Академия Иммерсии 2: Право Истинных

Алексей Герасимов (2024)

Леонид Павлович Быстрый продолжает адаптироваться в новом для себя мире, попутно привыкая к лохматой сущности, которая поселилась в нем. Он этого не желал, но пути Единой неисповедимы. Зверь внутри него сделал свой романтический выбор, осталось только согласовать его с человеческой половинкой. Однако не все так просто. К тому же, враг, которого он одолел в Новогоднюю ночь, не собирается отказываться от своих монархических планов и теперь жаждет не только смерти избранницы его волка, но и мести…

Глава 16. Жизнь — это задача, которая не решается без ошибок

Каждый день — это путь из задач и преград,

Выбор простой: преодолеть или сдаться.

Кто ноет, тот плавно плетется назад,

Кто действует, сможет к вершинам добраться.

Павелий Стремительный вглядывался в дрожащее пламя камина, освещавшего щедрое убранство кабинета первого и единственного ректора академии. Подняв бокал из подгорного хрусталя, он чокнулся о початую бутылку гоблиндорской настойки и пригубил терпкий напиток. Сегодня исполнялось ровно сто лет с момента, как он впервые оказался в МежМирье. Кабинет Павелия напоминал музейный зал, обставленный удивительными предметами, отражавшими быт и культуру разных рас. Тяжёлые занавески из бархата прикрывали высокие окна, скрывая ночной город, огни которого приглушали сияние звезд. Полки шкафов заполнили книги, свитки и рукописи, некоторые из которых были старше самого МежМирья. Крупные артефакты блестели на массивном дубовом столе среди пергаментов, чернильниц и инструментов, отдаленно напоминавших научные приборы его бывшей родины. На стенах висели рукотворные карты всех пяти миров, которые Павел исследовал за эти годы. Всё в кабинете было пропитано мощью и опытом сотен лет изучения и приключений.

Несмотря на теплый август, Павелий часто разжигал камин, так как любил смотреть на огонь, наблюдая за тем, как языки пламени переплетаются, превращаясь в завораживающий танец света и тени. Его взгляд пробежался по интерьеру, и мысли начали понемногу переносить его в прошлое, напоминая о пути, который он прошел. Ученый вспоминал свою активную жизнь в МежМирье, и всё, что за эти годы пришлось пережить. Много лет он путешествовал между мирами, не оставляя своих научных интересов. Он всё так же исследовал формы жизни, изучал их, по большей части с точки зрения ученого, а не мага. Павел пытался познать скрытые законы МежМирья, сравнивал их с законами Земли, и частенько научный разум восхищался красотой и гармонией этого странного, необычного мира.

Павелий поначалу не бросал попыток найти жену. Он преодолел тысячи километров, встречался с разными существами, от драконов до странствующих менестрелей, но никто не смог помочь ему в поисках. Надежда, словно костер в зимнюю ночь, постепенно угасал, несмотря на все усилия поддержать его. С каждым годом она становилась всё слабее, превращаясь в едва тлеющий уголек, и на шестом десятке лет после своего первого прыжка в портал Павел понял — пора прекратить поиски. Надежды больше не осталось, а мотивация, которая когда-то казалась бесконечной, начала иссякать. Это решение стало для него одним из самых тяжёлых, и даже дракон, живущий в его теле, на время замолк, разделяя его боль.

Даже если он и наткнулся бы на Катю, ей бы шел уже восьмой десяток. Сам ученый, напротив, выглядел так же, как в первый свой день в Этерии. Дракон, ставший не только его спутником, но и частью его сущности, объяснил Павлу, что их симбиоз производит неожиданный эффект. Павел не постареет, пока сердце дракона будет способно поглощать энергию. Электродраконы жили тысячелетиями. Это был своеобразный дар и проклятие одновременно. Сначала ученый воспринимал это как чудо. Но со временем он осознал, что вечная молодость — это не только возможности, но и ответственность, и что с годами она будет становиться тяжёлым бременем.

Павелий Стремительный решил осесть в Алитая, столица Этерия стала для него домом. Вернувшись, не стал скрывать обретенные знания и способности. Он позволил магическому мастерству дракона выйти на свет, а его могущество стало предметом слухов и зарождающихся легенд. В народе говорили, что Павелий добрался до секретных свитков первых электродраконов и овладел их утерянной магией. И эти слухи вполне устраивали. В том, что жители города верили в его силу, было удобство, — они воспринимали его как кого-то, кто владеет древней тайной, и потому он имел право направлять их. Павел понимал, что слухи и мифы зачастую более мощный инструмент, чем любая магия.

