Академия Иммерсии 2: Право Истинных

Алексей Герасимов (2024)

Леонид Павлович Быстрый продолжает адаптироваться в новом для себя мире, попутно привыкая к лохматой сущности, которая поселилась в нем. Он этого не желал, но пути Единой неисповедимы. Зверь внутри него сделал свой романтический выбор, осталось только согласовать его с человеческой половинкой. Однако не все так просто. К тому же, враг, которого он одолел в Новогоднюю ночь, не собирается отказываться от своих монархических планов и теперь жаждет не только смерти избранницы его волка, но и мести…

Глава 7. Когда факты не соответствуют теории, Меняй методику наблюдений

Возможно всё — поверь и не сдавайся,

Для невозможного лишь нужно больше дней,

Отбрось печальный опыт прожитого, постарайся,

И невозможное возможным обратится поскорей.

Павел сидел неподалеку от огромной каменной арки, наблюдая за мерцающими волнами света, что каскадами стекали с ее граней на землю. На протяжении недели Павел проводил у портала всё свободное время. Он вглядывался в лица проходящих сквозь световую завесу существ, надеясь увидеть ее — Катерину. Гладь портала выглядела, как поверхность озера, растекшегося между мирами. Каждый, прошедший сквозь него, вызывал на его поверхность новые волны. Это гипнотизировало.

Для ученого, посвятившего себя изучению биологического разнообразия, каждый день в этом мире походил на первый визит пятилетнего мальчика в парк развлечений. Павел открывал для себя новые жизненные формы, которые раньше встречались лишь в сказках да фэнтези. Драконы, эльфы, огромные клыкастые твари, напоминающие летучих мышей-переростков, зеленокожие орки и множество уникальных представителей остальной фауны. Людской поток на подобном фоне тускнел, но именно он был для ученого в приоритете. Движение у портала не замирало ни на минуту. Кто-то тут же испуганно возвращался обратно, кто-то с горящим взглядом исследователя уходил за горизонт нового мира.

Гномы пытались поддерживать минимальное подобие порядка, но на глазах Павла вспыхивало немало стычек на фоне социального недопонимания. Всё это казалось ученому чем-то невероятным. Словно все фантазии его мира оживали перед глазами. Увиденное обостряло боль утраты, но так же одаривало удивлением и надеждой. Екатерина могла оказаться среди попаданцев. Возможно, она тоже шла среди этих существ, надеясь найти обратный путь. Надеясь встретить его.

На седьмой день с восходом первых лучей солнца портал схлопнулся. Это стало сюрпризом для всех. Свет в проёме исчез, словно свеча, задутая резким порывом ветра. Около сквозной арки смущенно переминались немногочисленные существа, не успевшие пересечь портал и теперь наглухо застрявшие в этом новом для себя мире. Их шок и растерянность сквозили в каждом движении и жесте. Они беспомощно озирались, надеясь на чудо, которое вернет их обратно. Некоторые из них прижимались к холодным камням арки, словно ожидая, что свет вновь вспыхнет и откроет путь домой. Их отчаяние, переходящее в гнев или безысходность, вонзалось в сердце Павла, усиливая его собственную боль.

Пока гномы думали, что делать с пришлыми, разум Павла страдал от сожаления и безысходности. Не нашел, не смог. Но электродракон внутри него напомнил, что у них есть важное дело. Печаль не могла стать причиной отказа от задачи.

Тянуть с подготовкой к вылазке не стали. В первую же ночь после закрытия межмирового перехода Павел с электродраконом отправились прятать сердце. Дракон каждый день твердил, что сердце необходимо обезопасить, ведь только так их планы смогут осуществиться. Поток низкорослых, желающих поживиться останками падшего зверя, иссяк, и можно идти, не особо скрываясь. Павел пробирался через коридоры пещеры, чувствуя, как влажный воздух проникает в легкие, а каменные стены отражают каждый шаг гулким эхом. Дракон управлял его телом с удивительной грацией, а то, что глазам не требовался дополнительный источник освещения, уже входило в привычку. Павел чувствовал, что никогда не смог бы достичь такой ловкости в своем человеческом облике. Контраст между его собственной хрупкостью и невероятной мощью, что теперь жила в нём, всё еще поражал.

