению к древнейшим росам, которые представляли собой этническую общность людей, находящуюся на стадии, исторически предшествующей народности. В равной степени это относится и к термину «этнос», поскольку, как отмечается в новейшей этнологической литературе, «значение, которое в итоге закрепилось за понятием «этнос»… в принципе вполне синонимично слову «народ»[131].

Юрий Акашев, История народа Рос. От ариев до варягов, 2013

Культуры народов мира в немецкой философии конца XVIII – начала XIX в. воспринимались в качестве дискретных образований, обладающих своим внутренним детерминизмом (Volksgeist – «народный дух»), определяющим историческую судьбу каждого народа. Правда, в этом плюрализме в большей или меньшей степени всегда присутствовал германоцентризм и то, что сейчас порой именуют «культурным расизмом». Культуры народов трактовались как неравноценные: некоторые – более высокие («созревшие»), другие – менее, и только так называемым «высоким культурам» суждено было сыграть ведущую роль в формировании эффективных и гармоничных культурно-политических систем, подобных современной Западной Европе. Эти и подобные им взгляды послужили предпосылкой возникновения философского течения романтизма, характерного для немецкой интеллектуальной жизни первой половины XIX в. Романтизм в Германии стал основой антипросвещенческой критики, антифранцузских настроений, что особенно ярко проявилось в период наполеоновской агрессии и падения Священной римской империи германской нации в 1806 г. В этот период в немецких государствах получило распространение теоретическое течение под названием «историческая школа права» во главе с Фридрихом Карлом фон Савиньи (1779–1861), которое трактовало право как эманацию внутренней природы нации. Эта школа предприняла изучение взаимодействия римского права и варварских обычаев Средневековья. «Вследствие того, что германские “расы” воспользовались достижениями римских форм культуры из вторых рук, завоевав нации, находившиеся до этого под имперским управлением, они были в состоянии подняться из состояния варварства без искажения “благородных особенностей” своего “национального гения”»[157].

А. А. Никишенков, История британской социальной антропологии, 2015

Другим фактором, который способствовал оформлению средневековых наций, было региональное право. Принятие законодательных кодексов, связанных с определенной территорией и политическими действиями живущей на ней элиты, часто носило этнический характер («Баварская правда», «Правда Русская», «Вестготская правда» и т. д.). В средневековом праве очень много значило понятие «происхождения», «права по рождению». Человека, имевшего особое этническое происхождение, могли судить «по его закону и вере». Знаменитые слова Professio iuris означали общепринятую формулу заявления, по праву какого народа, каких своих предков человек хочет быть судим. Слово Natio представляло собой «часть формулы, описывающей сословное происхождение человека»[57]. Оно означало его происхождение не только сословное или этническое, но еще и региональное (по городу, местности – локальным сообществам). Все это говорит о формировании национальных идентичностей еще в Средневековье.

С. Е. Федоров, История и теория наций и национализма, 2016

Таким образом, тезис о полной бесправности иностранцев в Древнем мире, о недоверии, ненависти к ним со стороны титульных народов древних государств не отвечает имеющимся фактам. Говоря о таком отношении, следует отметить, что оно было направлено на иностранцев не столько как на представителей других государств (социальных групп, государствоподобных образований), сколько как на представителей других, чаще всего менее развитых, цивилизаций или культур, обладающих низким уровнем правосознания и поэтому не способных подчиниться более совершенным образцам социального регулирования, в том числе и правового. С целью определения их статуса возникает институт иностранцев и его составляющая – гостеприимство. Данному институту посвящено сравнительно много исследований, ему всегда уделялось определенное внимание, однако сам он является лишь составляющей общего правового статуса иностранцев в древний период.

О. В. Буткевич, У истоков международного права, 2008

Необходим термин, синтезирующий на современном уровне развития общественных наук понятия империи и моноэтнического государства. Ибо, например, Россия, Китай, Индия – это и моноэтническое государства, и многовековые империи. Моноэтнические государства – потому что при всем этническом многообразии существует нация-лидер, язык и культура которой являются общими и объединяющими. Империи – потому что они прежде всего характеризуются огромными территориальными пространствами, различающимися по географическим, социально-экономическим и иным характеристикам. Кроме того, обществам империй присуще историческое развитие конгломерата этносов и нравов, ведущее к формированию особого образа жизни, отличного в своих основных чертах от образа жизни даже ближайших соседей. Впору отметить также характерное объединение многих народов, различных этносов, особые политические признаки (прежде всего жесткую вертикаль исполнительной власти, опирающуюся на традиции нации-лидера), военный потенциал, способный контролировать значительную часть земного шара.

