Неточные совпадения
Г-жа Простакова. Старинные люди, мой отец! Не нынешний
был век. Нас ничему не учили. Бывало,
добры люди приступят к батюшке, ублажают, ублажают, чтоб хоть братца отдать в школу. К статью ли, покойник-свет и руками и ногами, Царство ему Небесное! Бывало, изволит закричать: прокляну ребенка, который что-нибудь переймет у басурманов, и не
будь тот Скотинин, кто чему-нибудь учиться захочет.
Воротились
добры молодцы домой, но сначала решили опять попробовать устроиться сами собою. Петуха на канате кормили, чтоб не убежал, божку съели… Однако толку все не
было. Думали-думали и пошли искать глупого князя.
— Через неделю. Ответ же ваш о том, принимаете ли вы на себя ходатайство по этому делу и на каких условиях, вы
будете так
добры, сообщите мне.
Все, кого она любила,
были с нею, и все
были так
добры к ней, так ухаживали за нею, так одно приятное во всем предоставлялось ей, что если б она не знала и не чувствовала, что это должно скоро кончиться, она бы и не желала лучшей и приятнейшей жизни. Одно, что портило ей прелесть этой жизни,
было то, что муж ее
был не тот, каким она любила его и каким он бывал в деревне.
— Так если, ваше превосходительство,
будете уже так
добры…
— Ох, нет, нет! А вы, Дмитрий Прокофьич, придете обедать,
будете так
добры?
— Разумеется… Но что же мы стоим? Пойдемте. Какой странный разговор у нас, не правда ли? И могла ли я ожидать, что
буду говорить так с вами? Вы знаете, что я вас боюсь… и в то же время я вам доверяю, потому что в сущности вы очень
добры.
— И я вышла из себя по-пустому. Я вижу, что вы очень умны, во-первых, — сказала она, — во-вторых, кажется,
добры и справедливы: это доказывает теперешнее ваше сознание… Посмотрим —
будете ли вы великодушны со мной…
— То
есть, — сказала Татьяна Марковна задумчиво, — сказать, что
было сватовство, не сладилось… Да! если вы так
добры… можно и так. Но ведь не отстанут после,
будут ждать, спрашивать: скоро ли, когда? Обещание не век
будет обещанием…
— Mon enfant, клянусь тебе, что в этом ты ошибаешься: это два самые неотложные дела… Cher enfant! — вскричал он вдруг, ужасно умилившись, — милый мой юноша! (Он положил мне обе руки на голову.) Благословляю тебя и твой жребий…
будем всегда чисты сердцем, как и сегодня…
добры и прекрасны, как можно больше…
будем любить все прекрасное… во всех его разнообразных формах… Ну, enfin… enfin rendons grâce… et je te benis! [А теперь… теперь вознесем хвалу… и я благословляю тебя! (франц.)]
— Ты не знаешь, Лиза, я хоть с ним давеча и поссорился, — если уж тебе пересказывали, — но, ей-Богу, я люблю его искренно и желаю ему тут удачи. Мы давеча помирились. Когда мы счастливы, мы так
добры… Видишь, в нем много прекрасных наклонностей… и гуманность
есть… Зачатки по крайней мере… а у такой твердой и умной девушки в руках, как Версилова, он совсем бы выровнялся и стал бы счастлив. Жаль, что некогда… да проедем вместе немного, я бы тебе сообщил кое-что…
«Что ж бы то такое ни
было, воспитание ли, или как то естественно, что жены там (в Японии)
добры, жестоко верны и очень стыдливы».
— Очень благодарю вас, Аграфена Петровна, за все заботы обо мне, но мне теперь не нужна такая большая квартира и вся прислуга. Если же вы хотите помочь мне, то
будьте так
добры распорядиться вещами, убрать их покамест, как это делалось при мама. А Наташа приедет, она распорядится. (Наташа
была сестра Нехлюдова.)
Будем, во-первых и прежде всего,
добры, потом честны, а потом — не
будем никогда забывать друг об друге.