Когда они добрались до огромных останков, ученому слегка поплохело от вида разлагающейся плоти, источающей отвратительный запах тлена, смешанный с чем-то металлическим, словно воздух был наэлектризован. Гнилостный дух разъедал легкие, но внимание Павла приковало другое — источник странной ауры, булыжник правильной формы, что торчал из груды костей, пульсируя, словно всё еще был живым. Рука сама легла на теплую шершавую поверхность, и камень начал меняться, формируя трепещущий орган. Сердце было огромное, темно-красное, с пробегающими по его поверхности электрическими разрядами, которые танцевали по кровавым прожилкам, словно молнии в ночи. Оно мерцало мягким светом, будто внутри него до сих пор бушевала стихия, живая и неукротимая. Павел чувствовал его магию, она почти осязалась, — сила, которую можно было использовать или уничтожить.

Несмотря на размеры, сердце оказалось вполне транспортабельным, и дракон потянул ученого вглубь подземных ходов. Когда они добрались до одного из ответвлений, Павел остановился, чувствуя, как дракон напряг свое внимание. Они оказались в узком тоннеле, где тьма казалась непроглядной, но не для дракона. Он поднял руку, и пальцы Павла стали искриться, мерцая голубоватыми разрядами молний.

В голове ученого прозвучало непонятное заклинание, и стена перед ними отозвалась гулким звуком. Камни начали плавиться и растекаться, словно воск под огнем, растворяясь, пока не обнажилось необычное скрытое пространство. За стеной открылась еще одна пещера правильной сферической формы, воздух в ней густо насыщала магия, а каменные стены покрывали причудливые природные узоры и резьба, живущая собственной жизнью.

«Это было мое персональное логово», — раздалось в голове объяснение зверя.

Дракон велел положить сердце в центр, на естественный каменный постамент, и павильон заполнился ярким сиянием. Свет струился по стенам, а молнии, что танцевали вокруг сердца, будто пульсировали самой жизнью. Это было нечто прекрасное и угрожающее одновременно, сила и красота, сосредоточенные в одном месте. Пещера должна стать хранилищем тайны, защищенной колдовскими барьерами, что сооружал при помощи Павла дракон. Каменные стены начали изменяться, принимая форму закрытого магического барьера, скрывающего все следы их присутствия здесь.

Дракон руками Павла поводил в воздухе, и голубоватые линии молний растянулись по стенам, образуя магическую сеть. Эта сеть колыхалась, словно паутина на сильном ветру, запечатывая вход в пещеру. Павел наблюдал, как магические узоры, созданные силой дракона, соединяются, образуя замысловатую печать.

Когда всё закончили, Павел стоял перед каменной гладью стены пещеры, на которой под определенным углом рассмотрел контур, как будто нарисованной двери. Сердце ученого горестно сжалось. В этом моменте он прочувствовал что-то трагичное, словно каждая частичка силы, что они с драконом вложили в магический оберег, отбирала у него что-то личное, оставляя пустоту и необходимость продолжать.

Дракон заговорил с ним, прервав молчание: «Сердце нуждается в постоянной подпитке, Павел. Оно должно получать энергию. Без нее наша миссия обречена на провал. Оно способно черпать силы из того, что существует вокруг — живые существа, плоть, кровь, магия…»

Павел нахмурился. Идея использовать кровь других существ, убивая их, ему была чужда, отвратительна. Он чувствовал внутренний протест, словно каждое слово дракона резало его самого по живому. Ученый, всю жизнь защищающий братьев меньших, не мог поверить, что в его жизни может возникнуть потребность подобного варварства. Борьба между его человечностью и жестокостью дракона становилась всё сильнее, вызывая у него отвращение к самому себе и сомнение в их общей миссии. Его сердце протестовало, но он догадывался, что для дракона это обычное состояние. Для него жизнь ценилась не больше, чем источник магической энергии.

