Космос (философия)

Ко́смос (др.-греч. κόσμος «порядок») — понятие древнегреческой философии и культуры, представление о природном мире как о пластически упорядоченном гармоническом целом. Противопоставлялся хаосу. Греки соединяли в понятии «космос» две функции — упорядочивающую и эстетическую.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Представителями неоплатонического этапа были Фичино, Марандола, Николай Кузанский и др. Философские воззрения Николая Кузанского (1401–1464) одной стороной обращены к средневековой схоластике, а другой – к будущей философской классике XVII в. Он высказал идеи о совпадении максимума и минимума, о принципе относительности, развиваемые в рамках пантеизма. Для Кузанского Бог – это все: и бытие, и возможность становления бытия. В Боге совпадают все противоположности: конечного и бесконечного, наименьшего и наибольшего, единого и множественного. Мысль о совпадении «максимума» и «минимума» Кузанский иллюстрировал примерами из математики, доказывая, что бесконечная линия есть и треугольник, и круг, и шар, а точка (минимум) и бесконечная прямая (максимум) представляют собой одно и то же. Бесконечное превращает знание о конечных соотношениях в приблизительное (относительное). Каждая вещь, в том числе и человек, выступает как содержащая в свернутом виде весь мир как микрокосм. Идея о совмещении беспредельного и минимального – противоположностей – сделала Николая Кузанского одним из родоначальников будущей новоевропейской диалектики, способствовала разрушению картины космоса Платона, Аристотеля и Архимеда и подготовила коперниковскую революцию в астрономии. В представлении античных философов у космоса можно различить центр и периферию, начало и конец. Согласно Николаю Кузанскому, подобный подход далек от истины. Если античная философия в парадоксах видела орудие разрушения ложного знания, то Николай Кузанский – средство созидания истинного знания.

Владимир Калмыков, Философия, 2017

Оценивая в целом античное мировоззрение, необходимо отметить такие его взаимосвязанные характерные черты, как космоцентризм и антиисторичность. Для античного мировоззрения Космос являлся внеличностным абсолютом, предельным легитимирующим основанием античной культуры. Космос – это самодавлеющее, полное, гармонично совершенное и завершенное бытие. Все изменения в нем носят характер циклического созидания и разрушения, а не эволюционного развития, связанного с появлением и развертыванием новых форм и состояний. И хотя это – вечное становление, в нем нет развития. Время как бы выключено из жизни Космоса, он «не живет» во времени, т. е. античный чувственно-материальный Космос внеисторичен – он астрономичен. Вечное круговращение, возвращение Космоса к самому себе, переход от хаоса ко всеобщему оформлению и от этого последнего – к хаосу было не только понятно и убедительно, но и успокоительно и утешительно для античного сознания[7].

А. И. Осипов, Философия и методология науки, 2013

Для античной натурфилософии в одинаковой степени характерны космогонизм (учение о происхождении и развитии космоса) и комологизм (учение о его строении). Надо сказать, что понятие «космос» длительное время имело смысл строя, порядка, красоты, соразмерности (отсюда, кстати, и «косметика»), но не мира в целом, вселенной. Настало время сказать и о других понятиях античной натурфилософии. Их образование и эволюция, социокультурно обусловленные, знаменуют важнейший пункт отделения натурфилософии от мифологии. Наряду с понятием хаоса, космоса, текне, ключевым в эволюции научного мышления было понятие «фюзис». Исходно ему соответствовали следующие смысловые аспекты: а) рост, процесс, развитие; б) внутренняя природа, сущность явления; в) причина процесса; г) закон движения. Лишь постепенно, к V веку нашей эры (через 10 веков эволюции) понятие фюзис приобретает смысл, близкий к современному и означающий окружающую нас природу. Такие же понятия, как архэ (первоначало), генезис (происхождение), динамис (сила), по существу, играли роль отдельных аспектов понятия «фюзис». Понятно тогда, почему весьма разнообразные по содержанию трактаты самых различных античных мыслителей носили название «Пери фюзеос» («О природе», как сказали бы сейчас). Это понятие относилось и к картине мира, и к образу жизни, который следовало устраивать «по природе», а не просто «по установлению». Таким образом, изучение природы должно было еще научить правильному, естественному жизненному пути.

В. Г. Торосян, Концепции современного естествознания

Украшение конской сбруи – таково первоначально значение слова «космос» в древней Греции. Потом оно расширилось до «небесного пространства». Этот космос был живой, одушевленный и даже населенный. Пифагор, как математик, отличая космос от хаоса, понимал под ним прежде всего «порядок», гармонию реальности. После Аристотеля и у римлян космос отождествляется с миром в целом. Universumom. В славянских языках его аналог – «свет». Весь свет, весь мир, Вселенная. В новое европейское время слово космос теряет философскую окраску. В него начали вкладывать преимущественно астрономическое содержание, а «все сущее» именовали Природой (Спиноза), Материей (Ф. Бэкон), Абсолютной Идеей (Гегель). В религиозном сознании представление о предельно широкой реальности совпадает с представлением о Боге и его проявлениях.