Вместе с драконом он включился в социальную жизнь города. Этерия теперь раскинулась на километры вокруг, продолжая стремительно расширяться. Столица пульсировала жизнью, став местом притяжения множества рас. Новые районы с узкими, переполненными жителями улочками сменялись широкими проспектами и величественными площадями, где возвышались статуи известных персон, мудрецов и героев. Старейшины гномов нередко подсказывали Павлу, как лучше организовать городскую инфраструктуру, используя свои познания и интуицию.

Академия, которую Павел основал, стала центром силы новой столицы. Ученый присвоил ей название «Иммерсия» — место, где можно было досконально, словно под микроскопом, изучать магию, историю и законы миров. Огромный кампус академии включал в себя уже несколько корпусов, каждый из которых был отведен под свое направление, от магии стихий до физиологии и трансмутации. Она стала точкой притяжения тысяч существ, жаждущих знаний. Не только из Алитая, но и переселенцев из других миров. Павел смотрел на всё это с чувством гордости, но также и с глубоким пониманием, что всё это — только начало великого пути.

Одной из самых важных частей академии стала библиотека — крупнейшее хранилище знаний по всем мирам. Павел притаскивал книги и свитки со всех уголков МежМирья, чтобы сохранить то, что было найдено. Библиотека стала его личной гордостью. Он нанимал мудрейших преподавателей из разных рас, чтобы обучение стало максимально всеобъемлющим. По земному подобию он ввел годичный формат обучения, доступный для всех, кто готов посвятить свое время учебе. Это было его собственное изобретение, сделанное благодаря воспоминаниям из прежней жизни и понимания того, что любой процесс требует четкой структуры.

Студенты академии были самых разных рас: люди, эльфы, гоблины, оборотни, даже те, кого считали изгнанниками и опасными для общества. Павел верил, что знания не имеют границ и не подлежат обособленности. Он создал академию как место, где любой мог бы найти ответы на вопросы, развить способности и научиться управлять своей судьбой. Он хотел, чтобы этот город стал центром нового мира, мира, в котором магия и наука шли бы рука об руку.

Изучая генетику МежМирья, Павел открыл неожиданный факт: чистокровные расы не могли создавать межвидовое потомство. Но при этом любая из рас могла легко скрещиваться с человеческими попаданцами. Все, кроме гномов.

Это открытие взбудоражило общество, и количество смешанных браков стало стремительно расти. Академия даже открыла специальную кафедру для изучения получившихся метисов, и результаты оказались неожиданными. Чем сильнее разбавлялась истинная кровь основополагающей расы, тем слабее становилась магия крови в полукровках. Но, несмотря на слабость в магии, они получали новые свойства, что делало их уникальными среди обитателей МежМирья. Эти исследования привели к тому, что в обществе начались обсуждения о будущем рас и о том, как сохранить уникальность и магическое наследие.

Порталы, которых по Алитая насчитывалось не менее пяти десятков, всё еще стабильно открывались на семь дней в году, и миграция между мирами стала чем-то обычным, словно дорога из одного города в другой. Это сильно изменило экономику и политическое устройство МежМирья. Мигранты приносили с собой новые знания, технологии и традиции, что обогащало культуру, но также порождало конфликты.

Павел не раз использовал могущество дракона, чтобы поддерживать порядок в столице, и со временем он пришел к осознанию, что железный кулак работает куда лучше, чем попытки бесед и уговоров. Междоусобные стычки стали постоянными спутниками общественной жизни, и Павел вынужден был применять силу, чтобы восстанавливать порядок. Пришлось даже создать некий прообраз службы контроля за порядком, призванный усмирять конфликты. Он часто вспоминал свои прежние принципы: миролюбие, терпимость, которые проповедовал еще на Земле. Эти воспоминания теперь вызывали лишь горькую усмешку.

Павелий не раз выходил на площадь, чтобы лично остановить мятеж или предотвратить бунт. Жестко, не чураясь уничтожить зачинщиков. Он делал это с холодной решимостью, не испытывая ни жалости, ни сострадания. На первый план в таких ситуациях всегда выходил дракон — могущественная сила, которую уважали и боялись. Он смотрел на этот мир с высоты своей власти и понимал, что принципы миролюбия были иллюзией. Здесь, в МежМирье, существовала одна правда — выживает сильнейший, и он принял эту правду с полной решимостью.

