В действующей армии

Вопрос о душевных заболеваниях во время войны интересовал меня и ранее в Петербурге.

Я беседовал на эту тему со многими психиатрами, но разрешить его здесь на месте, так сказать, на театре войны, было ещё более интересно.

Поэтому, узнав, что при 1 сводном госпитале существует отделение для душевнобольных, которым заведует петербургский психиатр, известный деятель в попечительстве о глухонемых, доктор медицины Е. С. Боришпольский, я поспешил посетить этот госпиталь и его отделение.

1 сводный госпиталь находится в самой людной части гор. Харбина, за большим мостом через Сунгари, соединяющим так называемый «Новый Харбин» с «Пристанью», исключительно торговою частью города.

Он состоит, как и другие сводные госпитали, из четырёх бараков и ряда домиков, где помещаются офицерские отделения, канцелярия, квартиры врачей и служащих, приёмной и проч.

Госпиталь этот находится в заведовании чисто русского человека д-ра мед. Глаголева и поставлен действительно образцово.

Здесь я снова видел поразительные выздоровления раненых навылет пулями в грудь и живот.

Таков, например, рядовой 3 восточносибирского полка Филипп Желтиков, раненый при Вафангоу, рядовой 139 моршанского полка Август Фишер и т. д.

— Настоящая война, — сказал мне д-р Глаголев, — замечательна тем, что даёт очень незначительный процент раненым, которым необходимо производить ампутации.

— А где у вас отделение для душевнобольных? — спросил я.

— Это дальше, в самом крайнем флигеле… Сначала душевнобольные помещались здесь ближе, но оказалось для них очень шумно, а потому они были переведены в более тихий уголок…

В сопровождении смотрителя госпиталя я отправился в отделение для душевнобольных.

Мы ехали мимо целого ряда маленьких домиков, среди которых, на правой руке я увидал уже почти готовое, довольно обширное каменное здание.

— Что это такое?

— Это «Царская баня», т. е. баня для солдат, строящаяся на личные средства Государыни Императрицы Марии Фёдоровны.

Постройка её стоит 35.000 рублей.

Наконец, сделав довольно большой конец, мы остановились у крайнего флигеля.

В нём-то и помещается отделение для душевнобольных нижних чинов и офицеров.

Это очень чисто содержимый флигелёк, состоящий из коридора и пяти комнат-палат.

В день моего посещения больных было 19 человек — 14 нижних чинов и 5 офицеров.

В самой задней отдельной комнатке домика помещается полковник С., в настоящее время произведённый в генерал-майоры.

Он ранен в левый глаз с повреждением передней части мозга.

Я повидался с ним.

Несчастный производит тяжёлое впечатление.

Он видимо находится в страшно угнетённом состоянии, и со слезами в левом глазу, правый скрыт повязкой, лепечет чисто по-детски:

— Вы, дяденька, пришли навестить меня… Это хорошо, очень хорошо… Ведь я генерал… У меня было три человека и тридцать пушек, и японцы от меня бежали, а теперь меня посадили, дяденька, в каюту и везут… Я не знаю, куда везут…

Слёзы катятся градом из здорового глаза больного.

— Как вы себя чувствуете?

— У меня в голове было три пьявицы, одну из них вытащили, а две остались…

И снова слёзы и слёзы.

Я не выдержал и тихо вышел из комнаты страдальца.

Встреча с заведующим отделением доктором Е. С. Баришпольским несколько отвлекла меня от тяжёлого впечатления только что виденной картины душевных страданий доблестного генерала.

Я знал доктора Боришпольского ещё до Петербурга, а потому встреча на далёкой чужбине была более чем сердечная.

Прежде, всего, конечно, я спросил о больном С.

— Шрапнелью он ранен в голову, причём произошло поранение левого глаза и передней части левой лобной доли мозга, где залегает, как прежде думали, характер человека, а теперь дознано, что в этой части мозга сосредоточена вся психика человека и двигательные центры речи… Поэтому С. превратился в совершенного ребёнка. Он всех называет «дяденька» «тётенька», все предметы называет уменьшительными именами, он очень упрям и капризен, и ранее он доставлял мне много хлопот и забот… Кроме того у него наблюдается «эмпастическая афазия» и «парафазия».

— Что это значит?

— При «эмиастической афазии» человек забывает название предмета, он напишет вам его название, укажет на него, но произнести это название не в состоянии, а при «парафазии» больной один предмет называет другим.

— Это всё неизлечимо?

— Почему неизлечимо? Напротив, очень и очень излечимо, и С. теперь поправляется. У него происходит всасывание в поражённой части мозга… Левого глаза он, действительно, лишится…

— Много наблюдается в армии душевных заболеваний?

— Ежедневно бывает 2-3 заболевания.

— Куда вы направляете больных?

— К нам на помощь приходит образцово, благодаря энергичной деятельности полковников Дементьева и Климовского, организованная эвакуация душевнобольных. Эвакуационный поезд отходит через каждые десять дней и доставляет больных до Москвы. Нижние чины помещаются в вагонах третьего класса, снабжённых тюфяками, бельём, посудой, сахаром, чаем, а офицеры размещаются в купе второго класса… Поезд сопровождает врач-специалист, фельдшер-санитар и большое количество прислуги, по расчёту: на спокойного больного — два человека, а на буйного — четыре.

— А какого режима вы держитесь здесь… У вас нет, как я вижу, ни решёток, ни замков…

Действительно, все больные ходят свободно, все двери палат не заперты.

— Да, я придерживаюсь двух английских принципов при лечении душевнобольных… Один из этих принципов гласит: no restrains [англ. No restrains – Нестеснение.], а другой — open doors [англ. – Открытые двери.]. С 20 марта, т. е. того времени как я заведую отделением для душевнобольных в Харбине, я ни разу не употреблял так называемую «смирительную» рубашку, хотя были больные и с припадками буйства; я предпочитаю, чтобы их держали служителя. Военное начальство, в этом случае, оказалось очень отзывчиво на мои просьбы и дало мне много прислуги. У меня прислуги до 20 человек.

Здесь очень много наблюдается так называемых «эпилептических психозов».

Объясняется это той же концентрацией неблагоприятных условий, при которых эпилептические припадки усиливаются и учащаются… Таков ряд душевных заболеваний, вызываемых войной «посредственно».

— Значит есть заболевания, вызываемые непосредственно?

— Да, пример полковник С., которого вы видели. К непосредственно вызываемым войной психическим заболеваниям относятся те, которые происходят от травматического повреждения головы и спинного мозга… Повреждения последнего происходят не только от неприятельских снарядов, но и от ушибов спинного хребта камнями… В то время когда отряд взбирается на сопки, следующим за первыми рядами приказывают прикрывать голову скатывающихся вниз камней… Но камни часто с большой силой ударяют в спины взбирающихся, осыпаясь с сопок при движении отряда, отчего происходят серьёзные ушибы спинного хребта и как результат психическое заболевание: истерии, невралгии и т. д.

— Вы наблюдали за содержанием бреда душевнобольных?

— Да, и очень внимательно…

— Вероятно он касается военных событий, сражений с японцами и т. п.

— Далеко нет! Из случаев бреда, которые я наблюдал, только два было типичных бреда — один у штабс-капитана Z — который в бреду бил японцев, одного больного, а другого маленького, которые постоянно являлись перед ним, а второй — у одного 19-ти летнего добровольца, которому казалось, что японцы ползут к нему под ноги и он давит их целыми массами. В общем же чаще всего, как я уже говорил вам, наблюдается бред самообвинения. Бреда страха перед врагом я не наблюдал ни разу.