Владимир Кутырёв, Естественное и искусственное: борьба миров, 2014

Анаксагор занимает совершенно особое место в генезисе научного стиля мышления и науки как таковой. Выдающийся немецкий физик, один из основоположников квантовой механики, В. Гейзенберг называет Анаксагора первым физиком в истории человечества, который в поисках закономерностей природы ставил эксперименты, целью которых было не только обнаружение ранее неизвестного, но и проверка, подтверждение тех или иных идей. Насколько важное значение придавал Анаксагор научным исследованиям, сколь велик был его пиетет перед природой, можно заключить из ответа философа на вопрос некоего находящегося в тяжелом положении человека «ради чего лучше родиться на свет, чем не родиться?» – «…чтобы созерцать небо и устройство всего космоса»154. Хотя космологии и космогонии Анаксагора также присущ умозрительный характер, тем не менее (и вероятно, не в последнюю очередь, благодаря тому, что он был и целеустремленным наблюдателем), именно Анаксагор первым порвал с характерными для античности представлениями о космическом круговороте. Процесс космической эволюции представляется ему подчиненным глубоким закономерностям; закономерности космообразования простираются даже на происхождение людей, а у них – городов, обработки земли и т. д.155 Переход от космического плана к плану человеческому :весьма знаменателен: мы видели, что, как правило, имел место переход в противоположном направлении, к тому же неосознанный и, естественно, не обосновываемый.

В. Г. Торосян, Эволюция стиля мышления в исследованиях Вселенной. От древнейших времен до конца ХХ века

Уже с самого своего начала античная философия стремится охватить своей мыслью всё как единое [84]. «Античная философия (понимаемая, конечно, через ее афинскую акмэ-вершину) рассматривается не только как начальный ход и начальствующий дух европейской философии, но прежде всего как оригинальный онтологический ум. В этом уме греческий мир, мир, раскрытый греческой культурой, собирается в единый опыт бытия и дает отчет (“логос”) о себе, доводит (возводит) свой частный опыт (ίδία ?μπειρία) до общности ума (κοινός λόγος), в котором этот особый опыт быть миром и человеком становится сообщимым всем как общевозможный» [26, с. 28]. Поэтому совершенно неудивительно, что им приходилось обязательно ставить проблему объединения всего наблюдаемого многообразия. «Необходимо сказать, что единство, или, как греческие философы обычно говорили, “единое”, являлось постоянной, первейшей и любимейшей проблемой в течение почти всей античности. Дело в том, что вся античность признавала единственным и максимально совершенным произведением всего бытия именно космос, – видимый, слышимый, осязаемый и вообще чувственно-воспринимаемый космос, в сравнении с которым боги и все высшие существа понимались только в виде принципов строения этого космоса. Вечная организованность, плавность и протекание этого космоса, его вечная подвижность в определенных границах – всё это заставляло находить в бытии и во всей действительности прежде всего единое, единичность, единственность, одно, или, говоря вообще, единство» [277, с. 140].[36]

В. Ю. Кузнецов, Взаимосвязь единства мира и единства культуры, 2013

Объектом внимания представителей досократической философии был космос – всеединый окружающий мир. Одни философы представляли структуру космоса в виде стихий – земли, воды, воздуха, которые переходят друг в друга и доступны восприятию человека; другие рассматривали космос как состоящий из чисел, атомов или имеющий единое неподвижное и неделимое бытие. Первооснова, породившая все остальное, в греческой философии обозначалась двумя терминами: стойхейон и архэ.

Коллектив авторов, Философия. Краткий курс, 2016

Своеобразный натурфилософский подход в систематике, популярный в первой половине XIX столетия, воплощает идеи той онтологии, которая выражена афоризмом Пифагора «всё есть число». В основе этого вероучения лежит постулат, что мир есть Космос, подчинённый законам гармонии чисел. Соответственно всё сущее можно измерить числом; постижение мироздания как в целом, так и в любой его части есть постижение числовых отношений (Заренков, 2009). В одной из версий средневековой естественной теологии идеи Пифагора приписали библейскому Творцу, якобы сотворившему мир и всё сущее в нём на основе гармонии чисел, центральное место в которой занимают числа 5 и 3. Это в частности стало основой той «численной астрономии», которую разрабатывал Кеплер (Гайденко, Смирнов, 1989).

