A&B. История двоих. Том 1

Екатерина Ведерникова (2024)

Дети, ненавидящие друг друга, стали одной семьёй. Ненависть быстро превратится в любовь. Но что делать, если эту любовь хотят отнять? Их ответ прост: убить всех, кто пытается это сделать. Сравнять с землёй, стереть в порошок, уничтожить — словом, жестоко и безжалостно избавиться от любой угрозы. Монстры, притворяющиеся детьми, или всего лишь дети, вынужденные убивать?

1. Первая встреча

Старая электричка, стуча по рельсам, подъезжала к конечной станции. Машинист неразборчиво оповестил об этом в громкоговоритель. Аномальная для здешнего региона жара сделала своё дело — от духоты в вагоне было дурно всем пассажирам. Отсутствие кондиционеров в довоенной потасканной временем электричке — обычное дело. Зато цена проезда самая низкая.

Молодая мама, которой на вид не дашь и тридцати, беспрестанно обмахивалась билетами. Белые бумажки шелестели и прогибались, обдавая покрывшееся испариной лицо лишь лёгким ветерком. Её восьмилетняя дочь сидела рядом и провожала взглядом проплывающие здания. Очень странная парочка.

Мама сидела в светлом классическом деловом платье, которое отлепляла от взмокшего тела каждые пять минут. Изо всех сил она старалась поддерживать презентабельный вид, насколько это вообще было возможно в таких условиях: исправляла подтёкший макияж, пудрила лицо, чтобы убрать сальный блеск, выправляла складки на платье и поправляла причёску. Нельзя сказать, что все её старания пошли коту под хвост, но большинство — точно. Как бы она не старалась, жара изматывала её, и, хотела она того или нет, это отражалось на внешности. И её бесконечные попытки это исправить только ухудшали ситуацию. Из прилизанной строгой причёски выбилась уже не одна каштановая прядь, глаза потускнели, а поджатые губы и нахмуренные брови выдавали кипящее в ней раздражение. Обтягивающее платье выглядит эффектно, но стесняет движения, яркий макияж производит впечатление, но размывается и течёт на такой погоде. Весь её прекрасный внешний вид, которым она так гордилась, был не к месту. Однако большинство мужчин, сидящих в вагоне, не приметило эту деталь. Кто будет задумываться об этом, когда перед тобой сногсшибательная красотка? Стройная фигура с немаленьким размером груди, миловидное лицо с чётко очерченными скулами, острым подбородком, большими выразительными глазами и чувственными пухлыми алыми губами притягивали множество мужских взглядов.

Её дочь была полной противоположностью. Она одета легко и по поводу внешности явно не парилась. Её спутанные длинные тёмно-каштановые волосы, на которых солнце играло необычными огненно-красными бликами, распущены и болтались из стороны в сторону. Тон кожи заметно темнее чем у матери: золотисто-коричневый, смуглый, будто после хорошего загара. Лицо девочки же почти как у мамы, но есть и отличия. Особенно выделялись глаза — яркие и редкого красного цвета, словно два рубина. Это такая диковинка, что обладателей такими глазами по всему миру едва ли наберётся десяток. Завораживающе и удивительно.

Она, как и мама, была одета в платье, но её платье с классикой и строгостью ничего общего не имело. Простейший прямой крой, длина до колен. Если бы не цветовая гамма, это было бы обычное детское платье, но кислотные цвета, каким-то невероятным образом встретившиеся в одной ткани, вызывали головную боль при одном только взгляде. Ярко-салатовый перемешивался с не менее ярко-розовым — сочетание «вырви глаз». Но это было её любимое платье, потому мама не смогла заставить её надеть другое. Да и вообще, уговорить и тем более заставить что-то сделать эту непослушную девчонку было трудной задачей. Слишком уж девочка упрямая. Потому волосы болтались спутанными, на щеке красовалось грязное пятно, а платье было мятым. Девочке, судя по всему, было это до лампочки. Она витала в своих мыслях, слушая в пол-уха окружающие людские разговоры, стук по рельсам, приближающийся гул большого города и мамины нотации. На её блестящем от пота лице отражалась вселенская скука.

— Пить хочу… — тихо пробурчала себе под нос девочка, смотря в окно.

— Хикари! Ты меня, вообще, слушала? — строго сказала мать, посмотрев на неё с укором.

— Да всё я поняла! Быть вежливой, воспитанной и бла-бла-бла… — измученно вздохнув, сказала девочка.

— Разве можно так с мамой разговаривать?

–Я устала! — запротестовала девочка. — Пить хочу! И от того дяди, — она показала пальцев на сидящего недалеко от них полного мужчину. — Воняет!

