A&B. История двоих. Том 1

Екатерина Ведерникова (2024)

Дети, ненавидящие друг друга, стали одной семьёй. Ненависть быстро превратится в любовь. Но что делать, если эту любовь хотят отнять? Их ответ прост: убить всех, кто пытается это сделать. Сравнять с землёй, стереть в порошок, уничтожить — словом, жестоко и безжалостно избавиться от любой угрозы. Монстры, притворяющиеся детьми, или всего лишь дети, вынужденные убивать?

6. Неприятные новости

Две недели почти без перерыва лили дожди, а на улицу едва ли можно было выскочить без куртки, но конец сентября смог порадовать хорошей погодой. Этим тут же воспользовалась Хикари — хороший шанс нарисовать осенний пейзаж. Листва, как и полагается, окрасилась во все возможные оттенки жёлтого, красного и оранжевого. А вид с самой высокой лоджии на лес открывался сумасшедше красивый. Вечером, когда солнце начинает падение за горизонт, Хикари забралась наверх и, хлюпая ботинками по ещё невысохшим лужам, выбрала самое живописное место.

Прошло около двух часов с начала работы, когда она почувствовала хорошо знакомый ей запах.

— Себастьян, — сказала она, обернувшись.

— Да как ты это делаешь? — искренне изумился Себастьян.

Она сидела спиной к входу и не могла его увидеть, а он специально вошёл бесшумно, на цыпочках.

— Это секрет, — сказала она и отвернулась к холсту. — Чего пришёл?

— Мне скучно, — Сказав, он подошёл к ней ближе.

— Не смотри! — Она попыталась закрыть холст руками, но получилось закрыть только четверть.

— Ой, да ладно тебе. Покажи.

Какое-то время они припирались, в результате Хикари поняла, что он не отстанет, пока не посмотрит. Если ему что-то становилось любопытно, он любопытство удовлетворит, чего бы это не стоило. Сдавшись, она убрала руки и позволила взглянуть. «Ну, давай, скажи, что все это глупости и что получилось некрасиво…». Именно так реагировала её мать. Для неё всё, что нельзя продать, являлось ерундой, на которую не стоит тратить время. Так как ранее со сверстниками она толком не общалась из-за постоянных переездов, она считала мамино мнение — общепринятым. Ведь действительно, никакой практической пользы это занятие не несёт, только время и деньги тратит.

Пару секунд он смотрел на холст молча, потом перевёл взгляд на лес и вернул его на холст.

— Похоже получилось.

— Что?

— Похоже, говорю. Это ведь вот тот кусок, да? — он показал в сторону места, которое она частично уже перенесла на холст.

— Да.

— Я же говорю, похоже получается. Ты не против, если я рядом посижу?

–… Не против, — сказала она и посмотрела на него удивлённо.

Вскоре он приволок табуретку и сел рядом с ней. На плечи Себастьяна накинут плед, а в руках он держал металлический термос. Встряхнув головой, она вновь взялась за кисть. Как только она переключила внимание на холст, весь остальной мир словно перестал существовать. Она забыла, что рядом сидит Себастьян. Весь мир состоял только из тех деревьев вдалеке, кисти, холста и красок. Потеряв счёт времени, она очнулась, только когда руки закоченели настолько, что не могли держать кисточку. Солнце уже наполовину скрылось за горизонтом, его последние лучи просачивались через кроны деревьев и озаряли всё оранжевым светом. Себастьян всё ещё сидел рядом.

— Нам мама чаю сделала. Хочешь? — спросил Себастьян, протягивая крышку-чашку от термоса, в которой плескался этот самый чай.

Она кивнула и осторожно взяла чашку в руки. Чай обдал её закоченевшие пальцы теплом, испуская пар и приятный аромат. Он прокатился по горлу и упал в пустой желудок, заставив её с удовольствием выдохнуть.

— Ты не считаешь… — начала она неуверенно. — Что я маюсь дурью?

— Разве это дурь?

— Ну-у ведь это не приносит никакой пользы. Получается, это бессмысленно.

— Но тебе же нравится это делать?

— Ну да, но ведь всё равно же….

— Раз так, то получается всё человечество мается дурью.

— В смысле? — Она протянула ему крышку с чаем. Он протёр край, которого касались её губы, краем пледа и только после сделал глоток. Посмотрев на это, вдогонку она добавила: — Чистоплюй.

