Неточные совпадения
Дуня, как все дети, с большой охотой, даже с самодовольством принялась за ученье, но скоро соскучилась, охота у ней отпала, и никак не могла она отличить буки от веди. Сидевшая рядом Анисья Терентьевна сильно хмурилась. Так и подмывало ее прикрикнуть на ребенка по-своему, рассказать ей про турлы-мурлы, да не
посмела. А Марко Данилыч, видя, что мысли у дочки вразброд пошли, отодвинул азбуку и, ласково погладив Дуню по головке,
сказал...
— Прочить в черницы, точно, не прочила, —
сказал Петр Степаныч. — Я ведь каждый год в Комарове бываю, случалось там недели по три, по четыре живать, оттого ихнюю жизнь и знаю всю до тонкости. Да ежели б матушке Манефе и захотелось иночество надеть на племянницу, не
посмела бы. Патап-от Максимыч не пожалел бы сестры по плоти, весь бы Комаров вверх дном повернул.
— Что ж из того, что доверенность при мне, —
сказал Зиновий Алексеич. — Дать-то он мне ее дал, и по той доверенности мог бы я с тобой хоть сейчас по рукам, да боюсь, после бы от Меркулова не было нареканья… Сам понимаешь, что дело мое в этом разе самое опасное. Ну ежели продешевлю, каково мне тогда будет на Меркулова-то глаза поднять?.. Пойми это, Марко Данилыч. Будь он мне свой человек, тогда бы еще туда-сюда; свои,
мол, люди, сочтемся, а ведь он чужой человек.
«Пропотеет, авось хворь-то снимет», —
сказала сама про себя Дарья Сергевна и,
заметив, что Дуня, закрыв глаза, успокоилась, отошла тихонько от ее постели и, прочтя молитвы на сон грядущий, неслышными шагами отошла за ширмы, где стояла ее кровать.
На спрос стариц ни слова они не
сказали: некогда,
мол, — рты на работе; один только паренек, других помоложе, жуя из всей силы, ложкой им указал на Оку.
В Успеньев день, поутру, Дмитрий Петрович пришел к Дорониным с праздником и разговеньем. Дома случился Зиновий Алексеич и гостю был рад. Чай, как водится, подали; Татьяна Андревна со старшей дочерью вышла, Наташа не показалась,
сказала матери, что голова у ней отчего-то разболелась. Ни слова не ответила на то Татьяна Андревна, хоть и
заметила, что Наташина хворь была притворная, напущенная.
— Ну и пошлю, —
сказал Меркулов. — А работу бросать у меня не
смей, не то я сейчас же в город за расправой. Эй, лодку!..
Взглянул он тут на нее. Облокотясь на правую руку, склонив головку, тихим взором смотрела она на него. И показалось ему, что целое небо любви сияет в лучезарных очах девушки. Хотел что-то
сказать — не может, не
смеет.
— Ради тебя, ради твоей же пользы прошу и
молю я тебя, — говорила игуменья. — Помнишь ли тогда на Тихвинскую, как воротились вы с богомолья из Китежа, о том же я с тобой беседовала? Что ты
сказала в ту пору? Помнишь?..
—
Скажи: Максимушка,
мол, зовут меня, дяденька, — учила его мать, но Максимушка упорно молчал.
«Безотменно купи, — трещала она, — да
скажи брательнику-то, ягодки,
мол, из самого того леску, куда он, подростком будучи, спасаться ходил, — верь мне, по вкусу придутся».
— Из Астрахани,
сказал почтальон, — молвил Фадеев, протягивая в дверь руку с письмом. В спальню войти не
посмел он.
А ежели Субханкулов
скажет, что Мокея Данилыча надо у самого хана выкупить, а он дешево своих рабов не продает, так вы молвите ему: а как же,
мол, ты, Махметушка, два года тому назад астраханского купеческого сына Махрушева Ивана Филипыча с женой да с двумя ребятишками у хана за сто, за двести тиллэ выкупил?
Да тут же и спросите его: а сколько,
мол, надо тебе вишневки на придачу киевской,
скажите, отпущу, знаю-де, что его ханское величество очень ее уважает…
— Пора бы, давно бы пора Николаюшке парусами корабль снарядить, оснастить его да в Сионское море пустить, — радостно
сказал он Пахому. — Вот уж больше шести недель не томил я грешной плоти святым раденьем, не святил души на Божьем кругу… Буду, Пахомушка, беспременно буду к вам в Луповицы… Апостольски радуюсь, архангельски восхищаюсь столь радостной вести. Поклон до земли духовному братцу Николаюшке. Молви ему: доброе,
мол, дело затеял ты, старик Семенушка очень, дескать, тому радуется…
— Не вздумает ли обитель нашу посетить? Давненько не жаловала, третий год уж никак… Поклон ей усердный от меня, да молви, отец,
мол, игумен покорнейше просит его обитель посетить, —
сказал Израиль.
— Видишь ли, — обратился игумен к Пахому. — Нет, друг, поклонись ты от меня благотворительнице нашей, Марье Ивановне, но
скажи ей, что желания ее исполнить не могу. Очень,
мол, скорбит отец игумен, что не может в сем случае сделать ей угождения… Ох, беда, беда с этими господами!.. — прибавил он, обращаясь к казначею. — Откажи — милостей не жди, сделаю по-ихнему, от владыки немилости дожидайся… Да… Нет, нет, Пахом Петрович, — не могу.