— Нет, — резко ответил вслух Павел, осознавая, что он не может этого позволить. — Найди другой способ. Мы не будем убивать живых, только чтобы кормить твое сердце.

Дракон зарычал недовольно, но затем улыбнулся через Павла, словно оценивая его решительность, и напомнил: «Наше сердце! Наше! Не забывай об этом!»

— Тогда я лучше сразу сброшусь с ближайшей скалы и разом решу этот вопрос для нас обоих!

«Ну, хорошо-хорошо. Не кипятись. Энергии в сердце хватит на пару десятков лет, к тому же есть и другой способ. Гномы и те, кто остался здесь из-за закрытия портала, они могут послужить источником. Они уже потеряны для своих миров. Они не вернутся. Но! Их сила может служить нам».

Павел тяжело вздохнул, направившись к выходу. Это трудная моральная дилемма, но он понимал, что выбор невелик. В его руках судьба артефакта огромной силы, и он должен использовать ее мудро.

Через несколько дней Павел обратился к Крагнуру, старейшине гномов, предложив тому помочь со строительством жилья на месте, где когда-то был портал. Эта территория должна стать пристанищем для тех, кто не смог вернуться. Место, где попаданцы могли бы начать новую жизнь, адаптироваться к миру Алитая.

Бородач посмотрел на него с подозрением, но согласился. Постепенно неподалеку от арки начал вырастать лагерь — первый дом для тех, кого мир выбросил через магическую щель.

Строительство, хоть и медленно, но шло. Каждый день Павел, наравне с остальными участвовал в этом процессе, приобретая новые для себя навыки. Он видел, как гномы выкладывали фундаменты, как устанавливались первые деревянные балки, и как лагерь понемногу обретал форму. Это место должно стать не просто жильем для потерянных существ, но также местом, где они могли бы почувствовать поддержку в начале новой жизни.

В один из таких дней, наблюдая за работой, Павел вдруг ощутил странное чувство облегчения. Он понимал, что создает что-то важное, что может помочь другим. Но вместе с тем его взгляд постоянно возвращался к скрытой пещере, к сердцу дракона, которое ждало подпитки. Он знал, что пока их тайна в безопасности, он может продолжать действовать. Крагнур часто подходил к Павлу с вопросами, и вскоре между ними зародился доверительный диалог. Гном — опытный мастер, и его знания играли важную роль при строительстве. В какой-то момент он спросил Павла о целях этого лагеря, почему он решил основать его здесь.

Павел, немного поколебавшись, ответил:

— У меня есть теория, что здесь, возле портала, такое особенное место, которое связывает миры. Когда или если он откроется вновь, те, кто остался, должны будут найти дом, чтобы пережить этот момент. Эти дома станут их убежищем.

Гном внимательно посмотрел на него, его глаза выражали теперь не только подозрение, но и уважение. Он видел перед собой люда, готового сделать всё для спасения других, и постепенно его недоверие исчезло.

Строительство продолжалось, и лагерь начал расползаться по долине. Те, кто ушел на разведку нового мира, возвращались, делясь знаниями об увиденном. Многие из них помогали на стройке, привнося в работу магические или физические способности своих рас. Павел помогал каждому, кому требовалось, осваивался сам, постепенно набирая авторитет как среди гномов, так и переселенцев. Дракон внутри по большей части никак себя не проявлял в магическом плане, дабы не подставлять свой новый «сосуд» под подозрения.

Каждый вечер ученый возвращался к пещере, чтобы проверить сердце. Он чувствовал, что оно живет своей жизнью, что магия внутри него дышит и пульсирует. Дракон каждый раз напоминал ему, что это временное решение. Им необходимо найти другой способ подпитки сердца, и на это у них имелось не так много времени.

— Поживем — увидим, — пробормотал Павел однажды вечером, стоя перед пещерой. — Возможно, мы сможем найти иной путь. Путь, который не будет столь жесток и циничен.