С. Н. Бабурин, Новая русская империя, 2013

Разумеется, на более поздних этапах истории плотность заселения Земли во многих районах существенно возросла, сообщества стали вступать в контакты между собой и обмениваться опытом; появилось множество народов, которые в культурном плане являются гибридными образованиями разных локальных традиций. Современные народы в большинстве своем (кроме явных географических изолятов – папуасов Океании, народов Северо-востока Азии, некоторых этносов Черной Африки, некоторых высокогорных народов и т. п.) представляют собой весьма своеобразные композиции культурных черт, как правило, нескольких древних или средневековых этнических групп, на разных этапах истории вступавших во взаимодействие. Т. е. современные народы и их культуры, напротив, являются плодами межэтнических коммуникаций и взаимовлияний [8?8]. Однако исторически сложившаяся культурная самостоятельность и самодостаточность разных сообществ продолжает манифестироваться как некий общий принцип. Этому в большей мере способствуют как сохраняющееся языковое многообразие человечества (опять-таки коммуникативный барьер), так и историческая память каждого народа, способствующая его более или менее проявляемой и отстаиваемой культурной самодостаточности. Так сформировалось то, что мы сейчас называем этническими культурами [об этом см. также: 24].

А. Я. Флиер, Избранные работы по теории культуры, -1

Таким образом, этнос определяется не столько общими чертами членов коллектива, сколько общностью их мышления (в частности, этнос объединен: наличием представлений об общем территориальном и историческом происхождении), единого языка, общих черт материальной и духовной культуры; политически оформленными представлениями о родине и особых институтах (например, государственность), которые также могут считаться частью того, что составляет представление о народе; чувством отличительности, т. е. осознанием членами группы своей принадлежности к ней, и основанными на этом формами солидарности и совместными действиями.

М. И. Алдошина, Основы поликультурного образования, 2014

Вместе с тем, следует различать понятия этническая культура и культура этноса. Культура этноса более широкое понятие, оно «…включает всю совокупность культурных явлений народа, в том числе иноэтничные заимствования, унифицированные формы культуры, общерегиональные черты, характерные сразу для нескольких народов, а этническая культура, равно как и язык, есть то главное, что отличает один народ от другого»[60]. Этническая культура проявляется в деятельности общества, государства, его социальных институтов, а также в национальных традициях, духовных ценностях, стиле мышления и установках, моральных нормах, стереотипах и образцах межличностного и межгруппового поведения и самовыражения, особенностях языка и образа жизни. Элементы этнической культуры, воспринимаемые как характерные именно для данной национальной общности, тем самым выполняют этнодифференцирующую и этноинтегрирующую функции. В формировании каждой этнической культуры, как мы уже было отмечено выше, важную роль играет язык этноса, который способствует, прежде всего, формированию чувства групповой идентичности. Язык как элемент культуры участвует в процессе приобретения практического опыта людьми, особенно членами одной этнической группы. Каждый народ создает свою картину мира на основе своего языка.

Г. В. Нездемковская, Зарождение и развитие этнопедагогики России, 2011

Известный ученый, этнолог В.А. Тишков под категорией народ в смысле этнической общности понимает группу людей, члены которой имеют общие название и элементы культуры, обладают мифом (версией) об общем происхождении и общей исторической памяти, ассоциируют себя с особой территорией и обладают чувством солидарности[32]. В этом случае термин «народ» является синонимом понятия «этнос». Но только в том случае, когда понятие «народ» употребляется как метаэтническая общность, иными словами, исторически сложившиеся типы этнических общностей – племена, народности, нации. Из этого следует, что когда мы употребляем понятие «народный», то оно также имеет два смысла:

Г. В. Нездемковская, Становление этнопедагогики России, 2011

Для результативных исторических разработок немалое значение имеет феномен культурного наследия, которому в последние годы историки и политики стали уделять все большее внимание[10]. В широкое понятие культурного наследия входят многие явления от материальной культуры до художественного творчества, песенного лада и поведенческих ориентиров. В ряде случаев в культурное наследие входят и религиозные системы, давно и прочно включенные в жизнь народа, ставшие составной частью общественного сознания и стереотипов поведения. Вместе с тем имен но конкретные формы культурного наследия того или иного народа характеризуют и особые специфические черты религиозных установлений, особенно на обрядовом и поведенческом уровне. Тем более что так называемые мировые религии, да и другие религиозные системы, инкорпорировали и приспособили к своему идеологическому блоку многие народные обычаи и праздники. Например, довольно широко распространена такая форма как народная модель ислама. В Средней Азии традиционным был культ коня, о чем свидетельствуют такие на ходки как священные кормушки или отпечатки следов копыт на поверхности каменных плит. С распространением ислама конь был объявлен конем халифа Али и в таком понимании пользуется почитанием до наших дней. В Туркменистане и Киргизии местные традиции блокировали широкое распространение арабских собственных имен, отдавая безусловное предпочтение собственным именам тюркоязычной лингвистической группы с достаточно прозрачной бытовой этимологи ей. Даже почти повсеместное имя Абдаллы заменено на Худайкули, также означающего «раб бога», но в тюркоязычном переложении.