Так ты и
скажи господам Луповицким и другим господам, которы компанию с ними водят, что,
мол, тятенька за какую ни на есть обиду полмиллиона, а надо, так и больше не пожалеет, а обидчика,
мол, доедет.
— Так вот что, —
сказала Марья Ивановна. — Пиши отцу, что тебе на ярманку не хочется, а желаешь ты до осени прогостить в Луповицах, а впрочем,
мол, полагаюсь на всю твою волю. Поласковей пиши, так пиши, чтоб ему не вспало никакого подозренья. Я тоже напишу.
— Хорошо, —
сказал Сусалин и постучал ложечкой о чайную чашку. Стремглав вбежал половой, широ́ко размахивая салфеткой. — Вот что, любезный, —
сказал ему Сусалин, — попроси ты у буфетчика чистый листок бумажки да перышко с черниленкой. На минутку,
мол.
Так ты повидай Авдотью-то Марковну да
скажи ей от меня: тятенька,
мол, седни только от Макарья приехали; ехали,
мол, на лошадях, потому-де маленько приустали, письмá не пишут, а велели на словах вашей чести доложить, чтобы, дескать, на сих же самых лошадях безотменно домой жаловали…
—
Скажи, блаженная!.. Вещай слова пророчества!.. Пролей из чистых уст твоих сказанья несказанные!.. — Так сам кормщик
молил Дуню, крестясь на нее обеими руками и преклоняясь до земли.
Заметила Варенька, что бесчинный шум и крупные ругательства сильно поразили Дуню, никогда не видавшую и не слыхавшую ничего подобного. Тихонько
сказала ей...
— Получила, но после великого собора. А на этом соборе она уж изменилась, —
сказала Марья Ивановна. — Я сидела возле нее и
замечала за ней. Нисколько не было в ней восторга; как ни упрашивали ее — не пошла на круг. С тех пор и переменилась… Варенька говорила с ней. Спроси ее.
— Не то тебя смущает, — строго и учительно
сказала Марья Ивановна. — Не подозренье в обмане расстроило тебя. Враг Бога и людей воздвигает в твоей душе бурю сомнений… Его дело!.. Берегись, чтоб совсем он не опутал тебя… Борись, не покоряйся. Будешь поддаваться сомненьям, сама не
заметишь, как навеки погибнешь. Скоро приедет сюда Егор Сергеич. Подробней и прямее, чем братец Николаюшка, станет он говорить о Божьих людях Араратской горы. Будешь тогда на соборе?
— Это и есть новые язы́ки, —
сказал Денисов. — Всего чаще юродивым они и открываются. По разным местам
замечал я это, не раз
замечал и за Кавказом.
— Не слыхали разве? —
сказал отец Прохор. — Про это не любят они рассказывать. Отец ведь тоже был в этой самой ереси, а как человек был знатный и богатый, то никто к нему и прикоснуться не
смел. Сильная рука у него была в Петербурге, при самом царском дворе находились друзья его и благоприятели. А все-таки не избежал достойной участи — в монастырь сослали, там в безысходном заточенье и жизнь скончал.
— Не наше дело, —
сказал дворник и махнул рукой: убирайся,
мол, подобру-поздорову.
А когда я
сказал, что вы еще не приехали, он долго
метал в тоске здоровой рукой, а потом и глаза закрыл.
Никто не
замечал их, никто не знал про них, никому я не говорила, даже тебе ни слова не
сказала…
— А, бывало, молвишь ему, что он тебе по мыслям пришелся, вздохнет, бывало, таково глубоко, да и
скажет тоскливо: «Как
посмею я к ней на глаза показаться?
Потом еще довольно потолковали о распоряжениях, какие надо сделать. Дуня казалась спокойнее прежнего.
Заметивши это, Чапурин
сказал...
Кланяйтесь, Семен Петрович, им от меня — и ему и ей;
скажите, старица,
мол, Филагрия доброго здоровья и от Бога счастья желает им.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Пойдем, Машенька! я тебе
скажу, что я
заметила у гостя такое, что нам вдвоем только можно
сказать.
Осип (выходит и говорит за сценой).Эй, послушай, брат! Отнесешь письмо на почту, и
скажи почтмейстеру, чтоб он принял без денег; да
скажи, чтоб сейчас привели к барину самую лучшую тройку, курьерскую; а прогону,
скажи, барин не плотит: прогон,
мол,
скажи, казенный. Да чтоб все живее, а не то,
мол, барин сердится. Стой, еще письмо не готово.
Городничий. Да я так только
заметил вам. Насчет же внутреннего распоряжения и того, что называет в письме Андрей Иванович грешками, я ничего не могу
сказать. Да и странно говорить: нет человека, который бы за собою не имел каких-нибудь грехов. Это уже так самим богом устроено, и волтерианцы напрасно против этого говорят.
Бобчинский. Да если этак и государю придется, то
скажите и государю, что вот,
мол, ваше императорское величество, в таком-то городе живет Петр Иванович Бобчинскнй.
Анна Андреевна. Перестань, ты ничего не знаешь и не в свое дело не мешайся! «Я, Анна Андреевна, изумляюсь…» В таких лестных рассыпался словах… И когда я хотела
сказать: «Мы никак не
смеем надеяться на такую честь», — он вдруг упал на колени и таким самым благороднейшим образом: «Анна Андреевна, не сделайте меня несчастнейшим! согласитесь отвечать моим чувствам, не то я смертью окончу жизнь свою».