***

Голод, слегка затихший к середине лекции о драконах, к ее окончанию вернулся с утроенной силой. Казалось, что мой желудок превратился в бездонную яму, требующую немедленного наполнения. Как только я добрался до столовой, началось настоящее пиршество. Мое тело требовало топлива, словно кто-то включил в нём режим безумного потребления. Тарелки с кашей, жареным мясом, овощами и даже сладкие булочки исчезали одна за другой в бездонной пропасти моей утробы.

Несколько студентов, сидевших поблизости, переглядывались и тихо посмеивались, перешептываясь: «Да он, наверное, дракона внутри кормит!» или «Смотри, как бы не съел и стол вместе с тарелками!»

Я слышал их шутки краем уха и чувствовал, как жар заливает мои уши. Но, если честно, мне было не до подколов, мой желудок требовал свое, и я ел с таким усердием, что мог бы конкурировать с Робином Бобином. Пусть смеются, я всё равно не остановлюсь, пока не накормлю эту черную дыру голода. Я сам не понимал, как это возможно — никогда раньше не ел столько. Моя цель проста: накормить волка, который внутри требовал энергии.

Когда тарелки опустели, я наконец-то почувствовал облегчение. Стол стал напоминать поле битвы после сражения — куча посуды, остатки еды и мой тяжело дышащий вид. Протерев рот салфеткой, я выдохнул и потянулся. Долго наслаждаться сытостью не удалось — по громкой связи голос Торбина, завхоза академии, велел мне срочно явиться в преподавательскую.

Огромный кабинет с высокими узкими вертикальными окнами к моему появлению превратился в филиал нашего любимого с Майей горячего источника. Отопление прорвало, и горячая вода уже начала подбираться к дверям. Торбин, красный от злости, стоял посреди учительской и бросал в мою сторону гневные взгляды. Видимо, моя скорость прибытия его не устроила. Он указал на источник бедствия — толстую металлическую трубу, из которой с шипением вырывался кипяток. Благо вода на полу успела остыть, и я смог подобраться к разрыву, уклоняясь от жалящих струй пара.

В панике оглядываясь вокруг, я заметил на спинке стула что-то серое, напоминавшее ткань. Не думая, я схватил это и обмотал вокруг трубы, перекрывая травмоопасный поток. Каким-то чудом удалось повернуть старый вентиль на входном узле в углу кабинета. Я с облегчением выдохнул и, вернувшись к прорехе, стал разматывать тряпку с трубы.

Рваная трещина на цилиндрической поверхности напоминала миниатюрное ущелье. Я осторожно водил по ее краям пальцем, раздумывая, как поступить. Наложить жгут из обрезка чуть большего диаметра или заменить трубу целиком?

Вдруг я почувствовал, как в животе что-то завибрировало. Сначала я решил, что это съеденное дает о себе знать, но внезапно всё стало серьезнее. Я не понимал, что происходит, и зарождающая паника выдавала максимально драматические версии. С неожиданным треском из моих пальцев выбилось электричество, заполнив воздух запахом озона. Словно обед не просто насытил меня, а наполнил какой-то дикой энергией, которая теперь начала вырываться наружу. Край прорехи раскалился, и прорыв, следуя за движением пальцев, начал спекаться, словно кто-то невидимый действовал сварочным аппаратом. Я, разинув рот, совершенно не понимал, что происходит, но не мог остановиться. Через несколько мгновений всё закончилось, а труба радовала взгляд аккуратным сварным швом.

Торбин, к счастью, ничего не заметил — он был слишком занят осушением пола от избытка воды. Гном достал небольшой артефакт в виде медного жезла с выгравированными рунами и провел им над гладью. Вода начала стремительно испаряться, оставляя клубы пара и насыщенный запах сырости. Он открыл окно на проветривание и кивнул мне, буркнув что-то про «молодежь, которая уж слишком быстро учится». Я же, ощущая в груди дикое возбуждение от того, что так лихо справился с задачей, лишь улыбнулся, надеясь, что никто не заподозрит ничего странного в моей работе.

Когда я уже собрался вернуться к себе, в учительскую вошел Элеррион. Он осмотрелся, скривившись от обилия влажных запахов, остановил взгляд на мне, а затем на… тряпке, что я отжимал от остатков воды. Элеррион отчего-то нахмурился.