Коллектив авторов, Культурогенез и культурное наследие, 2009

Возврат к традиционным ценностям в этих условиях выступает как следствие противоречий переходного периода. В своей нищете плебс остается верным этой исконной культуре, ее нормам, которые ориентируют на сохранение образа жизни в неизменном виде. Это население поворачивается к своим собственным идеологам – религиозным проповедникам, традиционно составляющим интеллектуальную сеть, близкую к народу. В странах, где на вершине иерархии существует мощная, независимая и богатая церковь (как в шиитском Иране), она располагает широкими кадровыми ресурсами (более близкими к народу, чем государственные чиновники), идеологической доктриной и ритуалом, который всегда оставался неизменным и не обновлялся. Это позволяет осуществлять сакрализацию культуры верующих масс в рамках традиционных норм. Традиционалистские слои общества остались враждебны к нравам европеизированных высших слоев и всему, что их символизирует. Сам ислам также трансформируется в ходе социальных изменений и борьбы: отсюда историческая возможность осуществления модернизации в традиционных формах. Если модернизация объективно выдвигает западнически ориентированных людей, то возрождение ислама – консервативные элементы, дает им возможность сохранить свои традиционные привилегии и статус в обществе. Эти силы объединяются в противодействии Западу. У Хомейни не было необходимых или даже иллюзорных рецептов, чтобы стать Робеспьером или Лениным, – говорит Родинсон. Они не были духовными иерархами. Скорее, здесь уместно сравнение с Савонароллой или, в случае некоторых практических идей, касающихся власти, – с Кальвиным или Кромвелем, но возможно также и с Торквемадой.

А. Н. Медушевский, Социология права, -1

Культурное наследие – не единственное понятие, относящееся к культурной статике. Важным понятием является культурный ареал. Сразу становится понятно, что речь здесь идет о каком-либо географическом районе. В это понятие входят те черты культуры, которые являются схожими у различных народов, стран, областей. Ведь на культуру влияет огромное количество факторов, она напрямую зависит от географического положения той или иной социальной группы. При том важной чертой является то, что в разных районах, удаленных друг от друга, может найтись что-то общее, тем более в современном мире, где огромное распространение получили средства массовой информации, благодаря чему знания становятся все более доступными. Вот почему вместе с понятием культурного ареала уместно ввести еще одно, которое выражало бы культурное наследие в масштабе всего мира. Таким понятием являются культурные универсалии. Что же это такое? Слово «универсалии» произошло от латинского universalis, что означает «общий». То есть, ведя речь о культурных универсалиях, мы говорим о тех ценностях, традициях, нормах, законах и правилах, которые присущи не какому-то отдельному району, а всем культурам независимо от их географического местоположения, исторического периода и других свойств общества.

М. А. Дорохова, История культуры: конспект лекций, -1

Важнейшим фактором устойчивости социального организма является такая форма его организации, как государство. Не случайно наука самых разных направлений рассматривала возникновение государства как своеобразный венец всего доисторического периода, как некую цель, к которой якобы стремились все народы. В нашей литературе отголосок таких представлений проявляется в своеобразной полемике по вопросу о времени возникновения тех или иных государств (у славян, германцев, народов Кавказа и Средней Азии и др.). Вместе с тем в работах, рассматривающих сущность государства, делается акцент на негативных сторонах его функционирования в классовом обществе: подчеркивается его репрессивное назначение в отношении основного класса производителей. Столь противоречивые и несогласованные оценки возникают иногда и на страницах популярных изданий, а также учебных пособий, причем не всегда это противоречие как-либо объясняется. Между тем для рассмотрения вопроса происхождения как раз одного из крупнейших государств Средневековья совершенно необходимо не просто оценить положительные и отрицательные слагаемые этого явления, но и представить роль его в общем процессе развития очерченного им региона.

А. Г. Кузьмин, Древнерусская цивилизация, 2013

Слово «антропология» буквально означает «учение о человеке» (греч. anthropos – человек, logos – учение). Первоначально антропология считалась некой универсальной наукой о человеке. Такое понимание превалировало вплоть до середины XIX в., когда антропология начала обретать более строгие формы и стала трактоваться преимущественно как наука, связанная с изучением народов, которые по своему образу жизни и культуре значительно отличались от населения индустриальных, «западных» обществ, к которым принадлежали сами исследователи. Объектом изучения классической антропологии были «примитивные» народы, как правило, не имевшие письменности, не знавшие денежного обмена и прочих атрибутов цивилизации. В этом смысле категории «мы» и «они» имели для антропологии почти абсолютный характер. Очень часто для исследования выбирались сообщества, жившие на островах, в изоляции от других: это давало антропологу возможность наблюдать их жизнь «в чистом виде», без внешних влияний. Антропологи исследовали особенности их социальной организации, ведения хозяйства, религиозных верований, повседневную жизнь, системы родства, ритуалы и т. д.