— О, как вы говорите, какие смелые и высшие слова, — вскричала мамаша. — Вы скажете и как будто пронзите. А между тем счастие, счастие — где оно? Кто может сказать про себя, что он счастлив? О, если уж вы
были так
добры, что допустили нас сегодня еще раз вас видеть, то выслушайте всё, что я вам прошлый раз не договорила, не посмела сказать, всё, чем я так страдаю, и так давно, давно! Я страдаю, простите меня, я страдаю… — И она в каком-то горячем порывистом чувстве сложила пред ним руки.
Мы грубы, но от нашей грубости терпим мы же сами. Мы исполнены предрассудков, но ведь мы же сами страдаем от них, это чувствуется нами.
Будем искать счастья, и найдем гуманность, и станем
добры, — это дело пойдет, — поживем, доживем.
— Simon,
будьте так
добры: завтра ужин на шесть персон, точно такой, как
был, когда я венчался у вас с Бертою, — помните, пред рождеством? — и в той же комнате.
Яша(Любови Андреевне). Любовь Андреевна! Позвольте обратиться к вам с просьбой,
будьте так
добры! Если опять поедете в Париж, то возьмите меня с собой, сделайте милость. Здесь мне оставаться положительно невозможно. (Оглядываясь, вполголоса.) Что ж там говорить, вы сами видите, страна необразованная, народ безнравственный, притом скука, на кухне кормят безобразно, а тут еще Фирс этот ходит, бормочет разные неподходящие слова. Возьмите меня с собой,
будьте так
добры!
— Не
будете ли
добры отобедать у меня? — предложил он.
Что бы они ни говорили со мной, как бы
добры ко мне ни
были, все-таки с ними мне всегда тяжело почему-то, и я ужасно рад, когда могу уйти поскорее к товарищам, а товарищи мои всегда
были дети, но не потому, что я сам
был ребенок, а потому, что меня просто тянуло к детям.
— Если уж вы так
добры, — начал
было князь, — то вот у меня одно дело. Я получил уведомление…
«Позвольте мне рекомендовать себя, — заговорила она вкрадчивым голосом, — ваша maman так снисходительна ко мне, что я надеюсь, что и вы
будете…
добры».
Ее даже нельзя
было назвать доброю: не бывают же
добры птицы.
— Ах, это очень приятно, — мило улыбнулся Ярченко и для чего-то еще раз крепко пожал Платонову руку. — Я читал потом ваш отчет: очень точно, обстоятельно и ловко составлено… Не
будете ли
добры?.. За ваше здоровье!
Тамара протянула священнику две бумаги, присланные ей накануне Рязановым, и сверх них три кредитных билета по десять рублей. — Я вас попрошу, батюшка, все как следует, по-христиански. Она
была прекрасный человек и очень много страдала. И уж
будьте так
добры, вы и на кладбище ее проводите и там еще панихидку…
— Вот я и пришла к вам, Елена Викторовна. Я бы не посмела вас беспокоить, но я как в лесу, и мне не к кому обратиться. Вы тогда
были так
добры, так трогательно внимательны, так нежны к нам… Мне нужен только ваш совет и, может
быть, немножко ваше влияние, ваша протекция…
— Вот бы мне желалось знать, в какой мой попадет. Кабы вы
были так
добры, проэкзаменовали бы его…
— Завтра, а потому
будьте так
добры — подите и приготовьте лошадей!
— Мадам,
будьте так
добры, возьмите эту карту, — говорил он ей на каком-то скверном французском языке. — Monsieur le general, и вы, — обратился он к губернатору.
— А не
будете ли вы так
добры, — сказал он, видя, что Плавин натягивает свои перчатки, — посетить меня ужо вечером; ко мне соберутся кое-кто из моих приятелей.
А вы так
добры, так чисты, свежи, так наружу, что минута, когда вы
будете раскаиваться, предчувствую это,
будет очаровательна.
А так как"наши дамы"знают мои мирные наклонности и так как они очень
добры, то прозвище «Гамбетта» звучит в их устах скорее ласково, чем сердито. К тому же,
быть может, и домашние Руэры несколько понадоели им, так что в Гамбетте они подозревают что-нибудь более пикантное. Как бы то ни
было, но наши дамы всегда спешат взять меня под свое покровительство, как только услышат, что на меня начинают нападать. Так что, когда однажды князь Лев Кирилыч, выслушав одну из моих «благоначинательных» диатриб, воскликнул...