И. Я. Павлинов, Биологическая систематика: Эволюция идей, 2011

Фалес впервые в философии и науке стал доказывать естественное происхождение космоса без какого-либо вмешательства богов. Философ делает вывод, что именно вода является единой универсальной основой бытия, включая и жизнь. Одновременно он полагал, что космос пронизан божеством (псюхе), одушевляющим все, что существует. Таким образом, оно придает всему дыхание, а вода – питание. Несмотря на кажущуюся наивность построений Фалеса и близость их к религиозным представлениям, в них выявляются попытки разума представить мир системно и обосновать выдвинутые предположения. Кроме того, его идеи стали толчком к дискуссиям и спорам, в ходе которых произошло оформление первой философской школы – милетской. Ученики Фалеса друг за другом выдвигают и обосновывают иные версии мироустройства. Анаксимандр (ок. 610–546 до н. э.) полагает, что в основе мира лежит некое беспредельное, а значит, пронизывающее все, что существует, первоначало – апейрон, что являло собой переход мышления к оперированию идеальными объектами, аналогов которых не существует в физическом мире, но которые тем не менее обладают умопостижимым содержанием. Другой известный ученик Фалеса, Анаксимен (умер ок. 528 до н. э.), сфокусировал внимание на необходимом для первоначала свойстве трансформации и, не удержавшись на высоте абстракций Анаксимандра, выдвинул более простую концепцию воздуха как первоначала, которое, разрежаясь, становится сначала огнем, потом эфиром, а, сгущаясь, переходит в ветер, туман, воду, землю, камни, обладая таким образом и вещественностью, и оживляющей Вселенную движущей силой.

Коллектив авторов, Философия, 2015

Математический язык современной физики, ставший для нас чем-то само собой разумеющимся, отнюдь не всегда был естественным языком природоведения. Мы знаем, что учения о природе в Античности говорили на другом языке: на языке качеств, а не количеств. Причина была принципиальной: в античном космосе вся подлунная сфера состояла из четырех элементов: земли, воды, воздуха и огня. Эти же элементы не могут воспроизводить точные геометрические формы, поэтому измерения в этой области тщетны: физика подлунной сферы не может быть математической. В надлунной же области все состоит из эфира (пятого элемента). Эфир по своей природе уже может точно воплощать геометрические фигуры (например, небесные сферы), поэтому и возможна математическая астрономия. Подлунная сфера не может точно воспроизводить геометрические формы потому, что все сущее есть соединение формы и материи (Аристотель), и последняя есть то бесформенное начало, которое отрицает всякую точность в материальных вещах. Еще решительнее эта точка зрения выражена у Платона. Вещи материального мира суть лишь отражения мира идей. Материя в них только отчасти подчинена форме, и именно поэтому невозможна математическая физика[1].

В. Н. Катасонов, О границах науки, 2017

По мнению философов Милетской школы (сформировалась в античном городе Милет, расположенном в Малой Азии) для того, чтобы раскрыть законы космоса, прежде всего следует определить первоначало (архэ), т. е. то, что лежит в основе всего сущего и остается постоянным при любом изменении. Первоначало определяет единство в многообразии и служит «ключом» для объяснения тайн Вселенной. Архэ представлялось милетцам не просто веществом, но тем, из чего возникает все многообразие мира, включая живую природу и всех населяющих ее одушевленных существ. Так, основатель Милетской школы Фалес в центр своей философии ставит два вопроса: 1) что является первоначалом («фундаментом» Вселенной); 2) каким образом происходят изменения, т. е. как первооснова преобразуется из одного состояния в другое. Поиски первоначала у представителей милетской школы связаны с идеей четырех основных стихий (вода, воздух, огонь, земля). Так, у Фалеса первоосновой всего является вода, у Анаксимена – воздух. С идеями Анаксимена тесно связаны теории пневматической системы медицины врача Алкмеона (человеческий организм, как и вся природа, состоит из воздуха).

Коллектив авторов, Философия, -1

Первые же собственно философские концепции мироздания были связаны с использованием числа в качестве методологической основы космического моделирования. Классическим примером такой модели космоса является учение греческого философа Пифагора о гармонической основе космической организации, которая может быть выражена в системе арифметической и соответствующей ей музыкальной пропорции. При этом смысл слова «космос», обозначающий мироздание, раскрывается как определение порядка и украшения.