Коллектив авторов, Сравнительная социология, 2015

В английском академическом словаре политических терминов говорится: «Широко распространившийся поворот к демократии как подходящей форме для организации политической жизни насчитывает меньше сотни лет. В дополнение – в то время, как многие государства сегодня могут быть демократическими, история их политических институтов раскрывает хрупкость и уязвимость демократических образований… Демократия возникла в интенсивных социальных битвах и часто в этих битвах приносится в жертву… Слово «демократия» вошло в английский язык в XVI веке из французского democratie; это слово – греческого происхождения, произошло от «δεμοκρατίά», корневые значения которого – «демос» (народ) и «кратос» (право). Демократия относится к форме правления, в которой, в отличие от монархий и аристократий, правит народ. Она влечет за собой государство, в котором имеется некоторая форма политического равенства среди людей (выделено авторами). Но признать это – еще не значит сказать очень много. Поскольку не только история идеи демократии, отмеченная конфликтующими интерпретациями, но Греческие, Римские понятия и понятия Просвещения, среди других, перемешиваются, чтобы произвести двусмысленные и непоследовательные трактовки ключевых терминов демократии сегодня: характер «правления», коннотации «править посредством» и значения «народ»».

Коллектив авторов, Глобальные элиты в схватке с Россией, 2017

Одна из ключевых идей, выдвигаемых конструктивистами, заключается в том, что существование культурных общностей или сильных эмоциональных связей, о которых говорят примордиалисты, не гарантирует того, что какая-то отдельная общность разовьет чувство идентичности или будет мобилизована для политического действия, не говоря уже о притязаниях на статус нации. «Учитывая существование в многоэтничном обществе множества культурных различий между народами и действительные и потенциальные культурные конфликты между ними, – вопрошает Брасс, – какие именно факторы играют решающую роль в определении того, какое из этих различий, если таковые вообще имеются, будет использовано для создания политических идентичностей?» (Brass 1979: 88–89). Проблема не просто в существовании культурных общностей, а в их конструировании и реконструировании, когда к ним обращаются лидеры или идеологи. «Лидеры этнических движений всегда берут из традиционных культур только те аспекты, которые, как они считают, будут служить сплочению группы и которые будут полезны при преследовании интересов группы, как они определяются ими» (Brass 1979: 87).

Крэйг Калхун, Национализм, -1

Отрицание самобытности и автохтонности древней русской культуры, а по существу отторжение древнейших корней русского народа и установление границы его исторического бытия где-то в IX веке н. э. (некоторые снижают эту ограничительную планку до IV–VI в.) было на руку и официальным властям, и представителям церкви. Первых не интересовало что бы то ни было за пределами государственно-правовых структур, а их возникновение однозначно связывалось с появлением первой правящей династии Рюриковичей. Вторых более чем устраивал тезис о дикости нравов и культуры русских людей до принятия христианства. Позиция эта, всячески поощряемая и культивируемая, дожила до наших дней и заняла доминирующее положение в школьных и вузовских учебниках, научной и популярной литературе, в средствах массовой информации и т. д. В результате повсеместно насаждается мнение, что до определенных (указанных выше) временны́х пределов русский народ как бы вовсе и не существовал, пребывая во внеисторическом состоянии, а когда возник (вроде бы из небытия) на исторической арене, то просто воспринял идеологию, культуру и государственно-правовые традиции, сложившиеся до него и без него.

В. Н. Демин, Загадки Гипербореи, -1

Если американская идентичность формируется универсальными принципами свободы и демократии, можно предположить, что утверждение этих принципов в других странах должно стать основной целью американской внешней политики. А если Соединенные Штаты «уникальны», «исключительны», тогда у них нет ни малейшего стимула защищать по всему миру демократию и права человека. Если американский народ представляет собой «коллекцию» разнообразных культурных и этнических сущностей, национальные интересы Америки будут требовать «ублажения» этих сущностей, и в результате мы получим «мультикультурную» внешнюю политику. Если же американское общество принадлежит к западной традиции, проросшей из европейского культурного наследия, тогда нам следует сосредоточиться на углублении связей с Западной Европой, вплоть до создания Североатлантической зоны свободной торговли, и на укреплении НАТО. Если иммиграция постепенно превращает США в испаноговорящую страну, мы должны ориентироваться преимущественно на Латинскую Америку. Если же для американского образа жизни не имеют решающего значения ни европейская, ни латинская культуры, тогда США нужно проводить внешнюю политику, направленную на разрыв культурной близости с другими странами… Определений национальной идентичности в подобном контексте можно привести достаточно много, и все они будут диктовать разные национальные интересы и разные приоритеты в политике. Конфликты по поводу наших действий за рубежом коренятся в «домашних» спорах относительно того, кто мы такие.