— Прекрати! — она силой опустила её руку, указывающую на дурно пахнущего мужчину.

— Что мы там забыли? Хочу домой!

Плаксивые выкрики ребёнка стали привлекать внимание пассажиров вагона. Мать почувствовала укоризненные взгляды и решила сменить тактику.

— Я тебе уже объясняла, Хикари, — тише и куда спокойнее проговорила она.

— А я всё равно не понимаю!

— Маме нужно найти работу, потому она поедет в другой город, но там нет для тебя комнаты.

— Я могу с тобой в одной комнате жить!

— Нет, не можешь, — с нарастающим раздражением сказала она и поправила платье.

— Почему?! Раньше мы жили в одной! Почему сейчас нельзя?! — громче прежнего сказала девочка.

— Потому что я так сказала! Хватит задавать дурацкие вопросы! — прикрикнула мать. Девочка обиженно уставилась обратно в окно, замолчав.

Помолчав минуту и остудив пыл, мать спокойно, но строго продолжила.

— Хикари, повтори, как ты должна себя вести в гостях.

— Я должна быть вежливой и послушной, — не отрываясь от окна, сказала девочка. — Нельзя ругаться, пачкаться и шуметь…

— И?

— И мне нужно держаться подальше от того мальчика.

— Верно. Молодец.

— Почему?

— Хикари, ты опять?

— Но я, правда, не понимаю… Мальчик плохой? — не хныча, тихо спросила девочка.

Мать задумалась над ответом, потому какое-то время молчала. И когда Хикари уже не надеялась на ответ, заговорила.

— Помнишь, что я тебе сказала, когда мы покупали хомячка?

— Помню. Ты сказала, что хомячки живут очень мало, и мне нельзя к нему привязываться, иначе, когда он умрёт, мне будет больно…. Этот мальчик — хомячок?

— В каком-то смысле. Не ссорься с ним, но и не дружи, договорились?

— Хорошо, — так и не поняв, что мама имеет в виду, она согласилась.

— Ну, пора выходить, — сказала мать и, взяв дочь за руку, повела к выходу. Уже проталкиваясь сквозь толпу, она продолжила: — И не забудь, что я тебе говорила об их семье. Они… особенные. Ты не должна себя вести как они, ты меня поняла?

— Ага, — отмахнулась девочка. Мамины слова ей были не понятны, но, она знала, что даже переспросив, ничего из маминых объяснений не поймёт.

Вопреки ожиданиям на улице было ничуть не прохладнее. Даже наоборот солнце беспощадно жгло кожу и заставляло жмуриться. От раскалённого асфальта валил горячий воздух, поднимаясь волнами. В пересохшем рту першило, а голову заполняли два желания — выпить холодной воды и залезть в холодильник. Идя торопливым шагом за матерью, тянущей её за руку и беспрестанно требующую поторопиться, она представляла, как опускается в холодный-холодный снег. Он её обволакивает, окружает, остужает. Она хватает горсть снега и засовывает в рот, а он, тая, растекается блаженной прохладой по телу.

К её грусти, от мечтаний её оторвали.

— Прости, мы опоздали, — на одном дыхании выпалила её мать, запыхавшись.

— Ничего страшного, — сказала красивая, по мнению Хикари, женщина.

У женщины прекрасные длинные белые волосы, закручивающиеся в крупные кудри и сейчас развивающиеся на летнем ветерке. А ещё мраморная белёсая кожа и яркие голубые глаза, приковывающие взгляд. Она была невероятно красивая, но очень своеобразная, будто инопланетная. Она казалась такой нежной, хрупкой, но её взгляд кричал о другом. Столь пронзительно острый взгляд даже немного пугал.

Изящно заправив выбившийся белёсый локон за ухо, она заговорила с её мамой. Наполненный всевозможными любезностями разговор обещал быть долгим. От скуки девочка, частично ещё витая в облаках, стала рассматривать всё вокруг — деревья, проходящих мимо людей, проносящиеся поезда, шныряющих по платформам торгашей с едой и напитками… Вдруг она почувствовала что-то странное. Это что-то раздражало её взгляд. Такое бывает, когда смотришь куда-то и понимаешь, что здесь что-то не так, а что понять не можешь. Ты внимательно всматриваешься, но что-то ускользает. К тому же, в нос ударил странный незнакомый запах: лёгкий и едва уловимый. И он не был похож на какой-либо другой запах. В нём не было ничего знакомого — он не был ни сладким, ни кислым. «Так пахнет снег» — вдруг подумала Хикари. Ей показалось, что повеяло холодом. И только её мысли унеслись в прежнюю холодную степь, как тут же она увидела, что выбивалось из картинки — беловолосый мальчик, стоящий рядом с белокурой женщиной. Он был очень похож на неё — та же фарфоровая кожа и острый взгляд ярких голубых глаз. Но он всё же отличался. Если у его мамы волосы были скорее серовато-белые, то у мальчика ярко-белоснежные, словно только выпавший пушистый снег под яркими солнечными лучами. И цвет глаз был немного другим — через глубокий голубой цвет едва заметно пробивался бирюзовый оттенок.