— Это что… мой жилет? — спросил он, его желтые глаза сузились, а бровь поднялась. — Леонид, что здесь произошло?

Я почувствовал, что, несмотря на жару в учительской, меня обдало холодом. Я сглотнул, пытаясь придумать что-то внятное.

— Эм… это… — я замялся. — Я… увидел воду и… ну, надо было что-то сделать… Я… я думал, это просто тряпка… Честное слово!

Элеррион вырвал из моих рук жилет, с которого еще капала вода, и нахмурился еще сильнее. Вдруг на удивление он слегка усмехнулся.

— Тряпка, значит? — произнес он, покачивая головой. — Тряпка — это то, во что ты ежедневно облачаешься, Леонид. А я за эту «тряпку» полсотни серебра на рынке отсыпал.

Его привычная аура спокойствия и таинственности будто охладила помещение.

Он еще раз оглядел учительскую, остановив взгляд на пострадавшей трубе, затем перевел взгляд на меня и с едва заметной улыбкой сказал:

— Ты, кстати, не забыл, что у нас с тобой очередное занятие? Пойдем в мой кабинет.

С этими словами он развернулся и вышел, не оставляя мне выбора, кроме как следовать за оборотнем. Эмоции от внезапного применения электромагии всё еще вибрировали в мыслях, но я постарался сосредоточиться на предстоящем занятии.

Кабинет Элерриона всегда производил на меня впечатление. В нём царил уютный сумрак, и только мягкий свет пары светокамней освещал стол, заваленный свитками и колбами с разноцветными жидкостями. Мы сели друг напротив друга, и оборотень, как обычно, начал с проверки моих навыков концентрации.

Это классический ритуал: закрыть глаза, сосредоточиться на биении своего сердца, почувствовать, как кровь движется по венам.

Я привычно стал погружаться в медитацию, но тут же понял — что-то изменилось. Всё, что раньше казалось мне невероятно сложным, теперь получилось с такой легкостью, словно я проделывал это десятилетиями. Я смог прочувствовать каждую каплю крови, движение каждой клетки, каждое разветвление сосудов. Это ощущение давало невероятное чувство контроля, почти как если бы я управлял собственным телом на каком-то ином, глубоком уровне. И самое главное — каждый сосуд, каждая клеточка и каждый нерв отзывались на мои намерения.

Элеррион молча наблюдал за мной, его взгляд становился всё более заинтересованным. Я всеми фибрами ощущал это взгляд, будто прожектор, направленный прямо на меня.

Когда я открыл глаза, он немного прищурился, его губы сжались в тонкую линию, а затем он, наконец, заговорил:

— Леонид, я же вижу, что твои способности значительно улучшились. Ты стал намного лучше контролировать магию крови. Признавайся, что случилось? Ты использовал дополнительные упражнения? Или тебе кто-то помог?

Меня словно подбросило. Я чувствовал себя на грани — с одной стороны, я хотел рассказать преподавателю о Ксаверии, о ночных тренировках и об этом новом, таинственном мире электромагии. Внутри бушевала смесь страха и решимости, будто две стороны моей сущности спорили, стоит ли делиться этой тайной или нет. Желание выговориться било по нервам, но что-то внутри, как некая невидимая сила, удерживала от откровений. Как будто язык не подчинялся, а мысли скользили в сторону. Не знаю, сработало ли это заклинание, обещание или что-то другое, но я просто не мог.

— Эм… ну… — начал я, чувствуя, как пот начинает выступать на лбу. — Знаете, наверное, я просто… э-э-э… больше практиковался на досуге. Ну и еще, я ел очень много мяса, это же помогает, правда?

Элеррион привычно приподнял бровь, и я увидел в его взгляде тень улыбки. Тот, несомненно, понимал, что я не договариваю, но не стал давить на меня.

— Мясо, говоришь? Ну, возможно-возможно, — протянул он, медленно покачивая головой. — Но не забывай, Леонид, что настоящий контроль достигается не только через физическую силу, но и через понимание и дисциплину. Ты совершил значительный прогресс, и это хорошо. Однако я чувствую, что в тебе есть еще что-то… нечто, что тебе самому предстоит раскрыть.

