К разновидности
метонимии относятся также переносы, возникающие при назывании всего предмета по его части, и наоборот.
Тем не менее по закону
метонимии эти два аспекта значения по ходу символического толкования уравниваются и становятся эквивалентными.
Однако наличие сравнений, метафор,
метонимий вовсе не обязательно для настоящего стихотворения.
Текст, рассматриваемый как материальный объект, подвергается аналогичному механизму
метонимии.
К смежности относится принцип
метонимии – часть вместо целого, – при котором всякий феномен власти является смежным другому, но не выводится из него и не сводится к нему, отсутствует фактор первопричины.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: кнутище — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Это классический случай
метонимии, то есть отсылки к целому по его детали.
Разновидностью
метонимии является синекдоха(от греческого synekdoche – букв. соотнесение) – словесный приём, посредством которого целое выявляется через свою часть.
Очевидно, что имя некогда официозного, но затем отодвинутого в сторону хозяевами советской идеологии стихотворца было удачной
метонимией, в виду имелся достаточно широкий круг советских писателей (как «древних», так и «новых»).
По части семантических фигур можно заметить: в первой строфе перед нами лишь бледная
метонимия «робкое дыханье» и слабая (спрятанная в эпитет) метафора-олицетворение «сонного ручья»; во второй строфе – оксюморон, очень резкий – «свет ночной» (вместо «лунный свет»); в третьей строфе – двойная метафора, довольно резкая (субстантивированная): «розы», «янтарь» – о цвете зари.
На теле старухи был сну рок с висящими на нём крестами: тема крестов, таким образом, неожиданно через ходы
метонимии просачивается в устройство раскольниковского заклада: деревянная дощечка, представляющая тело жертвы, и прижатая к ней металлическая полоска-топор были связаны друг с другом «крест-накрест ниткой», а бумага-одежда была замотана «тесёмочкой, тоже накрест».
Напирали на художественные средства – получаем «красочные олицетворения» и даже одну «синекдотическую
метонимию» («душа чего‑то ждёт!»).
Соответственно, отношения
метонимии – исторической смежности – оборачиваются перекрёстной моделью метафоры.
Для исследования такой метафоры подсказками для формулирования вопросов будут глаголы, свойства объекта, сущность, через который произошла
метонимия.
Загадки, притчи, символы, аналогии,
метонимии призваны, таким образом, нарушать рациональный и позитивный порядок чистого выражения.
Во втором контексте сочетание сткла о сткло интерпретировано поэтом как я о ты, т. е.
метонимия преобразуется в метафору, обозначающую духовную сущность личности.
На смену аллегории пришла синекдоха, метафору сменила
метонимия.
Это означает, что социально-экономический строй данного общества («рабовладельческий») определяется по второстепенному признаку: обыкновенного наличия рабов, не являвшихся основными производителями, оказывается достаточно для характеристики общества в целом, а это весьма распространённый литературный приём
метонимии, состоящий в том, что целое обозначается своей частью (не обязательно главной).
Школьники без труда найдут в стихотворении и другие примеры использования
метонимии как одного из средств характеристики героя («…мужа в свете столь славна», «львиного сердца», «крыльев орлиных»).
Телесная
метонимия выражает одновременно и радостную, и катастрофическую утрату границ между мужским и женским, между человеком и окружающим миром, между внутренней и внешней стороной тела.
Замена целого частью – суть «симпатической магии» и тропа
метонимия; вспомним «козла отпущения» и греческую трагедию как «песнь козла».
С лёгкостью применяет
метонимию: перенос предмета или явления по смежности на ближайший предмет или явление.
Перифраз, как правило, развитая, развёрнутая
метонимия.
Авторское «я» нарисовано средствами
метонимии: глаза, руки, голос, губы.
Но
метонимия требует «подкармливания» целого, культивацию контекстов.
Здесь употреблён старый приём: профанировать смысл текста, через игнорирование
метонимий и символических образов как средств выражения.
Здесь мы встречаемся с простой
метонимией (pars pro toto), т.е. обозначением части вместо целого.
И наконец, обратившись к архитектурной практике позднесталинской эпохи (главным образом к московским высотным зданиям), мы увидим, как произошёл переход
метонимии в метаморфозу.
Математик, объясняя задачу, не выходит за пределы математической терминологии, равно как и филологу понятия
метонимии или синекдохи кажутся вполне очевидными.
Логично, что и сам он прошёл обряд сакральной
метонимии – стал «пролетарским писателем».
– Неудачная
метонимия. И даже не литота.
Почти во всех цитатах (кроме двух последних) с употреблением и преобразованием слова насекомое термин-существительное становится прилагательным в результате действия
метонимии, преимущественно метонимического (перенесённого) эпитета и сравнения.
В то же время резюмировать это положение набившими оскомину назидательными историями о счастливом брачном союзе теории и практики, похоже, нет резона, поскольку нетрудно заметить, что в структуралистскую эпоху между тем и другим наблюдалось не столько взаимное подкрепление, сколько характерная
метонимия.