Самюэль Хантингтон, Кто мы? Вызовы американской национальной идентичности, 2004

Самая первая брешь в позиции сторон, спорящих, исходя из этих одинаково ложных предположений, была пробита этнологами, которые со все большей ясностью и определенностью открывали богатый мир форм «обществ», которые существовали до государства и до политики, а именно огромную эпоху, когда главенствовали родовые союзы, и разрушали тем самым античный и христианский, но к сожалению, все еще распространенный среди историков и философов предрассудок о том, что «государство» – это, якобы, сущностная определенность человеческой натуры. Такой сущностной определенностью является, несомненно, общественная жизнь вообще; далее, формальный закон «большого числа» последователей и «малого числа» лидеров – этот закон охватывает даже общества животных. То, что ранние эпохи в истории культурных народов, а не только полудиких и диких, заканчиваются – чем глубже мы проникаем в них – преимущественно родовым союзом и что повсеместно лишь многовековая борьба возникающего «государства», т. е. поначалу постепенно становящегося слоя военачальников и их молодых последователей, против порядка родовых союзов и их столь многообразных организационных и правовых форм, против их святынь, нравов, обычаев, церемоний, ритуалов, против их картины мира и ментальности разбила и погрузила в небытие этот до-политический мир человечества – мир, который во всех своих аспектах зиждился на примате и порядке кровно-родственных и возрастных отношений и присущих им социализирующих и формирующих историю силах, – все это следует рассматривать сегодня как один из наиболее надежных результатов в исследовании примитивных обществ[39].

Макс Шелер, Проблемы социологии знания, 1926

Для культурной антропологии основополагающим является принцип локально-исторического рассмотрения форм общностей людей. Согласно этому принципу любая культура может быть определена во времени и пространстве и связана с творческой материальной и духовной деятельностью того или иного народа (этноса, национальности). Это положение получило развитие в науке после эпохи Великих географических открытий в результате описания европейцами многообразия особенностей образа жизни, специфических обрядов и верований, существовавших у народов Африки, Америки, Океании.

В. Э. Вечканов, Культурология. Учебное пособие для вузов, 2009

И. Кант в работе «Антропология с практической точки зрения» определяет такие понятия, как «народ», «нация», «характер народа». По Канту, народ – это объединенное в той или иной местности множество людей, составляющих одно целое. Когда такое множество ввиду общего происхождения признает себя объединенным в одно гражданское целое, оно называется нацией. Каждый народ обладает своим характером, проявляющимся в эмоциональном переживании (аффектации) в отношении и восприятии другой культуры. Основой национального характера служат природные черты предков, т. е. то, что передается от поколения к поколению. «При изменении места проживания, форм правления характер народа чаще всего не изменяется – происходит приспособление к новым условиям, в языке, роде занятий, одежде сохраняются следы происхождения, а следовательно, и национального характера» [7, с. 8].

Н. А. Спешнев, Китайцы. Особенности национальной психологии, 2011

В последние годы появилось множество интерпретаций зарождения и развития российской цивилизации, разрабатываемых отечественными социологами, историками, философами. Так, А. С. Ахиезер определяет цивилизацию как «особую форму самовоспроизводства человечества, находящуюся по своим масштабам и значению между глобальным всемирно-историческим процессом и отдельными относительно самостоятельными обществами, также взятыми в их историческом ракурсе». Он доказывает, что эта «форма» эволюционирует от «всеобщей формы культуры к культуре как проекту, а затем к культуре как форме массовых решений». Исследователь подчеркивает, что культура – это «исторический опыт», лежащий в основе цивилизации, что отношение между ними носит неоднозначный характер и они представляют собой противоречивое целое. Для России с ее особым историческим опытом свойственна «исторически стимулируемая потребность в самоопределении русского общества на фоне возрастающей роли Запада в государственной и повседневной жизни страны». Наша цивилизация отличается, во-первых, незавершенностью, в ней «не сложилась сбалансированная система ценностей групп, власти и народа»; во-вторых, «расколотым характером», «монополизацией власти», недостаточной способностью массовых решений к их преодолению, «что порождает дезорганизацию, периодически переходящую в смуту». Динамика российской цивилизации определяется автором как цикличная в рамках дуальной оппозиции: «монополизм государства, тяготеющего к тоталитаризму, и вечевой диалогизм, стимулирующий смуту».[39] Социально-политические аспекты истории древнерусской культуры выходят в данной концепции на первое место, что, впрочем, характерно и для других исследователей.[40] Древняя Русь в них – лишь предыстория, «исторический опыт» цивилизации, основное внимание они сосредотачивают на XIX–XX вв. К тому же большинство подобных изданий представляют собой учебные пособия для высших и средних учебных заведений.