Я кивнул, чувствуя смесь облегчения и напряжения. С одной стороны, Элеррион не стал меня допрашивать, но с другой — я понимал, что рано или поздно придется открыть правду.

А что, если он узнает всё?

Что, если это окажется нарушением какого-то правила, о котором я даже не догадываюсь? Меня терзали мысли о последствиях — изгнание из академии, потеря доверия… или что-то еще хуже. Я чувствовал, что пока не готов рассказать, и что-то внутри меня кричало: «Сохрани эту тайну любой ценой».

Однако я сегодня отделался. Мы продолжили занятие, и я сосредоточился на упражнениях, стараясь не думать о Ксаверии и его тренировках.

Элеррион велел мне сфокусироваться на управлении потоком магии крови. Нужно было аккуратно перемещать ее из одной части тела в другую, создавая небольшие резонансы в руках и ногах. Это сложное упражнение, требующее полной концентрации, но я делал легко, словно мои вены стали гибкими каналами, подчиненными моим мыслям. Элеррион нахмурился, и я почувствовал, что он снова весьма удивлен. Обычно такие задания требовали нескольких недель практики, но для меня это стало словно игра. И эта легкость казалась одновременно и пугающей, и захватывающей.

Преподаватель внимательно наблюдал, его глаза то сужались, то расширялись, как будто он пытался разгадать мою тайну. Мы молчали, но я чувствовал его интерес и стремление понять, что же изменилось во мне. В какой-то момент он слегка усмехнулся, а потом, словно вспомнив что-то важное, сделал знак продолжать. Я перемещал магию, создавал небольшие волны, ускоряя или замедляя потоки, чувствуя, как контроль становился абсолютным.

Когда мы закончили, Элеррион одобрительно кивнул и отпустил меня, пожелав доброго вечера. Я выбрался из его кабинета с чувством, что прошел некий скрытый тест. В голове всё еще звучали его слова о том, что во мне есть нечто, что мне предстоит раскрыть. Вероятно, он был прав. Возможно, я только начинал понимать, что за сила пробуждается внутри меня.

Проклятье!

Я снова проголодался. На ужин я успевал, но пришлось довольствоваться остатками. Видимо, мое расстроенное выражение лица так впечатлило пухлую девушку на раздаче, что в конце скудной трапезы она вручила мне небольшой, но ароматный сверток. Я моргнул от удивления, затем улыбнулся ей, чувствуя, как внутри разливается теплое чувство благодарности.

— Спасибо большое, — пробормотал я, немного смущенно.

Похоже, даже в такие моменты удача продолжала мне улыбаться. Нос не обманывал меня, и, выйдя на улицу, я обнаружил в нём пару кроличьих скелетов. Пускай основное мясо с них срезали, но на костях всё еще оставались приличные куски прожаренного питательного белка. В общежитие я уже входил сытый и весьма довольный жизнью, подсознательно понимая, что съел большую часть угощения прямо с костями.

***

В этот поздний вечер, когда солнце уже несколько часов освещало другие миры, Сарассис добралась до восточной префектуры Алитая, воспользовавшись наемной самоходкой. Пробираясь по узким улочкам округа, она куталась в ткань утепленного плаща, скрывшего ее фигуру. Темнота служила ей лучшим союзником, и она ловко уклонялась от встреч со случайными прохожими. Никто не должен знать, куда и зачем она направляется. Этот путь должен остаться ее тайной, и она собиралась сделать всё, чтобы так и вышло.

Оказавшись в глубине районов, где проживали дальние родственники Ассаны, тело которой накануне предали воде по всем правилам нагов, Сара остановилась у небольшого дома. Он был неприметным, скромным, с окнами, затянутыми витиеватыми шторами. Она осторожно огляделась, чтобы убедиться, что ее никто не видит, и достала из сумки сверток с деньгами. Сверток был перевязан старой лентой с надписью: «В память о той, которую вы потеряли». Эти деньги — всё, что она смогла найти в тайниках Мастера, и это был ее способ вернуть хоть немного надежды тому, кого она лишила, по сути, всего.