Г. К. Пондопуло, Введение в науку о культуре (философия, антропология, история культуры), 2017

§ 6. Идея и концепция развития как разновидность осмысления процессуальности бытия имеет строгую культурологическую привязку – она родилась на Ближнем Востоке и в последующем утвердилась в ряде культур Европы и России. Она является наследницей идеи процессуальности как последовательности происходящих событий в прошлом, настоящем и будущем, которая пришла в мировую культуру из мистических философских систем ближневосточных культур дохристианской эпохи, как идея олама, противопоставлявшегося древнегреческому космосу[21]. В отличие от древнегреческого космоса как «законосообразности и симметричности пространственных структур», олам – это поток временно́го свершения, …мир как история», «мир как время и время как мир»; «олам» снимается «через направленное во времени повествование, соотнесенное с концом, с исходом, с результатом, подгоняемое вопросом: “а что дальше?”»[22]. Эта идея процессуальности завоевала свои культурные позиции посредством христианской эсхатологии, органически войдя в мир Библии. Именно как христианская эсхатология впервые в европейском мышлении предстала мысль о том, что мир не просто находится в движении, изменении, но поступателен и конечен – возникает, существует, поступательно развивается и исчезает. Собственно, идея развития явилась естественным продуктом синтеза в европейской философии идей мирового движения и эсхатологии.

Александр Селиванов, Развитие объектов. Наука управления будущим, 2016

Что касается третьего мотива изучения музыки в рамках понимания музыкального искусства как модели мироздания – осознания музыки в качестве специфического средства измерения динамики становления мира, то он, так же как и рассмотренные нами выше первые два, впервые наблюдается уже у пифагорейцев. Сказанное подтверждает то, что пифагорейцы, трактуя число в качестве основания уподобления музыки миру, мирозданию (см. об этом выше), понимали такое число как число становящееся. Мысль пифагорейцев о подобии музыки мирозданию, обусловленном становящимся числом, на наш взгляд, прекрасно раскрывает следующее утверждение А.Ф. Лосева: «Эстетическая сущность музыки, – пишет ученый, – заключается у пифагорейцев не в чем ином, как в числовом становлении пластического предмета (каковым является прежде всего космос в целом, а затем и все входящие в него вещи)».[83]

А. С. Клюев, Философия музыки. Избранные статьи и материалы, 2008

Среди видов пространства выделяется пространство метафизическое. Для многих культурных эпох оно является доминантным. Так, для Григория Сковороды на первом плане всегда находится космос, где «плавает» земной шар, «распростирается» небо, светит луна и сияют звезды. Философ подробно их описывает, как бы стремясь сделать рывок в мир абстракции и обратиться к пространству метафизическому. В. Н. Топоров также называет его пространством созерцания и определяет как «эквивалент реального пространства в непространственном созерцании» [Топоров, 1996, 13]. Традиционно пространственный опыт описывается через путешествия, совершаемые как в реальном пространстве, так и метафизическом [Чумакова, 2003]. Путешествие организует множество сюжетов. Оно может распадаться на отрезки, как бы нанизываемые на этот сюжет. Определяет путешествие характер утопических сюжетов. Совершаются путешествия в пространстве, отмеченном как сакральное [М. В. Лескинен 2005, 21]. Путешествия, как и все виды движения в целом, структурируют пространство. Их анализ разрешает выявить отношение к нему, на основе которого и формируются разные виды пространства.

Людмила Софронова, Культура сквозь призму поэтики, -1

Понятие ноосферы (от греч. noos – разум, sphaira – шар) впервые использовал французский математик Эдуард Леруа (1870–1954) в 1927 г. По его признанию, оно возникло у него под влиянием лекций В. Вернадского о биосфере Земли, учение о которой он разрабатывал еще в 1914–1916 гг. Данный термин встречается и в концепции «христианского эволюционизма» французского естествоиспытателя и философа Пьера Тейяра де Шардена (1881–1955). Усложняющееся развитие, по его мнению, начинается с эволюции физической материи космоса (преджизнь), переходит в структуры жизни, а потом в человека как носителя мыслящего разума и ноосферы и субъекта общества («сверхжизнь»). На всех этапах эволюцию поддерживает своей действенной любовью Бог как духовное начало, присутствующее в Универсуме и направляющее его развитие к конечной цели – точке Омега. Это своеобразный центр духовного синтеза, символизирующий собою Христа, сопричастного миру и одновременно противостоящего ему. Собственно говоря, космогенез П. Тейяра де Шардена интерпретируется как христогенез. Поэтому и ноосфера у него обозначает часть природы, представляющей собой чисто духовное явление, т. е. мыслящий пласт, разворачивающийся над миром растений и животных – вне биосферы и над ней.

Я. С. Яскевич, Философия и методология науки. Вопросы и ответы. Полный курс подготовки к кандидатскому экзамену, 2007

Архетипическим способом осознания универсума стала антропоморфизация. Согласно представлениям древних, Космос мог строиться по модели человека, по его образу конструировался мир не только природы, но и культуры – он был положен в основу архитектурных пропорций, семантики сакральных сооружений. «Неантропоморфных представлений не существует, – писал Шпенглер. – … Это одинаково приложимо ко всякой исторической религии, как и ко всякой физической теории, как бы хорошо обоснованной ее ни считали. Каждая из них сама есть миф и в каждой своей черте предусмотрена антропоморфически»[76].

