— О, как вы говорите, какие смелые и высшие слова, — вскричала мамаша. — Вы скажете и как будто пронзите. А между тем счастие, счастие — где оно? Кто может сказать про себя, что он счастлив? О, если уж вы были так добры, что допустили нас сегодня еще раз вас видеть, то выслушайте всё, что я вам прошлый раз не договорила, не
посмела сказать, всё, чем я так страдаю, и так давно, давно! Я страдаю, простите меня, я страдаю… — И она в каком-то горячем порывистом чувстве сложила пред ним руки.
Неточные совпадения
— Видите ли, мы к этому старцу по своему делу, —
заметил строго Миусов, — мы, так
сказать, получили аудиенцию «у сего лица», а потому хоть и благодарны вам за дорогу, но вас уж не попросим входить вместе.
Заметь, что я никому не
сказал, не ославил; я хоть и низок желаниями и низость люблю, но я не бесчестен.
— Тот ему как доброму человеку привез: «Сохрани, брат, у меня назавтра обыск». А тот и сохранил. «Ты ведь на церковь, говорит, пожертвовал». Я ему говорю: подлец ты, говорю. Нет, говорит, не подлец, а я широк… А впрочем, это не он… Это другой. Я про другого сбился… и не
замечаю. Ну, вот еще рюмочку, и довольно; убери бутылку, Иван. Я врал, отчего ты не остановил меня, Иван… и не
сказал, что вру?
— Вот ты говоришь это, — вдруг
заметил старик, точно это ему в первый раз только в голову вошло, — говоришь, а я на тебя не сержусь, а на Ивана, если б он мне это самое
сказал, я бы рассердился. С тобой только одним бывали у меня добренькие минутки, а то я ведь злой человек.
— Да я и сам не знаю… У меня вдруг как будто озарение… Я знаю, что я нехорошо это говорю, но я все-таки все
скажу, — продолжал Алеша тем же дрожащим и пересекающимся голосом. — Озарение мое в том, что вы брата Дмитрия, может быть, совсем не любите… с самого начала… Да и Дмитрий, может быть, не любит вас тоже вовсе… с самого начала… а только чтит… Я, право, не знаю, как я все это теперь
смею, но надо же кому-нибудь правду
сказать… потому что никто здесь правды не хочет
сказать…
А
заметили вы, Алексей Федорович, каким молодым человеком Иван Федорович давеча вышел,
сказал это все и вышел!
— Ну если в ступе, то это только, может быть, разговор… —
заметил Алеша. — Если б я его мог сейчас встретить, я бы мог ему что-нибудь и об этом
сказать…
И мы, взявшие грехи их для счастья их на себя, мы станем пред тобой и
скажем: «Суди нас, если можешь и
смеешь».
Радостно мне так стало, но пуще всех
заметил я вдруг тогда одного господина, человека уже пожилого, тоже ко мне подходившего, которого я хотя прежде и знал по имени, но никогда с ним знаком не был и до сего вечера даже и слова с ним не
сказал.
— Как пропах? Вздор ты какой-нибудь
мелешь, скверность какую-нибудь хочешь
сказать. Молчи, дурак. Пустишь меня, Алеша, на колени к себе посидеть, вот так! — И вдруг она мигом привскочила и прыгнула смеясь ему на колени, как ласкающаяся кошечка, нежно правою рукой охватив ему шею. — Развеселю я тебя, мальчик ты мой богомольный! Нет, в самом деле, неужто позволишь мне на коленках у тебя посидеть, не осердишься? Прикажешь — я соскочу.
— Давеча Федосья Марковна легла вам в ноги,
молила, барыню чтобы вам не сгубить и еще кого… так вот, сударь, что везу-то я вас туда… Простите, сударь, меня, так, от совести, может, глупо что
сказал.
— Как
смеешь ты меня пред ним защищать, — вопила Грушенька, — не из добродетели я чиста была и не потому, что Кузьмы боялась, а чтобы пред ним гордой быть и чтобы право иметь ему подлеца
сказать, когда встречу. Да неужто ж он с тебя денег не взял?