— Мам, а что это за мальчик? — Она дёрнула за кофту свою мать, привлекая внимание. Мальчик удивлённо округлил глаза.

— Ой, простите, — с улыбкой на лице сказала белокурая женщина. — Мы забыли вас представить. Хикари, это — Себастьян. Себастьян, это — Хикари.

«Это же тот мальчик! Себастьян!» — внезапно осенило девочку. Она вспомнила, как мать ей о нем рассказывала, но его необычный цвет волос, похоже, она посчитала незначительной деталью, потому дочь в него не посветила. А зря. Ведь внешность мальчика не могла не привлечь внимание Хикари. «Какие красивые глаза» — думала Хикари. — «И волосы тоже. Только, похоже, ботаник какой-то». Слишком уж, на её взгляд, он был мелкий и щуплый.

— Мам, а почему у него волосы такие белые?

— Так спроси у него, — сказала её мать с неловкой улыбкой на лице.

— Почему у тебя волосы белые? — обратилась она уже к нему, но ответа не последовало. Он без каких-либо эмоций продолжил на неё смотреть. Её это разозлило. «Важничает стоит! Видимо, не считает, что мне стоит отвечать!».

— Он сегодня не очень разговорчив, — оправдала сына белокурая женщина.

— Это потому что он — дурак? — спросила девочка.

— Я же говорила тебе, нельзя так говорить! — одёрнула её мать.

— Почему нельзя? Это же правда. И вообще, все мальчишки — дураки! Ещё и имя такое дурацкое — Се-ба-стьян, — имя его она исковеркала, специально повторив его по слогам и поставив ударение на последний слог.

— Хикари! — ещё более грозно сказала её мать.

— Ну Хи-ка-ри, конечно, лучше, — внезапно грубо ответил Себастьян, вперив в неё взгляд своих жутких ярко-голубых глаз. Удивления на лице больше не было, но и злости на нём не отражалось. Он не хмурил белые брови и не поджимал злобно губы. Спокойствие, хладнокровие и, как показалось Хикари, надменность. — Ещё и платье твоё — ужас просто! У самой в глазах от него не рябит?

— Ну-ка повтори! — Она ловко отпрыгнула от мамы, словно юркая кошка, не дав схватить себя, и стремглав помчалась к мальчику.

Мальчик даже не дёрнулся, когда она, ударив его по лицу, повалила на землю и уселась на грудь, занеся кулак для нового удара. Он просто на неё смотрел, и даже не пытался увернуться.

— Прекрати сейчас же! — мать схватила её за руку и подняла с мальчика.

Конечно, за эту выходку ей влетело. С заплаканными глазами она потирала ягодицу, к которой только что приложилась мамина ладонь, и терпеливо молчала.

— Прости меня, пожалуйста! — сказала её мать белокурой женщине. — И не подумай обо мне ничего плохого, просто…

— Ты воспитываешь своего ребёнка по-своему, а я по-своему. Ничего страшного, — вновь улыбнувшись, сказала она.

— Если ты откажешься нам помочь, я даже не знаю, что нам делать…

— Успокойся. Моё решение осталось прежним. Она какое-то время поживёт у нас. И её вспыльчивый характер совсем не помеха, правда. Места у нас много.

— Спасибо! Ты настоящая подруга.

Ещё какое-то время они болтали ни о чем, а потом настало время расходиться. Её мама присела на корточки рядом с дочерью.

— Послушай, Хикари, — сказала она, взяв её маленькую ручку. — Я заберу тебя, как только смогу. Мне очень нужно уехать одной, но я буду звонить.

— А ты вернёшься к моему дню рожденья?

— Конечно, вернусь. И мы его отпразднуем с настоящим тортом.

— Правда?! — радостно воскликнула девочка.

— Правда. Но только в случае, если ты будешь хорошо себя вести.

— Я буду!

— Вот и славно. И не забывай все, о чем я тебе говорила, Хикари.

Её мать ушла. Силуэт растворился в толпе, спешащей на новую электричку.