Это вовсе не было олицетворением двусмысленной
метонимии, пропавшей тропы, через аллею галианских деревьев.
Метонимия соединяет два объекта, которые находятся в отношениях референциальной смежности; и сила переходности, присущая наплыву, как и текстовая смежность, которой он реально оперирует (подчёркивая её при помощи замедленного н постепенного характера съёмки), до некоторой степени лишают зрителя свободы думать, что оба элемента, соединённых таким образом, могли бы не обладать смежностью в каком-нибудь референте.
Таким образом, наплыв даёт нам своего рода увеличенное изображение того, что происходит внутри лингвистической
метонимии: она выбирает одну смежность из множества других возможных и в равной степени “референциальных”, но сила метонимического акта предрасполагает нас считать эту смежность более выраженной, более заметной и более важной по сравнению с другими.
Поэтому я назвал их «теоретическими максимами интерполяции» или правилами интерполяции в науке об опыте, так как именно с их помощью наш разум дополняет и соединяет то, что эмпирически дано в строгом смысле слова, т.е. то, что реально наблюдается, интерполируя ненаблюдаемые промежуточные элементы, чтобы посредством
метонимии получить то, что обычно называют «опытом».
– Пример
метонимии можете привести? – с ходу спросил я.
Желание дочери зарезать свинью – это аффект, с помощью которого субъект переносит табуированное негативное чувство «стыда», направленного на мать, на животное, и дочь объявляет животное в качестве
метонимии матери виновным за социальную и физическую грязь.
Когда мы уселись за столик, я пожаловался ему, что студенты ни черта не знают, и даже пример
метонимии привести не могут.
Мне надоело ждать твоих звонков где ни попадя, высиживать мобилу как дурное яйцо, пока ты, наконец, проклюнешься, и неправдоподобно бабским соскальзывающим из трубки в моё ухо голоском, каким-то ядовитым, обмазывающим изнутри ушное отверстие тембриком (ты ведь замечал, милый, катастрофическую разницу настроек: когда ты вполне удачно изображаешь крутя́к на публике – или когда ты сюсюкаешь со мной по телефону, бездарно и безухо пытаясь войти в любовный раппо́рт?) продиктуешь мне новый номер, на новую, присланную мне туда за несколько минут до этого с очередным твоим посыльным хмырём туземскую симкарту, пока они, эти сим-карты, обе ещё «свежи», по твоей же корявой
метонимии, потом экстренно упаковывать себя в аэропорт или автомобиль – и переезжать из одного отеля в другой, «доверенный», или в следующий, ещё не слишком загаженный свиданиями город – или, доверяясь кому ни попадя, то есть хмырьку номер два и хмырюге номер три, названным мне тобой по телефону поимённо (но, без сомнения, лживо), отправляться на снятую только что виллу или квартиру: «освежёванный свежачок» – как ты добавляешь сразу же после встречи, считая, что каламбуришь, потирая ручки, как муха, если всё удалось.
Рукописность текстов, включённых в изображение, акцентирует руку дополнительно и служит
метонимией профессии автора (художник «рукотворит»).
Он любопытно склоняет свою голову как гигантский дразнящий вопросительный знак, спрашивает, кто ты, почему живёшь как
метонимия зла (государства, палача истории), почему ты не такая, как все, хотя могла бы, или могла бы быть другой как-то по-другому: по-берлински прямой – без горных ландшафтов, без многослойности, без общих историй, просто без связи с чем-то плохим.
Скорее он – как воплощение физических процессов – представляет собой метафору (электро)техники и вместе с тем
метонимию мужчины-инженера.
– Мышление является образным (imaginative)в том смысле, что понятия, которые не основываются непосредственно на опыте, используют метафору,
метонимию ментальные образы – всё это выходит за пределы буквального отражения, или репрезентации, внешней реальности.
Сознанию свойственна
метонимия и экономность: во многом этим объясняется свёрнутость многих речевых и прочих культурных норм в символы.
Меланхолическая вещь прерывает
метонимию желания, а также противопоставляет себя внутрипсихической проработке потери.
В свою очередь, эта неразличимость, связанная с подрывом удостоверяющей метафоризации и отрывом в океан бесконечной
метонимии, неизбежно обусловливает тавтологичность всех суждений, представлений, идей, понятий, расцветающих на теле этой «первичной» ситуации.
Другой излюбленный фольклорный термин – «зелено вино» в письменных источниках абсолютно не встречается, что может быть объяснено двояко: во-первых, как
метонимия слова «хмельное» («зелено» не значит зелёное, а зельено, то есть сдобренное зельем, травами, хмелем, зверобоем и т. д.).
Синекдоху считают разновидностью
метонимии или самостоятельным, отдельным тропом.
Поэт широко пользуется приёмом
метонимии («измученные спины»), использует символику цвета (чёрный – зло; «жолтый» – написанный через «о», мертвенный, но в то же время олицетворяющий богатство, сытость).