Сарассис тихо постучала в дверь и сразу же скрылась в тени, наблюдая из укромного угла. Через несколько мгновений дверь приоткрылась, и в свете свечи показалось лицо мальчика, в чертах которого легко угадывалась родственная связь с Ассаной. Ее младший брат. Крисс недоверчиво огляделся вокруг, затем заметил сверток. Его лицо сначала отразило удивление, а затем ту самую, непосредственную детскую радость от внезапного дара.

— Тетя! Дядя! Смотрите! — воскликнул мальчик и скрылся внутри, даже не закрыв за собою входную дверь.

Сара, спрятавшись за углом, услышала восторженно-удивленные возгласы из дома и почувствовала, как узел вины на сердце немного ослаб. Это был ее долг перед погибшей студенткой, и хотя это не вернуло Ассану, ей хотелось верить, что она хоть немного исправляет несправедливость, причиненную этой семье.

Лишь к утру следующего дня Сарассис вернулась в свою лавку. День начинался, как обычно, полки с антикварными артефактами, свитками и редкими ингредиентами нуждались в порядке, и Сара погружалась в привычные дела, чтобы отвлечься от мрачных мыслей. У Эгиля выходной, и она сама расставляла товары, когда услышала, как кто-то вошел, звякнув колокольчиком над дверью. Девушка повернулась и увидела Брогара Зубореза — массивного орка с добродушной ухмылкой и сверкающими глазами.

— Брогар! — Сара улыбнулась, стараясь придать уверенность голосу. — Каким неведомым ветром тебя сюда принесло?

— Привет, нага, — прогудел Брогар, проходя к прилавку. — Давненько не виделись. Да я бы и сейчас не пришел, если бы судьба не заставила. Появилась проблемка, которая косвенно задевает тебя. А я, знаешь ли, не мечтаю проснуться среди ночи с твоим лезвием у своего горла. Лучше сразу прижечь все раны и не дать инфекции разрастись. Знаешь, мне тут кое-что стало известно от моей племянницы Майи.

Сара насторожилась, но старалась сохранять спокойствие.

— Я всё уже оставила позади, Брогар, — сказала она, разводя руками. — Больше никаких авантюр, никакой преступной деятельности. Лавка, торговля — это теперь всё, чем я занимаюсь.

Брогар хмыкнул и опустился на антикварный деревянный стул у прилавка. Его вес заставил образец редкой мебели жалобно заскрипеть.

— Да, понимаю, что ты сменила путь, Сара. Но я здесь не ради твоих делишек из прошлого, — орк нахмурился, его взгляд стал серьезным. — Хотя… Дело в том, что ко мне в лавку недавно наведался Касарр Хальдрен. Ты помнишь этого волка?

Сарассис напряглась, ее глаза сузились. Имя Касарра Хальдена ей слишком хорошо знакомо. Он известен своей темной репутацией и бескомпромиссностью в достижении целей. Обычно его заказы означали неприятности и реки из крови сопутствующих жертв.

— Что он хотел? — спросила она, стараясь сохранить спокойный тон, но внутри нее всё кипело.

— Он попросил добыть кое-что специфическое, — продолжил Брогар, внимательно наблюдая за ее реакцией. — Старые планы подземелий низкоросликов, на поверхности которых выстроена академия. Зная, чем именно занимается этот Касарр, я подумал, что это нужно обсудить с кем-то, кому академия небезразлична. Поэтому я пришел к тебе, зная, что ты в курсе всех этих дел и имеешь связь с Майей.

Сара кивнула, обдумывая его слова. Она знала Брогара не первый год — их пути пересеклись еще до академии, когда Сара только начинала свой путь в криминальном мире Этерии. Лавка Брогара всегда снабжала ее необходимыми редкими артефактами и оборудованием. У нее с орком сложилось определенное доверие друг к другу. Возможно, даже что-то вроде уважения. Брогар, как и она, понимал темные стороны магических миров, но в нём всегда оставалась искра доброты, особенно когда дело касалось семьи.