И. И. Свирида, Метаморфозы в пространстве культуры, 2009

В настоящее время невозможно, как видно, объяснить все революционные открытия современной науки, обсужденные в этой главе, в связной и всесторонней новой парадигме. Однако все они имеют по-видимому кое-что общее, а именно разделяемое их сторонниками глубокое убеждение, что механистический образ Вселенной, созданный ньютоно-картезианской наукой, не может больше считаться точной и окончательно установленной моделью реальности. Понятие космоса как гигантской супермашины, собранной из бесчисленных отдельных объектов и существующей независимо от наблюдателя, уже устарело и отправлено в исторический архив науки. Исправленная модель показывает Вселенную единой и неделимой сетью событий и взаимосвязей; ее части представляют разные аспекты и паттерны одного интегрального процесса невообразимой сложности. Как предсказывал более пятидесяти лет назад Джеймс Джинс (Jeans, 1930), Вселенная современной физики больше похожа на систему мыслительных процессов, нежели на гигантский часовой механизм. По мере того как ученые проникают все глубже в структуру материи и изучают многочисленные аспекты мировых процессов, понятие твердой субстанции постепенно исчезает из этой картины, оставляя им только архетипические паттерны, абстрактные математические формулы или универсальный порядок. Следовательно, не будет странным предположить, что связующим принципом в космической сети является сознание как первичный и нередуцируемый атрибут существования19.

Станислав Гроф, За пределами мозга. Рождение, смерть и трансценденция в психотерапии, 1985

Древнегреческий философ Гераклит (около 540– 480 г. до н. э.) утверждал: «Надо следовать всеобщему»3. Как возможно указанное следование, и, следовательно, сама философия? Древние мыслители считали, подобное познается подобным, прежде всего посредством идея. Последнее закрепилось в языке суффиксом – ид, образованного от слова идее (от греч. eidos – вид, образ): антропоиды (человекоподобные), астероиды (имеющие вид звезды) и т.д. На современном языке сущность познания образует отношение тождества и различия. Это означает, что всеобщее познается во всеобщих формах, прежде всего – языке. Под всеобщностью языка понимается его тождественность с космосом, бытием, жизнью или каким-либо другим мировым началом. Такая тождественность отличает язык от другой всеобщности и другого «языка», связанных с искусственной универсальной применимостью знаков, которые стремятся заменить собою все вещи и, более того, – создавать новые вещи, новые реальности и новых людей, а также новые формы зависимостей. Такую всеобщность можно назвать «дурной», поскольку она опустошает естественное или неповторимое. Цветок можно заменить его описанием, пусть даже гениальным, поэтическим, и вызвать более утонченные переживания, чем простое его созерцание, однако цветок всегда будет сохранять свою естественную непонеповторимость и нерукотворность, тождественную с неделимой красотой всего мира. Здесь вполне уместен вопрос-проблема: Необходимо ли следовать языку, и если да, то какому? Сказанное имеет свое продолжение в следующем определении философии.

С. Д. Лобанов, О природе философии, -1

Три – это не только число и цифра, в истории науки оно приобрело значение символа идеи синтеза, единства, фундаментального принципа организации природы как целого. Творцы самых древних мифов полагали, что космос в своей основе тройствен, и поэтому тройственным должно быть все, что имеет священное, космическое значение. Символизм троичности нередко усиливался путем сложения и умножения тройки: каждая из трех сфер мироздания в некоторых космологических концепциях делилась на три, число богов в языческих религиях зачастую было кратно трем. Еще древние мыслители (Пифагор, Лаo Цзы) говорили о его качественной мере, они отмечали, что единица (монада) – это еще значение нерасчлененного, непроявленного мира, это сплошность, не имеющая многообразия, но мир не может существовать без множества и существует в различии внешних форм. Суть числа «два», диады, несет в себе значение дифференциации, расщепления, двойственности, наконец, разрушения и гибели. Сила объединения и созидания заключается в третьем – единстве, примирении, согласии, – поэтому в качестве структурной единицы для методологии целостного подхода древними мыслителями была избрана триада. Бинарное мышление на первый план выдвигает разделение и оппозицию, и диады явно недостаточно, чтобы быть основой и субстанциональным элементом мира.

