Неточные совпадения
В середине мазурки, повторяя сложную фигуру, вновь выдуманную Корсунским, Анна вышла на середину круга, взяла двух
кавалеров и подозвала к себе одну даму и Кити. Кити испуганно смотрела на нее, подходя. Анна прищурившись смотрела на нее и улыбнулась, пожав ей
руку. Но заметив, что лицо Кити только выражением отчаяния и удивления ответило на ее улыбку, она отвернулась от нее и весело заговорила с другою дамой.
Мы пришли к провалу; дамы оставили своих
кавалеров, но она не покидала
руки моей. Остроты здешних денди ее не смешили; крутизна обрыва, у которого она стояла, ее не пугала, тогда как другие барышни пищали и закрывали глаза.
— Надеюсь, ты не будешь скучать у меня, мой дружок, — сказала бабушка, приподняв ее личико за подбородок, — прошу же веселиться и танцевать как можно больше. Вот уж и есть одна дама и два
кавалера, — прибавила она, обращаясь к г-же Валахиной и дотрагиваясь до меня
рукою.
Похвальный лист тотчас же пошел по
рукам пьяных гостей, чему Катерина Ивановна не препятствовала, потому что в нем действительно было обозначено en toutes lettres, [полностью (фр.).] что она дочь надворного советника и
кавалера, а следовательно, и в самом деле почти полковничья дочь.
— Пойдемте в зал, — предложила Антонида Ивановна, подбирая свободной
рукой шлейф платья, на который сейчас наступил какой-то неловкий
кавалер.
По лестнице в это время поднимались Половодовы. Привалов видел, как они остановились в дверях танцевальной залы, где их окружила целая толпа знакомых мужчин и женщин; Антонида Ивановна улыбалась направо и налево, отыскивая глазами Привалова. Когда оркестр заиграл вальс, Половодов сделал несколько туров с женой, потом сдал ее с
рук на
руки какому-то
кавалеру, а сам, вытирая лицо платком, побрел в буфет. Заметив Привалова, он широко расставил свои длинные ноги и поднял в знак удивления плечи.
Кавалеры отворили дверь, хотели вести Верочку под
руки, — отказалась, мерзкая девчонка!
В двери ему было видно, как по зале, сплетясь
руками, взад и вперед ходили длинною вереницею розовые, белые, палевые и голубые барышни, то прекоренастые и приземистые, то высокие и роскошные, а около них ходили два
кавалера, один в панталонах навыпуск, другой по-законному, в сапоги.
Но когда
кавалер де Грие, пролежавший двое суток около трупа своей дорогой Манон, не отрывая уст от ее
рук и лица, начинает, наконец, обломком шпаги копать могилу — Любка так разрыдалась, что Соловьев напугался и кинулся за водой.
Юлию очень мучила жажда от ходьбы, а может быть, и оттого, что она опиралась на
руку весьма приятного ей
кавалера.
Лаптев с ленивой улыбкой посмотрел на подходившего Яшу Кормилицына и долго провожал Лушу глазами, пока она не скрылась в толпе, опираясь на
руку своего
кавалера.
— А! Вы еще имеете наглость смеяться? Хорошо же! — вспыхнула Раиса. — Нам начинать! — спохватилась она и, взяв за
руку своего
кавалера, засеменила вперед, грациозно раскачивая туловище на бедрах и напряженно улыбаясь.
Шествие к столу произошло торжественно:
кавалеры повели дам под
руки.
Я смотрел на эти вещи и, не закрывая глаз, видел ее перед собой то в ту минуту, когда она, выбирая из двух
кавалеров, угадывает мое качество, и слышу ее милый голос, когда она говорит: «Гордость? да?» — и радостно подает мне
руку, или когда за ужином пригубливает бокал шампанского и исподлобья смотрит на меня ласкающими глазами.
Поднимался занавес, выходили актеры, делали жесты
руками; в ложах сидела публика, оркестр по машинке водил смычками по скрипкам, капельмейстер махал палочкой, а в партере
кавалеры и офицеры хлопали в ладоши.