Она догадывалась, что Касарра наверняка наняли по душу принцессы и не могла пройти мимо такой ценной информации. Ее взгляд на мгновение затуманился, и она вспомнила слова Мэрлина. На кону всё еще стояли жизни друзей. У нее не было права снова потерять кого-то из близких.

— Спасибо, что рассказал мне об этом, Брогар, — наконец ответила она. — Я попрошу тебя, если это возможно, потянуть время. Сделай вид, что поиски карт активно идут, но тянуть нужно столько, сколько получится. Я попробую разобраться с этим.

Брогар кивнул, его взгляд был серьезен.

— Хорошо, Сара. Я постараюсь выиграть время, но ты же помнишь, Касарр не из тех, кто любит ждать. Не факт, что он обратился только ко мне. Так что, держи свой раздвоенный язычок по ветру.

Сара встретила его взгляд и слегка улыбнулась, хотя в ее глазах уже разгорался огонь знаменитой Вишлегисс.

— Всегда держу, — произнесла она с легким оттенком уверенности, которую надеялась сохранить в голосе. — Спасибо, Брогар. Ты тоже будь осторожен. Этот оборотень сначала режет, потом думает. Если что-то пойдет не так, постарайся просто исчезнуть из его поля зрения.

Орк хмыкнул и медленно поднялся со стула. Его массивная фигура на мгновение затмила свет, падающий из окна, и Сара поймала себя на мысли, что ей комфортно в присутствии орка. Как будто рядом был кто-то, кто может защитить ее в случае чего. Повезло Пчёлке.

— Постараюсь, — прогудел он, двинувшись к выходу. — И ты уж постарайся избежать неприятностей, нага. По рассказам Майи, ты уже достаточно натворила.

— А ты, значит, образец добродетели? — с ухмылкой фыркнула Сара. — Брогар, не прикидывайся, ты знаешь, что если бы у тебя имелась возможность, ты бы снова полез в былую трясину, не надев сапоги.

— Может быть, и полез бы, — признался он, ухмыляясь. — Но тебе всё равно надо быть осторожней. Не всякий раз Единая будет такой милосердной.

Сара улыбнулась, когда дверь закрылась за Брогаром. Ее взгляд уперся в прилавок с фарфоровым антиквариатом. Она подозревала, что теперь ее путь снова пересечется с темными фигурами из прошлого, но на этот раз она была готова сражаться на другой стороне.

Нагиня понимала, что нужно действовать быстро. Касарр опасен, и если его план — преодолеть защиту академии, то вряд ли это просто попытка поразвлечься. Возможно, придется навестить старый притон, который она знала еще с тех времен, когда сама была частью подпольного мира.

Объект находился в северной части города, в районе под названием Кривой Переулок. Узкие улочки, где даже днем солнце почти не проникало сквозь нагромождение зданий, служили пристанищем для всего разнообразия темных личностей. Владельцем притона был старый оборотень по имени Гррим, который, по слухам, за свою жизнь повидал столько дерьма, что уже давно не верил ни в добро, ни во зло, а лишь в выживание. Под крышей его вонючей питейки собирались все, кому была нужна информация, артефакты или услуги без лишних вопросов. Место, полное сомнительных личностей, но если кто-то и мог знать, где ей найти Касарра, то именно они.

Мысли Сарассис на миг потемнели. Вряд ли удастся убедить Касарра отказаться от заказа. Придется вспомнить свои старые навыки. Да, она больше не наемный убийца, но иногда, чтобы защитить тех, кого любишь, приходится и хвост замарать. Она вспомнила свое последнее заказное убийство, когда ее руки были залиты кровью, а глаза смотрели в пустоту, не вызывая ни капли эмоций. Она больше не хотела возвращаться к такому, но понимала, что иногда выбор между злом и выживанием становится единственно возможным. И если для защиты друзей ей снова придется переступить через границы морали, она готова сделать это. Если потребуется, она избавит столицу от этого негодяя, не колеблясь ни секунды. Снова убить, но уже во благо.