Е. П. Борзова, Триадология, 2013

Философская антропология – это размышление о той двойственной позиции, которую занимает человек в природе и в космосе. «Натуральность» человека связывают с его циклами жизни и смерти, роста и старения, с биологическими ритмами его тела, с его генетическим наследием, с целым комплексом структур, которые человек не может менять по своему желанию. Но эта натуральность является лишь исходной точкой, а не обязательным направлением, предписывающим или предопределяющим путь индивидуума во времени и в истории. Надежды известного ученого Ф. Г. Добжанского, основывающиеся на анализе эволюционных процессов, охватывающих воедино природу и культуру, биологию и человеческую мудрость, совпадают с надеждами современных теологов, которые стараются построить религиозную антропологию в согласии с учеными-натуралистами. Для Тейяра де Шардена эволюция – это свет, который освещает все факты, это траектория, которой должны следовать все направления мысли. Эволюция материи, эволюция жизни, эволюция человека являются для него неразрывными частями единого процесса космического развития, единой истории всей Вселенной. Нет больше метафизической или космической гарантии того, что история – это необходимый процесс искупления или спасения. Существует скорее надежда на то, что она представляет собой место, где жизнь обретает самосознание и ясность, где природа возвышается и самоизменяется, не уничтожаясь, не обращая вспять своего движения, не покрываясь теологическими тенями зла.

Коллектив авторов, Гуманитарное знание и вызовы времени, 2014

Так, И. А. Добрицына, известный российский специалист по теории архитектуры, в своих исследованиях отмечает, по существу, концептуально-фрактальный характер архитектуры по отношению к культурной картине мира: «структура архитектурного произведения может быть рассмотрена как интуитивный феноменальный аналог картины реальности, каковой она предстает в философии современной науки, в современной космологии»[20]. Тем более весь город в целом, в своей реальной и мифологической топологии и социокультурной организации, предстает как фрактальный паттерн национальной культуры, ее космогонической основы и социально-политического бытия. Действительно, город – это не просто диахроническое нагромождение форм и кажущееся хаотическим пространство социокультурных инсталляций и деконструкций; в первую очередь, «город воспроизводит модель мира данной культуры, делает видимой иерархическую структуру космоса и уровни мироздания»[21].

Е. В. Николаева, Фракталы городской культуры, 2014

Культурологи исходят из того, что каждая историческая эпоха несет в себе пусть сложную, противоречивую, но типологически определенную картину мира, отражающую существенные свойства изучаемого периода. Можно говорить о системообразующих параметрах такой картины. Так, в основе античной модели – живой, пульсирующий, напоенный мифологическими энергиями космос (космоцентризм). Европейское средневековье строится вокруг идеи Бога (теоцентризм), Возрождение – вокруг самодовлеющей, одинокой, самоутверждающейся человеческой личности, отбросившей внешние и внутренние запреты (антропоцентризм). В центре раннебуржуазной эпохи – человек, превративший природу в склад сырья, орудий и материалов, в объект эксплуатации.

Сборник статей, Культура и мир, 2009

Древнегреческий философ. Принадлежал к ионийской философской школе (VI – IV вв. до Р.Х.; Иония – греческая область на западном побережье Малой Азии, в городе Милете). Гераклит считается первым греческим философом, попытавшимся определить единую объективно-логическую закономерность, лежащую в основе всякого процесса и состояния. Высказывал диалектические идеи, тем положив начало диалектике как принципу познания бытия. Единым первоначалом всего сущего Гераклит считал огонь, а его вещественным выражением – постоянно изменяющийся космос.

Сергей Дмитренко, Живи и жить давай другим. Афоризмы о народе и власти, 2011

Слом старого видения мира в естествознании всегда был тесно связан с космологическими и астрономическими знаниями. Космология, занятая вопросами происхождения мира и человека в нем, базировалась на существующих мифах и религиозных представлениях людей. Небо в их мировоззрении занимало ведущее место, поскольку все религия объявляли его местом, где живут боги, а видимые звезды считались воплощениями этих богов. Космология и астрономия и до сих пор тесно связаны, хотя научное знание избавилось от богов и перестало считать космос местом их обитания.

И. Ю. Богданова, Концепции современного естествознания. Шпаргалки, 2010

Слом старого видения мира в естествознании всегда был тесно связан с космологическими и астрономическими знаниями. Космология, занятая вопросами происхождения мира и человека в нем, базировалась на существующих мифах и религиозных представлениях людей. Небо в их мировоззрении занимало ведущее место, поскольку все религии объявляли его местом, где живут боги, а видимые звезды считались воплощениями этих богов. Космология и астрономия и до сих пор тесно связаны, хотя научное знание избавилось от богов и перестало считать космос местом их обитания.

Т. В. Карпова, Концепции современного естествознания, 2010

Тот факт, что физическое пространство не обладает «реальностью» без действующей в нем энергии, можно считать доказанным. О модальностях этого действия, физических связях между центрами, ядрами, скоплениями, с одной стороны, и периферией, с другой, пока остается только гадать. Теория расширяющейся Вселенной предполагает начальное ядро, первичный взрыв. Это изначальное единство космоса вызвало много возражений из-за своего почти теологического (теогонического) характера. Ф. Хойл противопоставляет ей гораздо более сложную теорию: энергия, как бесконечно малая, так и бесконечно большая, распространяется во всех направлениях. Единый центр космоса, хоть изначальный, хоть конечный, помыслить нельзя. Энергия – пространство – время конденсируется в бесконечном множестве мест (локальных пространствах-временах)[19].