Л. А. Черная, Антропологический код древнерусской культуры, 2008

В современное понятие «Ближний Восток» следует включить три субрегиона: а) Турцию в современных границах, б) Иран, в) арабские страны Азии и Египет. Это определение как нельзя более соответствует как современным, так и сложившимся традиционным взглядам на понятие, обладает с одной стороны геокультурной завершенностью, с другой – явными лингвистическими, этническими, религиозными, экономическими и политическими отличиями составных частей друг от друга. Каждая из стран, групп стран – субрегионов, обладает характерными векторами политического и экономического развития, особенностями, отличающими его от остальных. Однако при этом сам регион имеет ярко выраженную геополитическую судьбу, которую веками в той или иной степени разделяют все страны и народы Ближнего Востока. В исследуемый авторами настоящей книги период конца XIX – начала XX вв. все страны региона прошли путь от объекта международных отношений, стран с зависимым развитием, колоний и полуколоний, через национально-освободительные движения, революции и войны, к ярко выраженной субъектности, обладанию уникальным политическим, идеологическим и экономическим содержанием.

Коллектив авторов, Ближний Восток: война и политика, 2010

В книге рассматриваются вопрос о соотношении понятия «нация» и таких близких к нему, но не тождественных понятий, как «народ», «население» и «гражданство», а также характер связи и природа различий наций и этнических общностей. Пока скажу лишь, что новая современная трактовка понятия «нация» в России чрезвычайно затруднена по множеству причин. Среди них языковая традиция, в которой закреплено отождествление этничности и нации. Эта традиция исторически мотивирована: если в России никогда не было гражданского общества, то не могли появиться и представления о гражданской нации. Впрочем, в русском языке в ограниченном виде присутствует понимание нации как общества, о чем свидетельствует, например, весьма популярный в советские времена термин «национализация (обобществление) собственности». В то же время нужно признать, что популярность этого термина никак не сказалась на традиционном для России понимании нации, хотя бы потому, что реально, на практике, национализация означала не столько обобществление, сколько огосударствление собственности.

Эмиль Паин, Между империей и нацией. Модернистский проект и его традиционалистская альтернатива в национальной политике России, -1

Ритуал, возникший практически одновременно с homo sapiens, становится предметом исследовательского интереса с конца XIX века в рамках социальной и культурной антропологии. Столкнувшись с многообразием традиций и образов жизни, ученые сосредоточились, в частности, на поисках универсалий, то есть общих черт, характерных для всех народов, несмотря на внешние различия в их культуре, традициях, социальной организации и т. д. Одним из результатов такого поиска стало фундаментально важное для нашей темы заключение о наличии буквально во всех исследуемых антропологами обществах принципиального для так называемого примитивного (или первобытного) мышления разделения мира на две генетически и функционально тесно связанных друг с другом части: «сакральное» (священное) и «профанное» (повседневное, мирское).

А. И. Черных, Ритуалы и мифы медиа, 2014

Все разделения государственных форм восходят к этой различности двух принципов формы. Традиционное разделение на монархию, аристократию и демократию содержит верное ядро и затрагивает нечто существенное, поскольку может быть сведено к тому, что в этих трех государственных формах различным образом преобладает один из двух подобных принципов формы. Но чисто фактическое число господствующих или правящих не является подходящим принципом разделения, и не нужно иметь особого ума, чтобы критически отнестись к заявлениям будто в монархии господствует один человек, при аристократии – несколько, а при демократии – многие или все. Разделение является верным лишь в той мере, в какой в словах «господствовать» или «править» содержится момент репрезентирования, а именно отображения политического единства. В демократии репрезентировать могут многие или все в той мере, в какой каждый избиратель, каждый обладающий правом голоса гражданин должен быть независимым представителем целого. Однако в демократии подобное участие всех граждан государства в государственных дела имеет смысл не репрезентирования, а производства тождества присутствующего народа с самим собой как политическим единством. Верно понятое и избавленное от внешних деталей подобного численного разделения учение Аристотеля о государстве сохраняет свое классическое значение. Важнейшим является то, что Аристотель в учении о «политии» понимает истинное государство как соединение господства и подчинения (?ρ?ειν и ?ρ?εσθαι). Однородность господствующих и подданных, правления и подчинения, означает соединение двух принципов: репрезентации и тождества, без которых невозможно государство.