***

Элррик стоял на святой земле предков в окружении старых дубов. Их запорошенные снегом ветви тихо шептали на ветру, будто обсуждая то, чему стали свидетелями. Вокруг поляны лежал подтаявший снег, сверкая в синеватой лунной дымке, а холодный ветер пронзал до костей, как напоминание о суровости заканчивающейся зимы. Оборотень тяжело дышал, каждый вдох отдавался болью в рёбрах, смешиваясь с холодом воздуха. Пота на полуобнаженном теле мужчины было слишком много, рубашку он снял, чтобы впитать молнию для ритуала. Пот стекал по спине, по лбу, смешивался с легким инеем на щеках, подчеркивая, насколько изнурительным был обряд.

Прошло всего несколько мгновений после окончания ритуала, но казалось, что мир вокруг замер. Все звуки поглотила аура мрачного и трагического молчания. Элррик смотрел вниз, на неподвижное тело, что лежало у ног. Кровь медленно стекала на белый снег, окрашивая его в багровый цвет, а с ней вытекала и жизнь беты, одного из самых преданных и верных ему. Глаза обездвиженной жертвы стекленели, а в эфире возник последний ментальный вой оборотня, словно умирающий волк прощался с миром и с тем, кому верил до последнего.

Элррик не отводил взгляда. Он вглядывался, как алая жидкость впитывается в землю, как изнанка МежМирья принимает принесенную жертву, испытывая в душе нечто странное. Внутреннее ликование, глухое, еще не осознанное, начало рождаться в груди. Он вспоминал, как долго выбирал, кого из подчиненных принести в жертву. Кого-то, кто будет достаточно силен, чтобы дать ему необходимую мощь в будущем поединке за Право Истинных. Выбор пал на Веторра — бету, его лучшего тактического руководителя, известного в стае своей силой в магии крови. Веторр был сильнее и умнее многих, его репутация была безупречной. Бойцовские навыки беты и способность к управлению магией крови делали его незаменимым союзником и одним из самых ценных членов стаи. Благо, несмотря на свою мощь, Веторр был предан Элррику до последнего. Он слыл оборотнем, который часто ставил интересы стаи выше самого себя, шел в драку первым и покидал поле сражения последним. Но именно его безграничное доверие и стало ключом к исполнению задуманного. Элррик знал, что никто другой не сможет отдать ему ту мощь, что была заключена в этом сильном, преданном волке.

Канцлер умело устроил ловушку. Он рассказал Веторру, что обнаружил слабость в рядах преданных короне волков и что подозревает предательство среди своих. Мол, ему нужна помощь верного беты. Ничего не подозревающий Веторр пришел на поляну, готовый защищать канцлера. Элррик искусно сыграл на доверии, говорил спокойно, уверенно, пока не настал подходящий момент. Он притворился, что услышал шаги, приказал Веторру обернуться и быстрым движением рук наложил заклятие электростазиса, обездвижив его. Тело оборотня застыло, вся сила его мышц теперь была бесполезна, парализованная мощным энергетическим воздействием.

Элррик наслаждался моментом, пусть и нехотя, но с благодарностью вспоминая уроки Мэрлина. Электромагия, заранее накопленная телом из призванной молнии, разбегалась по жилам, наполняя его самой силой. Он чувствовал разряды, щекочущие вены и будоражащие кровь, а между пальцами мелькали яркие искры, освещая темноту. Воздух звенел, словно природа содрогалась от силы, что была выпущена здесь, на этой древней поляне. Канцлер знал, что этот миг ключевой, что от его решимости зависит, сможет ли он обрести силу, способную привести к короне.

Он вынул ритуальный клинок — древний, покрытый тонкими вензелями рун. Элррик сосредоточился, глаза загорелись отчаянной решимостью. Он разорвал одежду на бете и острым лезвием медленно прорезал руну на груди Веторра. Ее линии, окрасившиеся алыми каплями, были аккуратными, точными, как и требовал ритуал. Элррик начал шептать заклинание, слова из которого были почти забытыми.

«Кровь Древних, сила духа, впитайся в меня. Я твой сосуд, я твой проводник, даю обет связать нас навеки, да пребудет твоя мощь в моих венах до конца времен», — глухие слова разлетались вокруг, впитываясь в ночной воздух, а тьма на священной земле становилась только плотнее.

Элррик медленно, но уверенно провел клинком по горлу мужчины. Кровь хлынула, горячая, темная. Он смотрел, как она льется на землю, покрывая утоптанный снег багровыми пятнами. Мгновение спустя Элррик почувствовал, как что-то меняется, словно волна чужого тепла прошла через тело. Он понял, что ритуал сработал, чувствуя, как сила жертвы теперь стала частью этого места. В любой момент он мог воспользоваться накопленной мощью, стоило только в особом жесте скрестить пальцы и произнести короткий призыв. Ощущение могущества пьянило не хуже вина, оно словно проникало в каждый уголок его тела, наполняя новыми возможностями.