— Мне твои слюни не нужны, — тихо сказал он и отхлебнул ещё раз. — Всё, что ни делали бы люди, они делают, только потому что чего-то хотят.

— Ну нет. Они делают это, чтобы заработать, например. Или потому что так надо сделать. Или.. да много почему ещё.

— Вот неправда. Если человек делает что-то, чтобы заработать — он хочет денег. Если человек делает что-то, потому что так надо сделать, он просто хочет не испортить свою репутацию или потому что хочет показать, какой он хороший и правильный. Всеми руководят желания и только они. Человек не делает ничего, если ничего не хочет или не думает, что захочет потом.

— Вот как? И какое же желание управляло тобой, когда ты сюда пришёл?

— Я хочу тебе кое-что сказать.

— Что?

— Мы с мамой уедем завтра. Надолго.

— И когда вернётесь? — Странно, конечно, подумала она, что он так серьёзно решил об этом сообщить. Они частенько куда-то выезжали с мамой и возвращались вечером или на следующий день, и никогда в известность её не ставили. Наверно, их не будет целую неделю, пролетело у неё в голове.

— Через месяц примерно.

— Месяц?! — воскликнула она громче, чем хотела сама.

— Да.

— Куда вы собрались?! На целый-то месяц?!

— Даже не знаю, как тебе это объяснить….

— Уж постарайся.

— Мои каникулы подошли к концу.

— Так ты учиться едешь?

— В каком-то смысле….

— Что это значит?! Себастьян, не зли меня, отвечай чётко! — Она злобно зыркнула на него.

— Я еду учиться, но не математике там или языкам. Я еду учиться… убивать людей.

— Не хочешь говорить, куда вы едете, так и скажи, нечего выдумывать!

— Так я не выдумываю.

— Ты думаешь, я поверю в это?

— Не хочешь верить, не верь. Я сказал правду.

— И что, я останусь тут?

— Да.

— Вот фигушки! Я еду с вами!

— Не едешь.

— И кто мне запретит? Ты, что ли?

— Твоя мама сказала, что ты не можешь поехать с нами.

— Это с чего вдруг?

— Не знаю.

Повисло молчание. Хикари боролась со злостью и обидой, а Себастьян молча смотрел на кружку, в которой плескался едва тёплый чай. Его глаза были пустыми и отрешёнными, как и его поведение.

— Ладно, — сдалась она. — Месяц не так уж и долго. Переживу.

Вместо какой-либо реакции от Себастьяна была лишь тишина. Для приличия она подождала немного, но он как смотрел молчаливо в чашку, так и продолжил.

— Алё, я с тобой разговариваю. — Она помахала рукой перед чашкой, чтобы он обратил внимание.

— А. Прости, задумался.

— Ты какой-то странный сегодня. Что случилось?

— Да ничего…

— Говори. Или ты хочешь, чтобы я из тебя это выбила?

— Тебе лишь бы кулаки почесать….

— Себастьян!

— Ну ладно-ладно… Я не хочу туда ехать.

— Ну вот. А говорил, что все делают что-то, только когда чего-то хотят.

— Мама говорит, что я должен туда поехать, чтобы стать сильным и мог прожить долгую жизнь. Но я не понимаю, зачем мне это. Вот ты никогда не думала, что будешь делать, когда вырастешь?

— Ну-у… Нет, не думала.

— А я думал. И знаешь что? Ничего из того, что я могу представить, я не хочу. Кем бы я ни стал, что бы ни делал, я не вижу в этом никакого смысла. Я не хочу ничего и не думаю, что захочу когда-нибудь.

— И тебе из-за этого грустно?

— Не знаю. Наверно. — Он пожал плечами. — Я только одно знаю точно — мне скучно. У тебя когда-нибудь было такое, что ты смотришь на стрелку часов, а она будто специально ползёт так ме-е-едленно, что тебе аж тошно становится?

— Да. Постоянно на уроках так: закрываешь глаза, сидишь такая, сидишь, думаешь, что минимум пол урока прошло, открываешь глаза — а прошла всего минута. Но к чему ты это?

— У меня так постоянно, а не только на занятиях.

— Всё потому что ты слишком умный, — изрекла она, будто огласила очевидную истину, и разговор ушёл в другое русло.