— Это положительно отказываюсь
сказать, господа! Видите, не потому, чтоб не мог
сказать, али не
смел, али опасался, потому что все это плевое дело и совершенные пустяки, а потому не
скажу, что тут принцип: это моя частная жизнь, и я не позволю вторгаться в мою частную жизнь. Вот мой принцип. Ваш вопрос до дела не относится, а все, что до дела не относится, есть моя частная жизнь! Долг хотел отдать, долг чести хотел отдать, а кому — не
скажу.
Митя
заметил было сгоряча, что не говорил, что наверно отдаст завтра в городе, но пан Врублевский подтвердил показание, да и сам Митя, подумав с минуту, нахмуренно согласился, что, должно быть, так и было, как паны говорят, что он был тогда разгорячен, а потому действительно мог так
сказать.
Коле очень бы хотелось что-то
сказать еще горячее, еще экспансивнее, но как будто что-то его коробило. Алеша это
заметил, улыбнулся и пожал ему руку.
— Не беспокойтесь, лекарь, моя собака вас не укусит, — громко отрезал Коля,
заметив несколько беспокойный взгляд доктора на Перезвона, ставшего на пороге. Гневная нотка прозвенела в голосе Коли. Слово же «лекарь», вместо доктор, он
сказал нарочно и, как сам объявил потом, «для оскорбления
сказал».
— Не знаю. Может, мне-то он и хочет
сказать, да не
смеет. Предупреждает. Секрет, дескать, есть, а какой секрет — не
сказал.
Иногда же говорила так, как будто летела в какую-то пропасть: «все-де равно, что бы ни вышло, а я все-таки
скажу…» Насчет знакомства своего с Федором Павловичем она резко
заметила: «Всё пустяки, разве я виновата, что он ко мне привязался?» А потом через минуту прибавила: «Я во всем виновата, я смеялась над тем и другим — и над стариком, и над этим — и их обоих до того довела.
Пусть это изверг, но я теперь, в наше время, не
смею уже
сказать, что это только единичный изверг.
— Да, — сознался Митя. — Она сегодня утром не придет, — робко посмотрел он на брата. — Она придет только вечером. Как только я ей вчера
сказал, что Катя орудует, смолчала; а губы скривились. Прошептала только: «Пусть ее!» Поняла, что важное. Я не
посмел пытать дальше. Понимает ведь уж, кажется, теперь, что та любит не меня, а Ивана?
Мало того, может быть, именно это воспоминание одно его от великого зла удержит, и он одумается и
скажет: «Да, я был тогда добр,
смел и честен».
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Пойдем, Машенька! я тебе
скажу, что я
заметила у гостя такое, что нам вдвоем только можно
сказать.
Осип (выходит и говорит за сценой).Эй, послушай, брат! Отнесешь письмо на почту, и
скажи почтмейстеру, чтоб он принял без денег; да
скажи, чтоб сейчас привели к барину самую лучшую тройку, курьерскую; а прогону,
скажи, барин не плотит: прогон,
мол,
скажи, казенный. Да чтоб все живее, а не то,
мол, барин сердится. Стой, еще письмо не готово.
Городничий. Да я так только
заметил вам. Насчет же внутреннего распоряжения и того, что называет в письме Андрей Иванович грешками, я ничего не могу
сказать. Да и странно говорить: нет человека, который бы за собою не имел каких-нибудь грехов. Это уже так самим богом устроено, и волтерианцы напрасно против этого говорят.
Бобчинский. Да если этак и государю придется, то
скажите и государю, что вот,
мол, ваше императорское величество, в таком-то городе живет Петр Иванович Бобчинскнй.
Анна Андреевна. Перестань, ты ничего не знаешь и не в свое дело не мешайся! «Я, Анна Андреевна, изумляюсь…» В таких лестных рассыпался словах… И когда я хотела
сказать: «Мы никак не
смеем надеяться на такую честь», — он вдруг упал на колени и таким самым благороднейшим образом: «Анна Андреевна, не сделайте меня несчастнейшим! согласитесь отвечать моим чувствам, не то я смертью окончу жизнь свою».