Оборотень закрыл глаза и глубоко вдохнул, наслаждаясь моментом. Ликование захватило, остатки моральных принципов начали таять под тяжестью сладкого предвкушения. Его преданность, его верность короне, когда-то имевшие значение, теперь стали лишь ненужной слабостью, мешающей планам. Жертвоприношение — не просто обряд, это было его решение, шаг на пути к величию. Теперь он был готов ко всему, чтобы доказать свое право, чтобы показать свою силу и взять то, что должно принадлежать ему волею той самой древней магии, что течет в его венах.

Канцлер стоял на святой земле, вслушиваясь, как ночной лес затихает, признавая его мощь. Небольшое заклинание земли поглотило останки жертвы, скрывая все следы жуткого ритуала. Элррик чувствовал, как страх исчезает, уступая место чему-то более темному, более сильному — жажде власти, жажде доказать всем, что он достоин короны, что нет силы, способной его остановить. Он был готов, и теперь, когда кровь одного из самых сильных альф стала частью его, он знал, что одержит победу. И ради этого он был готов стереть любые следы своей гуманности. До схватки оставалось еще пять полнолуний, а значит, нужно было продумать и составить список следующих жертв.

***

С того момента, как мы с Севой передали Лиану в надежные руки нашего ушастого эскулапа, прошло уже две недели. Но даже здесь, в светлом и безопасном медицинском крыле академии, я не мог позволить себе расслабиться. Состояние не приходящей в сознание принцессы напоминало бесконечную пропасть, откуда та никак не могла выбраться. Она лежала, неподвижная, хрупкая, тихая, а я сидел рядом, держа ее холодную руку в своей ладони, ежечасно молясь всем известным богам, чтобы та вернулась.

Снаружи, возможно, я выглядел образцом спокойствия. Но внутри бушевали шторма. Мой волчонок метался, пинал меня изнутри, воем и уговорами требуя действий, злясь на мою беспомощность. Он не понимал, почему мы просто сидим и ничего не делаем, когда наша пара страдает.

«Ты должен найти способ, — безустанно повторял он, словно бесконечную мантру. — Сделай что-то. Почему ты ничего не делаешь?»

И я злился вместе с ним. Злился на себя, на обстоятельства, на эту чёртову беспомощность. Каждый раз, когда я смотрел на ее лицо, бледное и тихое, меня разрывало на части от бессилия, ужаса и вины. Мы так поздно нашли ее… Еще бы чуть-чуть…

Я буду до конца жизни благодарен Севе за то, что, пока я в отключке валялся в подвале, истощенный после создания портала, он, не мешкая, отнес Лиану в медицинское крыло к Элводиру. Собрат не позволил себе расслабиться, пока не убедился, что принцесса в надежных руках. Как только я благодаря помощи Драка смог отдышатся, мы потопали следом. Остатков сил хватило лишь на то, чтобы добраться до ее кровати и услышать заверение дока, что принцесса не умрет. Лишь тогда я позволил себе впервые за месяц немного расслабиться, осознав, что жизнь моей пары еще не окончена.

Гильдор и Элеррион больше часа выпытывали у нас с Севой, как именно мы появились в академии вместе с бессознательной Лианой на руках. Северрин, стоя в углу комнаты, посмотрел на меня и слегка покачал головой, давая ментально понять, что мы не должны выдавать всю правду. Благо мое тельце, растекшееся по гостевому креслу ректорского кабинета, не отвечало критериям полноценного допроса, и отдуваться пришлось другу. Он подробно поведал о том, что мы в облике волков нашли похитителя и порвали его, как тузик грелку. Собрат не стал уточнять подробности финала нашей вылазки, слухи о мощности взрыва уже через день расползлись по академии. Сказал лишь, что сам точно не помнит, как мы вернулись обратно. Мол, испытывая критический стресс, мы не заметили, как добежали с Лианой обратно. Это прозвучало достаточно убедительно, чтобы временно удовлетворить ректора и Элерриона, позволив нам получить необходимую передышку. Отоспавшись, подкрепившись и вымывшись, я тут же пробрался к Лиане в палату, не желая уходить от нее далеко.

Месяц изматывающих поисков изменил меня. Всё, что было веселым и легким, ушло. В каждом взгляде, в каждом моём движении теперь была только одна цель — дождаться пробуждения девушки, защитить ее, стать сильнее, чтобы подобного больше не повторилось. Мое лицо стало жестче, а внутренний мир — пустым, словно выжженный пламенем.