Потом все вошли в гостиную, где сидели вдвоем Егор Егорыч и Сусанна Николаевна, которые, увидав, кто к ним приехал, без сомнения, весьма удивились, и затем началась обычная сцена задушевных, хоть и бестолковых, деревенских свиданий: хозяева и гости что-то такое восклицали; все чуть-чуть не обнимались; у Сусанны Николаевны оба прибывшие гостя поцеловали с чувством
руку; появилась тут же вдруг и gnadige Frau, у которой тоже оба
кавалера поцеловали
руку; все о разных разностях отрывочно спрашивали друг друга и, не получив еще ответа, рассказывали, что с ними самими было.
Сусанну Николаевну Терхов повел под
руку к ее отелю, и ей вдруг пришла в голову мысль спросить своего
кавалера об Углаковых, у которых она его встречала.
Ченцов закусил себе губы и, отвернувшись от Людмилы, начал смотреть на Катрин, которая, видимо, уничтоженная и опечаленная, танцевала с одним из самых щеголеватых сенаторских чиновников, но говорить с своим
кавалером не могла и только отчасти вознаграждена была, танцуя вторую кадриль с Ченцовым, с которым она тоже мало говорила, но зато крепко пожимала ему
руку, чувствуя при этом, что он хоть продолжал кусать себе усы, но отвечал ей тоже пожатием.
Вторая копия у меня вышла лучше, только окно оказалось на двери крыльца. Но мне не понравилось, что дом пустой, и я населил его разными жителями: в окнах сидели барыни с веерами в
руках,
кавалеры с папиросами, а один из них, некурящий, показывал всем длинный нос. У крыльца стоял извозчик и лежала собака.
И она бросилась на гейшу, пронзительно визжала и сжимала сухие кулачки. За нею и другие, — больше из ее
кавалеров. Гейша отчаянно отбивалась. Началась дикая травля. Веер сломали, вырвали, бросили на пол, топтали. Толпа с гейшею в середине бешено металась по зале, сбивая с ног наблюдателей. Ни Рутиловы, ни старшины не могли пробиться к гейше. Гейша, юркая, сильная, визжала пронзительно, царапалась и кусалась. Маску она крепко придерживала то правою, то левою
рукою.
Он был красив собою, хорошо сложен и считался едва ли не лучшим
кавалером на вечеринках средней
руки, которые посещал преимущественно: в большой свет ему не было дороги.
— Я имею дурную привычку крепко опираться на
руку своего
кавалера, — объяснила Александра Васильевна, когда мы выходили из «Розы».
После танцев Александра Васильевна захотела пить, и я был счастлив, что имел возможность предложить ей порцию мороженого. Мы сидели за мраморным столиком и болтали всякий вздор, который в передаче является уже полной бессмыслицей. Ее
кавалер демонстративно прошел мимо нас уже три раза, но Александра Васильевна умышленно не замечала его, точно отвоевывала себе каждую четверть часа. Наконец, кончилось и мороженое. Она поднялась, подавая
руку, и устало проговорила...
— Ну! Не говорила я тебе, что это дурак и нахал? дернула Анна Афанасьевна Нину за
руку. — Ему хоть в глаза наплюй, а он хохочет… утешается… Сейчас будут дамы выбирать
кавалеров, — прибавила она другим, более спокойным тоном. — Ступай и пригласи Квашнина. Он только что кончил играть. Видишь, стоит в дверях беседки.
Танцуя, она красиво и как будто беспомощно изгибала левую
руку на плече своего
кавалера и так склоняла голову, как будто бы хотела к этому плечу прислониться…
Нина, танцевавшая со Свежевским, воспользовалась тем временем, когда ее
кавалер, дирижировавший мазуркой, устраивал какую-то сложную фигуру, и побежала в уборную, легко и быстро скользя ногами в такт музыке и придерживая обеими
руками распустившиеся волосы.
Нередко я спрашиваю себя: примет ли от меня
руку помощи утопающий действительный тайный советник и
кавалер? — и, право, затрудняюсь дать ясный ответ на этот вопрос. Думается, что примет, ежели он уверен, что никто этого не видит; но если знает, что кто-нибудь видит, то, кажется, предпочтет утонуть. И это нимало меня не огорчает, потому что я во всяком человеке прежде всего привык уважать инстинкт самосохранения.