Анри Лефевр, Производство пространства, 2000

В средневековом христианстве, по мнению основателя А., человек отрывается от природы. Созданный по образу Бога, он есть «большое в малом», природа «умаляется» по отношению к человеку. Христианский антропоцентризм, абсолютизирующий положение человека в мироздании, привел его к космическому одиночеству и агрессии по отношению к окружающей среде. Пантеистические мотивы в творчестве позднейших мыслителей являются лучшим свидетельством назревшей потребности в единении человека с бесконечностью природы и космоса. Сопоставляя исторический антропоцентризм с грядущим А., Холодный отмечает: «Первый сосредоточивает главные усилия ума и концентрирует почти всё внимание на человеке как центральной фигуре мироздания, оставляя в тени то, что его окружает, тогда как второй, наоборот, стремится более или менее равномерно осветить светом сознания весь космос, и сам человек при этом освещается главным образом «отраженными лучами», поскольку его природа и его судьба находят себе правильное объяснение только в свете знаний о космосе в целом». Однако чтобы «понять» космос и не растворить человека в его бесконечности, необходимо развитие антропокосмического мировоззрения, проникнутого идеей единства современного научного знания о человеке, человеческом обществе, его прошлых, настоящих и будущих взаимоотношениях с биосферой, знание перспектив совершенствования биологической организации человека, его психики, интеллектуального потенциала. Всё это требует не только интенсивного развития гуманитарного и естественнонаучного знания, но и их сближения, интеграции.

Г. Г. Кириленко, Краткий философский словарь, 2010

Еще до Бергсона темы жизни в разных вариантах звучали у А. Курно, Э. Ренана, Ж.-М. Гюйо. Так, Курно (его идеи были заново открыты лишь в первом десятилетии XX века) утверждал, что интеллект, нацеленный на упорядоченное и повторяющееся, не может постичь жизнь, которая подвластна лишь чувственным, инстинктивным способам познания. В работах Ренана, мыслителя, в целом ориентированного позитивистски, но во многом и противостоявшего позитивизму, высказывались идеи о живом, спонтанном, непредвидимом в своих результатах процессе развития, о неоднозначности самой жизни, совмещающей в себе прекрасное, творческое и жестокое, добро и зло. В многочисленных философских сочинениях Гюйо жизнь понималась и как причина движения, постоянной изменчивости в природе, и как источник единства бытия, и как моральная категория. Исходя из понятия жизни, Гюйо дал обоснование человеческих ценностей – науки, морали, религии и искусства. В нарисованной им картине общества единый порыв жизни обусловливает чувство слитности человека с космосом, лежит в основе социальной солидарности, нерасторжимо связывая человека с другими людьми. В понимании Гюйо все мироздание, как и отдельный человек, и общество в целом, движимы законом расширения жизни и возрастания ее интенсивности; он не исключал того, что в будущем свободное развитие жизненных сил может привести к возникновению новых, невиданных еще форм жизни[65].

И. И. Блауберг, Анри Бергсон, -1

Принципиально новый этап в развитии представлений о множественности обитаемых миров начался с запуска в нашей стране первого искусственного спутника Земли. За 30 лет, истекших после памятного дня 4 октября 1957 г., были достигнуты поразительные успехи в овладении и изучении ближайших к нашей планете областей космического пространства. Апофеозом этих успехов были триумфальные полеты советских и американских космонавтов. Люди как-то вдруг «весомо, грубо, зримо» почувствовали, что они населяют очень маленькую планетку, окруженную безграничным космическим пространством. Конечно, всем им в школах преподавали (чаще всего довольно плохо) астрономию, и они «теоретически» знали место Земли в космосе. Однако в своей конкретной деятельности люди руководствовались, если так можно выразиться, «практическим геоцентризмом». Поэтому нельзя даже переоценить переворот в сознании людей, которым ознаменовалось начало новой эры в истории человечества – эры непосредственного изучения и, в перспективе, покорения космоса.

И. С. Шкловский, Вселенная, жизнь, разум, 2006

Термин «пневма» (как и лат. аналог «спиритус») первоначально означал «воздух» или «дыхание». Довольно рано он приобретает психологическое и космологическое значение (например, «бесконечной пневмой» дышит пифагорейский космос, в греческой медицине пневма есть вещественная жизненная сила-дыхание). Стоицизм понимает пневму как огненно-воздушную субстанцию, которая в виде эфира пронизывает мир, расслабляясь в материальных объектах и концентрируясь в «семенных логосах»: таким образом, пневма выполняет и роль мировой души как оживляющее начало, и роль духа как правящее начало. Неоплатонизм также использует понятие «пневма», описывая проникновения духа в низшие сферы бытия: дух и душа обволакиваются пневмой и через нее контактируют с материей (см. Эннеады, II 2, 2; III 8;V 2).