По словам Майи, я больше не улыбался. Оно и понятно. Мой смех и подколы исчезли вместе со здоровьем моей измученной пары, чей жалкий облик даже не напоминал об эффектной прежней внешности блондинки. Всё, что я мог делать, — сидеть рядом с ней, держать за руку и рассказывать о том, как сильно ее ждут.

Иногда мне казалось, что пара слышит меня. Я рассказывал ей о каждом прошедшем дне. Как продолжал ремонтировать старые трубы в подвале. Как чинил санузлы в северном крыле. Как однажды пришлось менять окна в одной из аудиторий после того, как группа студентов устроила поединок, хвастаясь управлением магией крови. Один из них, второкурсник, молодой орк по имени Гарк, который только недавно освоил основные техники магии крови, пытался впечатлить друзей и случайно потерял контроль. Он выпустил волну магии, которая вызвала резкий всплеск силы у его однокурсника, студента-оборотня. Тот, не справившись с превращением, принял форму волка прямо в аудитории и, впав в ярость, начал метаться, разбивая всё вокруг, включая окна и рамы. Потом пришлось долго убирать следы их «тренировки».

Мне казалось, что в таких разговорах я продолжаю держать Лию в курсе нашей жизни. Но чаще всего я просто молчал, чувствуя, как тяжёлая атмосфера палаты давит на меня. В такие моменты я пытался делиться с ней своей кровью, надеясь, что моя энергия, основа моей жизни поможет ей быстрее очнуться. ДраКоша, наблюдая за моими отчаянными попытками, даже предложил усилить магическую связь между нами, используя его силу в качестве проводника. Он считал, что, возможно, ее организм откликнется на мою энергию, если мы используем его помощь. Но это тоже не сработало, и каждый раз после этих попыток я чувствовал себя истощенным и еще более беспомощным.

Котоящер, как истинный фамильяр, не давал мне впадать в уныние. Он часто приходил ко мне, когда я сидел у кровати Лианы, и мне порою казалось, что малыш понимал мою боль лучше, чем кто-либо другой. Его энергетическое присутствие было физически ощутимым, когда он мягко касался моего разума, иногда успокаивая, а иногда и подталкивая к действию.

Элводир и Элеррион периодически выгоняли меня из палаты. Не со зла. Элводир делал это под предлогом проведения медицинских процедур. Элеррион же хотел, чтобы я, наконец, сходил в столовую и поел или же посетил важную лекцию. Оборотень не терпел возражений, и мне ничего не оставалось, кроме как слушаться. Но даже в эти моменты я чувствовал, как часть меня остается здесь с Лианой. Меня успокаивало только то, что в моменты моего отсутствия, к ней приходили Майя, Северрин или Марк. Они давали мне возможность выполнять свои обязанности ремонтника и хоть немного отвлекаться от состояния вечной тревоги. Хотя прежнего удовольствия это мне не приносило.

Когда я уходил на очередное задание Торбина, инструменты в моей руке, каждый гвоздь, каждый отрезок трубы казались лишенными смысла. Всё будто в тумане, словно мои механические действия не имели ничего общего с реальностью. Я ремонтировал поврежденную лестницу в западном крыле, менял стёкла на втором этаже тренировочного зала, латал крышу. Но всё это делал, словно во сне, не ощущая ни физической усталости, ни эмоциональной вовлеченности. Казалось, что мои руки сами выполняли работу, а душа всё еще оставалась в палате с Лианой. Как будто без нее мир был лишь фоном, каким-то серым и незначительным, мимо которого я проходил, не замечая ни звуков, ни его красок.

Ночами, оставляя на своей кровати ДраКошу, который принимал мой спящий облик с помощью иллюзий, я пробирался в палату, используя портал. С каждым разом этот приём давался мне всё легче и легче. Я садился на край кровати, тихо рассказывая Лие истории из своего мира, надеясь, что сознание принцессы, где бы оно ни находилось, услышит меня и вернется. Я пересказывал сюжеты советских мультфильмов, вспоминал содержимое сказок, что читал на ночь младшей сестре. Во всех моих рассказах непременно был хеппи-энд. Я надеялся, что хотя бы одно слово или фраза достигнет ее, пробьется через ту толщу темноты, в которую она была погружена. Я даже решился проверить, по настоянию внутреннего волчонка, историю о спящей красавице, той самой сказке, где принц пробудил принцессу поцелуем. Мы слегка пособачились друг с другом по этому поводу, но терять было нечего.

