Были одной жизни, или Моя Атлантида

Александра Михайловна Азанова, 2020

Моя книга не поразит острыми сюжетными ходами, детективными историями, философскими рассуждениями. Собственно, это даже не книга в обычном смысле – она рождалась так, как рождается растение: постепенно, листочек за листочком. На рабочем месте в медучреждениях свободных минут немного. И домашнее хозяйство, семья оставляют женщине совсем мало времени для творчества. Самая «обычная» жизнь. Трагические и комические, горькие и смешные случаи женской судьбы. Но сколько же мужества, настоящего героизма эта обыденность требует от маленькой девочки-несмышлёныша, юной женщины в беспощадном мире, женщины-матери, ежесекундно переживающей тысячи страхов за детей и близких. На обрывках из школьных тетрадей, на бланках и рецептах записывала я свои воспоминания. Об этом просили дети. Воспоминание – листочек деревца моей жизни, маленький рассказ. Как вспоминалось, так и записала – без хронологии: летописцев без меня хватит, а мои воспоминания могу передать только я. Может быть, кому-то будет интересно.

Пуганая ворона и куста боится

По календарю уже была весна. Конец марта. А там, куда занесла нас с сестрой судьба, в далёких лесных деревушках, приход её пока не был заметен. Глубокие снега чуть-чуть подтаивали за день, а ночью покрывались толстой коркой льда. Ледяная корка называлась «настом». Бежать по этому насту было одно удовольствие, особенно в лаптях. Мне приходилось часто в эту весну бегать по нему по делам.

А дела были такие: то за хлебом за десять километров, то за медикаментами в районную аптеку за пятнадцать километров. В аптеку я стеснялась входить в лаптях, я их прятала в снегу возле коновязи. В помещение входила, одев на ноги маленькие старенькие калошки на чулок, чем удивляла аптекарей. Они спрашивали меня, как я дошла в такой обуви? Я смущалась и не отвечала, в душе боясь, что вдруг мои лапотцы кто-либо найдёт? Вот тогда я и запляшу на обратном пути, можно сказать, босиком! Но мои лаптишки никому не были нужны, и я бежала в них, как в «сапогах-скороходах». Такое было не раз.

Но сегодня я шла по лесной дороге не одна, а с сестрой, моей начальницей и повелительницей. Мы шли лесной дорогой в дальнюю маленькую деревушку делать малышам прививку от дифтерии и, заоднем, весенний обход изб и дать наставления жителям, как избавиться на лето от мух, как жить без вшей, тараканов и прочей твари. Мы шли не в лаптях, сестра их не одела бы ни за какие блага. У неё уже были настоящие валенки, скатанные местным каталем. У меня старые-престарые, чуть повыше лодыжки, но все-таки валенки! Сестра была в благодушном настроении, не ругалась. Говорили на отвлечённые темы. И я была довольна нашей беседой. Дорога шла среди высоких пихт и елей, тесно подошедших к тропинке и нависавших над ней.

Частые повороты тропинки закрывали даль, было ощущение, что мы одни в дремучем зимнем царстве. Я осматривала каждое дерево, удивляясь ему и восхищаясь его могучей силой. Вдруг, из-за крутого поворота выскочил зверь, небольшой, но страшный-страшный! Он кинулся было на нас, немного приостановился, и мы рассмотрели его, перепуганные насмерть. Мы даже присели со страху! Это оказался крупный заяц, меняющий шубку с белой на серую. Белая шёрстка местами болталась клочьями, среди этих клочьев выглядывала новенькая, блестящая серенькая шкурка. Какую-то минутку мы рассматривали друг друга, тут заяц стремительно дал стрекача в сторону и исчез между деревьев. Мы с сестрой пришли в себя и долго смеялись над испугом и над косматым зверем. Заяц пугал меня и раньше, в нашем родном, Дедюхинском, лесу в мои детские годы, но об этом после. И получается, что, как говорится в народе, пуганая ворона и куста боится.