— М-r Половинкин, — обратилась m-me Майзель к parvenu, —
будьте настолько
добры, сходите за моей рабочей корзинкой. Я ее оставила дома…
А если и уйдут, то ходят потом в засаленной фуражке с околышком: „Эйе ла бонте… благородный русский офицер… компрене ву…“ [«
Будьте так
добры… вы понимаете…» (франц.).]
Они не глупы — и это первый пункт; они гостеприимны и общежительны, а стало
быть, и
добры — это второй пункт; они бедны и сверх того снабжены семействами, и потому самое чувство самосохранения вынуждает их заботиться о средствах к существованию, каковы бы ни
были эти средства, — это третий пункт.
— Граф! — сказал я, встретившись с ним, —
будьте так
добры разрешить мое недоумение: отчего наше бюрократическое творчество до такой степени захудало?
— Не
будете ли вы так
добры прочитать за короля и королеву? — прибавил он, относясь к немцу.
— Если позволите, я и книгу с собой принес, — отвечал тот, ничего этого не замечая. — Только одному неловко; я почти не могу… Позвольте вас просить прочесть за Юлию. Soyez si bonne! [
Будьте так
добры! (франц.).] — отнесся он к Настеньке.
— Дайте нам посмотреть… пожалуйста, chere amie, soyez si bonne [дорогой друг,
будьте так
добры (франц.).]; я ужасно люблю брильянты и, кажется, как баядерка, способная играть ими целый день, — говорила баронесса.
— De grace, soyez si bonne! [Умоляю,
будьте так
добры! (франц.).]
Будьте великодушны, я готов вас на коленях просить! — приставал студент.
— И, пожалуйста,
будьте уверены, я над вами вовсе не смеялась сейчас, заявляя вам, что вы
добры. Я говорила прямо, без красноречия, да и терпеть не могу. Однако всё это вздор. Я всегда надеялась, что у вас хватит ума не надоедать… Ох, довольно, устала!
— О, ради бога, n’en parlons plus, parce que cela me fait mal, [не
будем больше говорить об этом, потому что меня это огорчает (фр.).] о, как вы
добры!
— Вероятно, я очень больна. Но вы, если
будете так
добры, навестите меня, умирающую, в моей усадьбе, в Кузьмищеве… До него не очень далеко отсюда.
—
Будьте так
добры, завтра! — подхватил вспыхнувший в лице от удовольствия Аггей Никитич.
— Вы
будьте так
добры, как-нибудь посетите нас; мы
будем вам очень рады.
— Но мы, однако, его найдем и в Москве, — сказал Аггей Никитич, — если вы
будете так
добры, что сообщите нам, где живет господин камер-юнкер.
—
Было! все
было! — продолжал я восклицать в восхищении, — и «
добры щи»
были! представь себе: «
добры щи»!
И нельзя доказать ни того, как это утверждают защитники государства, что уничтожение государства повлечет за собой общественный хаос, взаимные грабежи, убийства и уничтожение всех общественных учреждений и возвращение человечества к варварству; ни того, как это утверждают противники государства, что люди уже стали настолько разумны и
добры, что не грабят и не убивают друг друга, предпочитают мирное общение вражде, что сами без помощи государства учредят всё то, что им
будет нужно, а что поэтому государство не только не содействует всему этому, а, напротив, под видом ограждения людей производит на них вредное и ожесточающее влияние.
Но посмотришь на плоды, чтобы оценить дерево, как учил Христос, и увидишь, что плоды их
были злы, что последствием их деятельности
было извращение христианства, и не можешь не признать, что, как ни
добры были люди, — дело церкви, в котором эти люди участвовали,
было нехристианское.
«Если упразднить государственную власть, то более злые
будут властвовать над менее злыми», — говорят защитники государственности. Но если египтяне покорили евреев, персы покорили египтян, македоняне покорили персов, римляне покорили греков, варвары покорили римлян, то неужели все те, которые покоряли,
были более
добры, чем те, кого они покоряли?