Я наклонился к ней, сердце стучало так, что казалось, сейчас выскочит из груди. Мое лицо приблизилось к бледным губам, я почувствовал легкий холод. Я замер, сомневаясь в адекватности действий. Волчонок внутри меня заскулил, требуя, чтобы я продолжал. Но я не был уверен, не готов к очередному разочарованию:

«А вдруг ничего не произойдет? А вдруг это не поможет, или мы в очередной раз облажаемся?»

Волчонок упрямо толкал меня, подбадривал, уверял, что всё будет хорошо, что нужно верить в силу момента. Я закрыл глаза, наконец-то решившись. Мои губы коснулись ее сухих губ.

Это было как всплеск, как электрический разряд, пробежавший по всему телу, заставляя сердце биться быстрее. Волчонок внутри взревел от радости, словно это был тот самый момент, что он ждал все эти долгие недели. Лиана пошевелилась, тихо застонала, и на мгновение мне показалось, что она вот-вот откроет глаза. Но… этого не случилось. Она снова затихла, и я, отстранившись, почувствовал, как внутри что-то ломается. Словно свеча надежды, едва зажегшись, мгновенно погасла, оставив за собой лишь темноту.

«Сказка — ложь, да в ней намек, оборотням всем урок!» — подумал я, плюхаясь обратно на гостевой стул рядом с кроватью.

Я снова взял ее за руку и, чувствуя, как тепло постепенно возвращается ко мне через контакт, заснул. Это случилось в первый раз за долгое время, когда мне приснился наш родной лес, знакомый до последнего кустика. Я видел его точно таким, каким он был прежде: величественные деревья, тропинки, утопающие в зелени. Я ощущал запах хвои и свежести; слышал, как ветер шелестит в кронах; и, кажется, впервые за долгое время чувствовал себя тут спокойным. Из-за деревьев появилась она — белоснежная, хотя и сильно исхудавшая волчица. Ее глаза, полные благодарности, горели в сумраке. Она подошла ближе. Мой внутренний и внешний волк застыли, смотря на нее, и когда она лизнула наш нос, я почувствовал, как тепло заполняет душу. Это словно ответ на мой поцелуй, как обещание, что она вернется. Я чувствовал ее благодарность и обещание быть со мной, несмотря ни на что.

В тот момент я понял, что мы всё еще связаны. Даже если она сейчас в коме, даже если тело не может двигаться, ее душа была рядом со мной. Это наша связь! Связь, которую нельзя разорвать ни тьмой, ни страхом, ни болью. И понимал — я буду ждать столько, сколько потребуется. Ради нее, ради нас обоих. Потому что любовь, оказывается, это не просто слова или поступки. Это готовность быть рядом, даже когда всё кажется потерянным во тьме проблем, даже когда надежда практически гаснет. Я буду рядом с Лианой, пока она не вернется. И этот сон, эта благодарная волчица стали для меня знаком, что ее возвращение лишь вопрос времени.

***

Тусклый свет заходящего солнца пробивался сквозь щели тяжёлых штор палаты медицинского крыла академии, едва касаясь лица своей единственной пациентки. Воздух в комнате был пропитан запахом травяных настоев и лекарств, а из коридора доносилось едва слышное тиканье часов, отсчитывающих время. Плотные шторы, казалось, перенесли палату в некий уединенный мирок, скрыв от внешнего мира и от всех раздражителей, что существовали за ее пределами.

Лиана медленно приходила в себя, тело практически не слушалось, и каждый вдох давался с трудом. Голова гудела, словно сотни звуков одновременно пытались прорваться в ее сознание. Каждый удар сердца отзывался болезненным стуком в висках, а ноги и руки казались ватными. Она с трудом приоткрыла глаза, не сразу понимая, где находится. Взгляд скользнул по бежевым стенам, и воспоминания нахлынули внезапной волной: боль, отчаяние, страх, которые она испытывала в плену Касарра. Ее тело, словно заново переживало каждую пытку, каждый крик. Образ клетки, холодной и тесной, погружал в отчаяние, будто ее душили невидимые оковы, и это чувство накрывало, как гнетущий груз, тянущий в бездну.

Девушка рефлекторно прижала руку к шее, ощутив воспаленный, но уже затянувшийся след от ошейника. Восприятие, разгоряченное воспоминанием, было настолько сильным, что казалось, будто противооборотник всё еще там, душит ее, отбирает свободу и воздух. Лиана прикусила губу, стараясь побороть приступ паники. Волчица внутри успокоительно заурчала. Она спасена и должна быть сильной. Так постоянно говорил ее отец, это она сама себе внушала на протяжении всего времени, что провела в плену. Но здесь, в этой тихой стерильной комнате, ее сила казалась далеким миражом.