Бабакина (входит). Где же мой
кавалер? Граф, как вы смеете оставлять меня одну? У, противный! (Бьет графа веером по
руке.)
— Прежде еще было кое-что, — начала она, — но и то потом оказалось очень нетвердым и непрочным: я тут столько понесла горьких разочарований; несколько из моих собственных подруг, которых я считала за женщин с совершенно честными понятиями, вдруг, выходя замуж, делались такими негодяйками, что даже взяточничество супругов своих начинали оправдывать. Господа
кавалеры — тоже, улыбнись им хоть немного начальство или просто богатый человек, сейчас же продавали себя с
руками и ногами.
— Je vous salue, messieurs, et bonne nuit! [Я вас приветствую, господа, и спокойной ночи! (франц.).] — заключила она, оставляя
руку князя и кланяясь обоим
кавалерам.
— Так я завтра же непременно заеду к вам за акциями, — говорила Домна Осиповна, водя своего
кавалера за
руку, так как он совершенно не знал кадрили.
— Хорошо же! — сказал Истомин и, сложив свои
руки на груди, стал полькировать с Бертой Ивановной по самой старинной моде. Развеселившаяся Берта не дала сконфузить своего
кавалера: шаля, закинула она назад свои белые
руки и пошла в такт отступать. Гости опять начали им аплодировать и смеяться.
Если же мужчина ошибался — при чем обыкновенно начинался веселый хохот, — то плохой отгадчик, при общем смехе, возвращался с носом на свое место и выходил следующий, и затем, когда эта пара кончала, дама, избравшая прежнего
кавалера, отосланного за недогадливость за фронт, должна была сама встать, подать
руку недогадливому избраннику и танцевать с ним.
Но лучше всех, эффектней всех и всех соблазнительней на этом празднике все-таки была дочь хозяйки, Берта Ивановна Шульц, и за то ей чаще всех доставался и самый лучший
кавалер, Роман Прокофьич Истомин. Как только Роман Прокофьич первый раз ангажировал Берту Ивановну на тур вальса и роскошная немка встала и положила свою белую, далеко открытую матовую
руку на плечо славянского богатыря-молодца, в комнате даже все тихо ахнуло и зашептало...
— И вы тоже! — обратилась она, протянув другую
руку мне. — Вот и прекрасно; у каждой дочери по
кавалеру. Ну, будем, что ли, чай пить? Иденька, вели, дружочек, Авдотье поскорее нам подать самоварчик. А сами туда, в мой уголок, пойдемте, — позвала она нас с собою и пошла в залу.
Лизавета Васильевна тотчас подхватила какую-то рыжую даму и начала с ней ходить по зале; Бахтиарову, кажется, очень хотелось подойти к Масуровой; но он не подходил и только следил за нею глазами. Проиграли сигнал. Волнение Лизаветы Васильевны, когда она села с своим
кавалером, было слишком заметно: грудь ее подымалась,
руки дрожали, глаза искали брата; но Павел сидел задумавшись и ничего не видел.
Тяжелый и важный век этих старых ворчунов, обсыпанных пудрою и нюхательным табаком, сенаторов и
кавалеров ордена св. Владимира первой степени, с тростью в
руках и гайдуками за каретой, — век этих стариков, говоривших громко, смело и несколько в нос, — был разом подрезан воцарением Павла Петровича.
Я сейчас получил письмо от князя Михайлы Семеныча, которое и имею честь предъявить вам! (Подносит держимое им в
руке письмо к глазам своим и читает его.) «Любезный граф! Поздравляю вас
кавалером ордена брильянтовых знаков и с пожалованием вам аренды в пять тысяч рублей серебром и вместе с тем спешу вас уведомить, что на ваше место назначен тайный советник Яков Васильич Карга-Короваев!»
Почти в то же время из других дверей вышла и m-me M*, и как раз нам напротив появился самодовольный супруг ее, который возвращался из сада, только что проводив туда целую группу дам и там успев сдать их с
рук на
руки какому-то досужему cavalier servant. [услужливый
кавалер (франц.)]