Карл Шмитт, Государство и политическая форма, 2010

Во второй части – «Культура и политика» – содержатся такие исследования, как «Роль культуры в политической структуре современного Ирана» Сейеда Мохаммад-Таги. Основной вопрос, на который должно ответить данное исследование, состоит в роли, которую играет современная политическая культура Ирана в политической структуре страны. В нем были рассмотрены особенности политической культуры современного Ирана и ее типы, политическая структура Ирана после Конституционной революции в период Исламской революции, влияние трансформации политической культуры на политическую структуру Ирана. Рассуждения о культурной специфике Ирана привели автора к выводу о том, что господствующая политическая культура является многосоставной. А основная задача реформаторов культуры, наряду с приверженностью к своей собственной культуре – обращаться к людям, сопоставляя разные идеи, опираясь на опыт других народов, а также используя достижения научного прогресса. Они должны провести общество по долгому пути от существующего состояния к желанной цели в пространстве, свободном от трений, противоречий, разобщения и сегрегации, в атмосфере великодушия и терпимого отношения к различным точкам зрения и идеям, а также принятия наиболее логичных и реалистичных из них.

Коллектив авторов, Идейные процессы в Иране, 2017

Проблеме русского национализма на разных этапах его истории посвящены материалы А. Панченко, Н. Славнитского, А. Даркиной и Р. Бараш. Из статей первых трех авторов становится очевидно, что русский национализм не успел сложиться в период существования Российской Империи в связи с отсутствием консенсуса как среди управленческих, так и среди интеллектуальных элит, что, безусловно, повлияло и на неудачные попытки его реставрации в постсоветское время. А. Панченко на примере имперской этнографии показывает, каким образом Российская империя пыталась репрезентировать свое этническое многообразие. Сосуществование двух парадигм – одной – основанной на русификации и лояльности населения, другой – на подчеркивание особенности подданных народов империи, было связано с тем, что государство само не могло решить, что оно собирается строить: империю или национальное государство. Н.Славнитский подчеркивает, что русский национализм был ограничен крупными городами и не нашел понимания среди масс, остававшихся православными.

Сборник статей, Нации и этничность в гуманитарных науках. Этнические, протонациональные и национальные нарративы. Формирование и репрезентация, 2017

В греческих же полисах именно граждане в своей совокупности составляли народ (demos). Сразу следует отметить, что сама концепция народа при всей своей кажущейся простоте и понятности отнюдь не на всем протяжении человеческой истории имела одинаковое наполнение и одинаковые коннотации. Достаточно проиллюстрировать это несколькими примерами. В нашем, современном понимании народ (если брать это понятие в строгом техническом смысле) – это совокупность всех жителей данного государства. В понимании, скажем, средневековом народ – совокупность низших общественных слоев: феодал оскорбился бы, если бы его причислили к народу. Античное, полисное понимание не совпадает ни с современным, ни со средневековым. Оно подразумевает, что народ – совокупность граждан, лиц, пользующихся неотъемлемыми гражданскими, в том числе политическими правами. Иными словами, получается, что народ в данном понимании – это как бы высший слой общества; лица более низкого статуса из него исключались.

И. Е. Суриков, Аристократия и демос: политическая элита архаических и классических Афин, 2009

Формирование культурной традиции неотделимо от развития у человека новых «ситуативных» форм памяти, создание которых вызвано рождением языка как знаково-символической системы. Смысловое наполнение этих форм было различным в зависимости от географии и этнического своеобразия тех или иных культур, связанных с верованиями и менталитетом разных народов и особенностями созданных ими цивилизаций. По справедливому замечанию Э. Кассирера, философская характеристика культуры не может быть достаточной, если мы стремимся понять феномен культуры в его целостности, так как культура – это не только совокупность продуктов орудийной деятельности, но и моральных норм и связанных с ними нравственных ценностей, которые формируются в процессе духовной деятельности человека.

Г. К. Пондопуло, Введение в науку о культуре (философия, антропология, история культуры), 2017

Культ Победы тоже уходит своими корнями в догосударственные времена и догосударственную культуру. Она предполагала жесткие санкции, вплоть до физического устранения, для племенных вождей, которым военная удача не сопутствовала. Падение европейских монархий (германской, австро-венгерской, российской), потерпевших неудачи в Первой мировой войне, свидетельствовало о том, что этот древний механизм легитимации власти победами и делегитимации поражениями продолжал действовать и тысячелетия спустя, причем в крупных государствах с долгой историей развития. А государственная консолидация посредством использования образа врага – явного или имитируемого – не изжита и до сих пор. Первобытные проявления такого способа консолидации по принципу «Мы – Они», когда «Они» вообще не считались людьми и подлежали поголовному физическому уничтожению, современное человечество – после государственного геноцида в освенцимах и бухенвальдах – вознамерилось оставить в прошлом. Однако феномен, который исследователи называют «использованием Другого» (т. е. образа чужого и враждебного «Они» ради консолидации общества вокруг тех или иных политических решений), сохраняется и сегодня[2]. Наконец, к догосударственному состоянию, не знавшему границ между войной и миром и между воином и невоином (воевали все), восходит и такое явление, как милитаризация жизненного уклада населения. Это явление в разных формах и масштабах воспроизводилось у многих народов и после их перехода на государственную стадию развития. И история России в данном отношении весьма показательна.