Лиана сжала веки, пытаясь изгнать мучительные образы, но они, словно настойчивые призраки, уходить не спешили. Пальцы принцессы дрожали, когда она прижала их к лицу, словно надеясь стереть болезненные воспоминания. Вдруг она почувствовала что-то иное. Теплый, почти нежный шепот внутри — ее внутренняя волчица вернулась после долгого молчания. Она была рядом, дышала вместе с ней, утешала хозяйку и твердила, что кошмар наконец-то закончился. Лиана снова коснулась шеи, убедившись, что вместо ошейника действительно лишь рубцы от ран. На лице появилась слабая улыбка. Волчица с ней, и ошейника больше нет. Словно маленькое чудо, словно свет в бесконечной тьме, что окутывала ее столько времени.

Образ клети, волк Леонида, который заходит внутрь, на мгновение вспыхнули в сознании. Она припомнила его силуэт, вспомнила, как он шагнул к ней, как она ощущала его запах и его силу. Яркий след взрыва на границе сознания. Лиана резко села, сердце тревожно участило свой ритм. Тонкая трубка капельницы, воткнутой в руку, натянулась, угрожая вывалиться. В голове активизировались колокола, вынудившие зашипеть сквозь стиснутые зубы от боли.

А что, если это было только видение?

Что, если Леонид погиб, спасая ее? Что, если она осталась одна, без пары?

Это чувство было невыносимым, словно сердце пытались разорвать на кусочки. В этот момент она услышала быстрые шаги.

— Ты чего? — спросил резкий, но знакомый голос.

Лиана, подняв голову, увидела Майю, которая, подскочив с кресла в углу комнаты, держала в руке кинжал и приготовилась защищаться. Лиана слабо улыбнулась подруге, но в сердце еще царила тревога, а взгляд бегал, пока она пыталась разобраться в воспоминаниях.

Оркша, убедившись в отсутствии угроз, бросилась к подруге, обнимая ее так, словно боялась вновь потерять. Лиана почувствовала, как теплые капли упали ей на плечо, и она не смогла сдержать собственных слёз. Дыхание ее стало прерывистым, но сейчас это были эмоции не страданий, а облегчения.

— Я думала… что тебя уже никогда не вернуть, — прошептала Майя, ее голос дрожал от эмоций, будоража душу.

Лиана осторожно провела рукой по ее голове, пытаясь успокоить подругу и чувствуя, как грубые волосы оркши царапают ее пальцы.

— Я здесь, Майя, я здесь, — произнесла Лиана едва слышным, словно шепот ветра, голосом.

Она оглянулась по сторонам и тут же озвучила главный вопрос:

— Где Леонид? — прошептала она, словно боясь услышать ответ.

Сердце стремительно сжалось в ожидании. Майя слегка отстранилась. Лицо оркши вновь нацепило привычную язвительную мимику, хотя в глазах еще были заметны следы от недавних слёз.

— Ах, этот упрямый осел? Да был он тут, не волнуйся. Не отходит от тебя ни на шаг. С Севой каждый день срётся, кто из них должен находиться возле тебя, телохранитель или женишок. Ты же две недели в отрубе валяешься, а он день и ночь проводит рядом. Забывает пожрать, на учебу забил, по его выражению — болт, побольше собственного! — фыркнула Майя, закатив глаза и смахнув остатки слёз тыльной стороной ладони. — Спасибо, хоть Элеррион периодически вмешивается. Сказал, что без еды, тренировок и знаний он, мол, не сможет спасти свою пару в следующий раз. Только эти доводы и заставили седозадого вернуться к занятиям.

Лиана ощутила в груди прилив тепла, смешанный с внутренним беспокойством волчицы. Мысли о Леониде и его заботе наполнили сердце радостью, несмотря на катастрофическое бессилие тела. Она взглянула на руки, настолько худые, что казалось, будто кожу просто натянули на кости. Пальцы стали тонкими, а ногти обломались и покрылись трещинами. Осторожно прикоснувшись к лицу, она ощутила длинный шрам, тянущийся через всю щёку. На мгновение взгляд девушки помутнел, а слёзы вновь подступили к глазам.

— Майя, принеси мне, пожалуйста, зеркало, — прошептала Лиана. Ее голос подрагивал от подкатывающих эмоций.

— Нет, — отрезала оркша, ее глаза тут же сузились, словно в предупреждении.

Майя сама едва сдерживалась от слёз, глядя на удручающий облик подруги, понимала, что ничего путного из этой просьбы не выйдет.