А. Л. Доброхотов, Телеология культуры, 2015

Деятельность Аристотеля в созданной им школе была одухотворена принципом разумного единства мира. Стагирит основал свою школу в окрестностях храма Аполлона Ликейского, находящегося с северо-восточной стороны Афин, в стенах гимнасия Ликея, построенного еще при Перикле. Несомненно, существование школы вблизи храма Аполлона Ликейского было делом весьма символическим и обязывающим. Мифологический образ Аполлона выражал идею индивидуального разумного начала, активной способности света, проявляющейся в воле к собиранию окружающего хаоса в единый космос. Знание как просветляющее (просвещающее) начало еще со времен Сократа считалось главной добродетелью человека, удерживающей его на стезе нравственности. Поэтому в Ликее, помимо алтаря и святилища муз, была еще и библиотека, одна из крупнейших в истории классического периода античности[23].

И. Б. Романенко, Педагогическая антропология в зеркале философии, 2017

История философской мысли оставила нам в наследие немало исканий, связанных с постижением идеи. Одно из первых и, пожалуй, наиболее значимых по своему духовному влиянию на все последующее развитие философии, да и вообще научной мысли, по праву связано с именем Платона. Согласно его воззрениям, каждому нашему понятию соответствует в идеальном и невидимом умопостигаемом мире единая совершенная идея (буквально – образ, вид, форма), а в материальном и видимом мире – множество ее несовершенных отражений. В своей совокупности эти идеи представляют стройный космос, где пребывает истинная красота, истинное совершенство и истинное добро [18, с. 260]. Таким образом, земной мир, по Платону, являет собой только бледную тень настоящего мира вечных идей.

А. А. Вальков, Философское постижение идеи нации, 2014

В предыдущих разделах читатель имел возможность познакомиться с абхидхармистскими воззрениями на природу реальности. Согласно этим воззрениям, три мира, образующие буддийскую Вселенную, – чувственный мир, мир форм и мир не-форм – неизменно соотносятся с причинно-обусловленным процессом развертывания сознания. Таким образом, сознание, будучи центральным фактором существования, имманентно космосу.

В. И. Рудой, Космос и карма. Введение в буддийскую культуру, 2009

Аналогично и в мысли Флоренского ее неоплатоническая конституция сегодня препятствует тому, чтобы на ее основе можно было бы дать адекватную трактовку предельных феноменов антропологической ситуации. В антроподицее Флоренского перед нами всегда – не кризисно-катастрофическая динамика, а динамика бытийного равновесия. Граничные феномены человеческого существования пользуются его вниманием, больше того, он им придает особую важность, развивает целую мистику границы, но это – мистика всецело гармонической икономии, взаимно обратимых переходов между двумя мирами, составляющими двуединый космос живых и мертвых.

Коллектив авторов, Антропологические матрицы XX века. Л. С. Выготский – П. А. Флоренский: несостоявшийся диалог – приглашение к диалогу, -1

Первое место в итальянской философии должно быть отдано Джордано Бруно, с энтузиазмом встретившего теорию Коперника, по которой Солнце является центром Солнечной системы, провозгласил Солнце звездой, а все звезды солнцами. Во времена Бруно Земля считалась центром всего творения. Следовательно, после того как он поместил мир и человека в забытый уголок пространства, эффект был подобен катаклизму. За ересь, заключавшуюся в том, что он утверждал множественность миров и считал космос столь большим, что никакое кредо не может охватить его, Бруно поплатился жизнью.

М. П. Холл, Тайные учения всех времен. Энциклопедическое изложение герметической, каббалистической и розенкрейцерской символической философии, 1928

Возвращаясь к флорообразу, даже если речь идет не о символе как таковом, а о метафоре, сравнении, реминисценции, персонификации, он в любом случае сложен, синтезирован, является пересечением авторской мысли, различных философско-эстетических теорий, культурных традиций, религиозно-мистических идей и т. д. В пересмотре задач и способов передачи иносказания в литературе романтизма символический, или дискретный, флорообраз играет важнейшую роль, из области клише и декоративности переходя в многозначную сферу сложной авторской мысли. Мир растений привлекает внимание авторов в связи с натурфилософией и возникшим на ее основе романтическим пантеизмом, объединяющим материальную природу и божественный космос.

С. Г. Горбовская, Флорообраз во французской литературе XIX века, 2017