И. М. Клямкин, История России: конец или новое начало?, 2008

Ю. Петухов достаточно аргументировано доказал, что первоэтнос имел самоназвание – «русы»: с исходной первичной этимологией «светлые, хорошие, красивые, свои» и вторичной, производной этимологией «властвующие, царствующие, красные». Сейчас этим термином довольно широко пользуются историки. Он также ввел понятие «суперэтнос», которым являлись русы, вкладывая в него научный смысл, связанный с историей на планете в течение 40 тысяч лет одного этноса – русов. Он не даёт повода для подозрения в расовом или этническом превосходстве одного народа над другими – это явление природного, а не политического характера, что нельзя путать.

Вадим Попов, Феномены древней культуры востока Северной Азии, 2014

Этнодифференцирующие признаки почти всегда отражают некоторую объективную реальность. Но отражение может быть более или менее адекватным, искаженным или ложным. Например, общность происхождения членов современных этносов – это лишь красивый миф; с одной и той же территорией могут ассоциировать себя несколько народов; этнический язык может быть утрачен большинством населения и восприниматься лишь как символ единства.

С. А. Трифонова, Этнопсихология и конфликтология, 2013

Высшей ступенью утверждения суверенитета Республики Беларусь как уникальной цивилизационной общности является суверенитет духовный. В его основе лежат духовно-моральные ценности, которые выдержали испытание временем и разделяются большинством народа. Определяющее влияние в процессе формирования духовно-культурного пространства Беларуси оказывала общеславянская основа, а также постоянные связи и взаимодействие с восточными и западными цивилизационными общностями. Белорусские земли на протяжении всего периода исторического развития и сегодня являются своеобразным контактным цивилизационным пространством, что, несомненно, влияет на формирование национальной структуры общества, его традиции и культуру. Составными ее частями была культура крестьян, мещан, населения городов и местечек и, несомненно, поместно-дворянская культура средней и мелкой шляхты и магнатов.

Коллектив авторов, Интеллектуальный капитал и потенциал Республики Беларусь, 2015

Действительность показывает: решение обозначенной проблемы сопровождается иногда нежелательными явлениями. Как отмечает известный современный ученый В. А. Тишков, проявление этнического самосознания представителей некоторых народов принимает в ряде случаев отрицательные формы. «Мы заблуждаемся – пишет он, – когда думаем, что так называемые меньшинства – это всегда страдающие от господствующего большинства группы, лишенные возможности удовлетворения базовых культурных потребностей, и если они получат самоопределение, то все проблемы будут решены. На самом деле, меньшинства становятся инициаторами насилия как раз через культурные аргументы, через то, что они должны сохранить, возродить или защитить свою культуру. Они стали инициаторами насилия и конфликтов, которые в последнее время произошли на территории бывшего Советского Союза и в других регионах, начиная с бывшей Югославии и кончая Шри-Ланкой… Они воспроизводят абсолютно несостоятельные националистические культурные дискурсы, превозносят культурные исключительности одного народа, скажем осетин по отношению к ингушам, создавая стереотипы, закладывая все необходимые основы для последующего насилия…»[1].

Коллектив авторов, Народная педагогика в экологическом воспитании дошкольников. Пособие для специалистов дошкольного воспитания, 2010

Любое понимание природы власти предполагает постановку вопроса о ее субъекте. В современных работах по этому вопросу особое значение придается элите и сформировано целое направление анализа ее деятельности – теория элит. Ее наиболее видными представителями являются Вильфредо Парето (1848–1923), Гаэтана Моска (1858–1941), Чарльз Райт Миллс (1916–1962). Сущность теории элит сводится к тому, что власть везде и всегда принадлежит меньшинству – особой отличной от всей массы народа, избранной группе людей. Это правящее меньшинство они называют господствующим классом или элитой. Классики данной теории выдвинули много интересных идей о составе и способах формирования элитных групп, отношений между ними, качественных признаках элитарнее. Но, с нашей точки зрения, сегодня самой важной проблемой является связь между элитой и народом, а также характеристики системы ценностей элиты.

О. А. Романов, Социальная философия, 2013

Так как Киевская Русь занимала серединное положение между Европой и Азией и не имела ярко выраженных географических границ в пределах огромного равнинного пространства, то в ходе своего становления она приобрела особенности как восточных, так и западных государственных образований. Одной из основных причин объединения стала потребность в постоянной защите от внешних врагов, потребность, позволяющая разным народам вне зависимости от расового происхождения и типа развития сплачиваться в единое целое. Так происходило создание сильной государственной власти, представляющей собой механизм регулирования отношений между социальными слоями и классами.

Н. А. Воеводина, Экономическая история России, -1