— Ты еще не поправилась, Лия. Это не стоит делать сейчас. Выздоровеешь, наберешься сил и успеешь еще вдоволь на себя наглядеться.

— Майя, если ты не достанешь мне зеркало, я сорву эту проклятую капельницу, свалюсь с кровати и поползу искать. В халате, на голое тело, не важно, — Лиана говорила уверенно, хотя голос слегка подводил.

Она чувствовала, что должна увидеть себя. Должна понять, что стало с ее лицом, с ее телом. Она больше не могла терпеть. Глаза принцессы горели решимостью, и Майя была вынуждена согласиться.

— Вот уж, два хвоста пара! Упрямая, как и твой женишок, — буркнула Майя, развернувшись так резко, что стул, стоявший рядом с кроватью, едва не опрокинулся.

Ее шаги были быстрыми, почти сердитыми, и через пару минут она вернулась с маленьким зеркальцем, явно одолженным у кого-то из медперсонала.

— На! Смотри, раз уж приспичило. Только не вздумай мне потом жаловаться!

Лиана взяла небольшой овал в дрожащую руку, боясь посмотреть, но всё же подняла его к лицу. В отражении на нее смотрела осунувшаяся, бледная физиономия. Глаза, когда-то живые и яркие, теперь были тусклыми, оттеняясь лишь фиолетовыми кругами нижних век. Шрам, уродливый и воспаленный, тянулся от виска к подбородку через всю правую щёку. Это зрелище словно пронзило насквозь. Губы задрожали, и девушка не смогла сдержать горький вздох.

— Такая уродина, — прошептала Лиана, словно пыталась подавить накатывающий приступ отвращения. — Леонид… не захочет смотреть на меня. Не то что… Эмили ведь с легкостью заберет его сердце. Она красивая, а я… Кто я теперь?

Майя мгновенно среагировала, ее глаза зажглись возмущением.

— Чушь орочья! — вскрикнула она. Голос девушки был наполнен гневом, почти рыком. — Ты, вообще, слышишь, что несешь, Лия? Он расстался с Эмили еще месяц назад. Из-за тебя, между прочим! Потому что любит тебя, поняла? Он днями и ночами тебя искал, без сна, без отдыха, рискуя шкурой, чтобы только тебя вернуть. Все трущобы в Этерии оббегал, словно волк без стаи, спрашивал, искал, дрался. Да что там — готов был разнести всё на своем пути, чтобы только тебя найти! Ты для него — не просто кто-то, ты его пара — его сердце, поняла? Уверена, ему плевать на шрамы. Так что не смей так говорить!

Майя схватила Лиану за руку, их пальцы сплелись, и в этот момент принцесса ощутила, как внутри нее лёд сомнений, покрывший сердце, дал первую трещину. Она смотрела на подругу, не в силах вымолвить ни слова. Всё, что смогла сделать, это сжать ее руку, чувствуя, как тепло близкого существа возвращает надежду. Усталость навалилась с новой силой. Глаза принцессы закрывались, голова медленно опустилась на подушку. Под тихий успокаивающий голос Майи она начала погружаться в сон.

— Спи, Лия, спи. Всё будет хорошо, — прошептала Майя, отодвигая прядь белых волос с бледного лица. — Ты справишься, а Лёнька всегда будет рядом.

Лиана медленно засыпала, ее дыхание стало ровным, а губы разомкнулись в едва заметной улыбке. Она уже не видела, как в дверях палаты возник Леонид. Он нерешительно замер. Взгляд перебегал с одной девушки на другую. Заметив, что Лиана очнулась, лицо попаданца озарилось радостью, а в глазах появился подозрительный блеск.

Майя подняла голову и встретила его взгляд. Она улыбнулась, осторожно приложив палец к губам, молча показывая, чтобы тот не шумел. Леонид кивнул, бесшумно подойдя к кровати Лианы. Его сердце переполняло тепло при виде лица, пусть осунувшегося и со шрамом, но живого. Он присел на край кровати, пальцы осторожно коснулись руки девушки, словно боялись ее разбудить. Он не отрывал взгляда от лица своей пары, и на губах появилась мягкая улыбка.

— Она будет в порядке, — тихо сказала Майя, глядя на Леонида. — Ты сделал всё, что мог. Теперь ей нужно только время и покой.

Леонид лишь кивнул, не в силах произнести ни слова. Он чувствовал, что все его тревоги, весь страх, который он носил внутри себя, наконец-то начали растворяться. Дыхание Лианы было спокойным, ее лицо — умиротворенным, и парень знал, что больше не отпустит ее, что бы ни случилось.