Тут я догадался, что она находится в таком же полусонном или болезненном предсмертном состоянии, как и окружавшие ее белые бабочки; я подпустил правую
руку под рампетку, преспокойно взял двумя пальцами
Кавалера за грудку, сжал и, не выпуская из
рук, поспешил домой.
— Костюшка, запевай! — крикнула Таня высоким контральто и облокотилась на стол, подперев щеку
рукой. Её
кавалер начал что-то шептать ей на ухо, скашивая глаза в сторону мельника, обнявшего свою соседку за талию и подносившего к её рту рюмку рябиновой. Она жеманилась, отворачивая голову в сторону. Таня посмотрела на неё ленивым взором тусклых синих глаз и снова приняла прежнюю позу, кинув гармонисту...
Имея в
руках Блуменбаха, Озерецковского [Озерецковский Николай Яковлевич (1750–1827) — ученый-путешественник, академик; Аксаков имеет, вероятно, в виду его книгу «Начальные основания естественной истории» (СПБ. 1792).] и Раффа (двое последних тогда были известны мне и другим студентам, охотникам до натуральной истории), имея в настоящую минуту перед глазами высушенных, нарисованных
Кавалеров, рассмотрев все это с особенным вниманием, я увидел странную ошибку: Махаона мы называли Подалириусом, а Подалириуса — Махаоном.
Панаев видел
Кавалера, но не мог поймать, а я совершенно испортил превосходную розовую ночную бабочку, названия которой не знаю, но которую очень помню особенно потому, что впоследствии имел ее в
руках.
Она сунула ему в
руки блюдечко и, подхваченная кем-то, унеслась далеко и мельком, через плечо своего
кавалера, видела, как отец, скользя по паркету, обнял даму и понесся с ней по зале.
— Хитры молодые жены старых мужей. Я чую, что здесь был кто-то: не чертом пахнет здесь, а молодым
кавалером в бархатном берете и красном плаще. Крутя одной
рукою черный ус и другою
рукою опираясь в бок около рукоятки своей острой шпаги, он стоял там, за розовым кустом, и говорил тебе слова, за которые твой муж заплатит тебе ужо звонкою монетою.
Они, знаете, подумали так, что опять это за нею приехали… Только видит он — стою я и сам ни жив, ни мертв, да и один. Повернулся к ней, взял за
руку. «Успокойтесь, говорит. А вам, спрашивает,
кавалер, что здесь, собственно, понадобилось?.. Зачем пожаловали?»
Сначала они ездили шагом, потом рысью. Потом привели маленькую лошадку. Она была рыжая, и хвост у нее был обрезан. Ее звали Червончик. Берейтор засмеялся и сказал мне: «Ну,
кавалер, садитесь». Я и радовался, и боялся, и старался так сделать, чтоб никто этого не заметил. Я долго старался попасть ногою в стремя, но никак не мог, потому что я был слишком мал. Тогда берейтор поднял меня на
руки и посадил. Он сказал: «Не тяжел барин, — фунта два, больше не будет».
— С бабьем в Польше сладу нет, никоим способом их там к
рукам не приберешь, — отвечал
кавалер. — Потому нельзя. Вот ведь у вас ли в Расеи, у нас ли в Сибири баба мужика хоша и хитрее, да разумом не дошла до него, а у них, у эвтих поляков, баба и хитрей, и не в пример умнее мужа. Чего ни захотела, все на своем поставит.
Трезвый он говорил тихо, ласково, видимо избегая жестких слов, ласково улыбался, предупредительно подавал свою большую
руку и говорил не как «дикий», а как истый дамский
кавалер.
Мы вышли под
руку, как пара совершенно равных друг другу людей. Мой рост уже совершенно позволил мне вести ее под
руку: я был
кавалер, она моя дама, — и, вспоминая теперь всю прошедшую жизнь мою, я уверен, что
рука моя, на которую впоследствии опиралось немало дам, никогда уже не вела женщины столь возвышенной и прекрасной, несмотря на тогдашние тридцать шесть лет, которые имела моя превосходная мать.