Неточные совпадения
— Нет, нисколько! — с досадой на этот вопрос отвечал Николай. —
Напиши ему, чтоб он прислал
ко мне доктора.
— Да кого же знакомого? Все мои знакомые перемерли или раззнакомились. Ах, батюшка! как не иметь, имею! — вскричал он. — Ведь знаком сам председатель, езжал даже в старые годы
ко мне, как не знать! однокорытниками были, вместе по заборам лазили! как не знакомый? уж такой знакомый! так уж не к нему ли
написать?
Что может быть на свете хуже
Семьи, где бедная жена
Грустит о недостойном муже,
И днем и вечером одна;
Где скучный муж, ей цену зная
(Судьбу, однако ж, проклиная),
Всегда нахмурен, молчалив,
Сердит и холодно-ревнив!
Таков
я. И того ль искали
Вы чистой, пламенной душой,
Когда с такою простотой,
С таким умом
ко мне писали?
Ужели жребий вам такой
Назначен строгою судьбой?
Минуты две они молчали,
Но к ней Онегин подошел
И молвил: «Вы
ко мне писали,
Не отпирайтесь.
Я прочел
Души доверчивой признанья,
Любви невинной излиянья;
Мне ваша искренность мила;
Она в волненье привела
Давно умолкнувшие чувства;
Но вас хвалить
я не хочу;
Я за нее вам отплачу
Признаньем также без искусства;
Примите исповедь мою:
Себя на суд вам отдаю.
— Вы уж уходите! — ласково проговорил Порфирий, чрезвычайно любезно протягивая руку. — Очень, очень рад знакомству. А насчет вашей просьбы не имейте и сомнения. Так-таки и
напишите, как
я вам говорил. Да лучше всего зайдите
ко мне туда сами… как-нибудь на днях… да хоть завтра.
Я буду там часов этак в одиннадцать, наверно. Все и устроим… поговорим… Вы же, как один из последних, там бывших, может, что-нибудь и сказать бы нам могли… — прибавил он с добродушнейшим видом.
— Кто просил тебя
писать на
меня доносы? разве ты приставлен
ко мне в шпионы?» — «
Я?
писал на тебя доносы? — отвечал Савельич со слезами.
Царь
ко всему равнодушен,
пишут мне, а другой человек, близкий к высоким сферам, сообщает; царь ненавидит то, что сам же дал, — эту Думу, конституцию и все.
— Кажется, земский начальник,
написал или
пишет книгу, новая звезда, как говорят о балете. Пыльников таскает всяких… эдаких
ко мне, потому что жена не велит ему заниматься политикой, а он думает, что
мне приятно терпеть у себя…
— Приезжает
ко мне старушка в состоянии самой трогательной и острой горести: во-первых, настает Рождество; во-вторых, из дому
пишут, что дом на сих же днях поступает в продажу; и в-третьих, она встретила своего должника под руку с дамой и погналась за ними, и даже схватила его за рукав, и взывала к содействию публики, крича со слезами: «Боже мой, он
мне должен!» Но это повело только к тому, что ее от должника с его дамою отвлекли, а привлекли к ответственности за нарушение тишины и порядка в людном месте.
— Да кто
пишет?
Ко мне никто, — сказала бабушка, — а к Марфеньке недавно из лавки купец письмо прислал…
Вот то письмо его
ко мне, которое он
написал в ту ночь, слово в слово...
Писал он сюда и
ко мне по этому самому делу, то есть насчет этой рощи, совета просил.
Вот и пришли
ко мне, говорят:
напиши просьбу.
Возвратясь в фанзу,
я принялся за дневник. Тотчас
ко мне подсели 2 китайца. Они следили за моей рукой и удивлялись скорописи. В это время
мне случилось
написать что-то машинально, не глядя на бумагу. Крик восторга вырвался из их уст. Тотчас с кана соскочило несколько человек. Через 5 минут вокруг
меня стояли все обитатели фанзы, и каждый просил
меня проделать то же самое еще и еще, бесконечное число раз.
А он все толкует про свои заводские дела, как они хороши, да о том, как будут радоваться ему его старики, да про то, что все на свете вздор, кроме здоровья, и надобно ей беречь здоровье, и в самую минуту прощанья, уже через балюстраду, сказал: — Ты вчера
написала, что еще никогда не была так привязана
ко мне, как теперь — это правда, моя милая Верочка.
Ко мне писал Гагин; от Аси не было ни строчки.
Имя сестры начинало теснить
меня, теперь
мне недостаточно было дружбы, это тихое чувство казалось холодным. Любовь ее видна из каждой строки ее писем, но
мне уж и этого мало,
мне нужно не только любовь, но и самое слово, и вот
я пишу: «
Я сделаю тебе странный вопрос: веришь ли ты, что чувство, которое ты имеешь
ко мне, — одна дружба? Веришь ли ты, что чувство, которое
я имею к тебе, — одна дружба?
Я не верю».
— Позвольте, — говорил самый кроткий консул из всех, бывших после Юния Брута и Калпурния Бестии, — вы письмо это
напишите не
ко мне, а к графу Орлову,
я же только сообщу его канцлеру.
«Может, ты сидишь теперь, —
пишет она, — в кабинете, не
пишешь, не читаешь, а задумчиво куришь сигару, и взор углублен в неопределенную даль, и нет ответа на приветствие взошедшего. Где же твои думы? Куда стремится взор? Не давай ответа — пусть придут
ко мне».
— Она умна, — повторял он, — мила, образованна, на нашего брата и не посмотрит. Ах, боже мой, — прибавил он, вдруг обращаясь
ко мне, — вот чудесная мысль, поддержите честь вятского общества, поволочитесь за ней… ну, знаете, вы из Москвы, в ссылке, верно,
пишете стихи, — это вам с неба подарок.
П. Струве отнесся
ко мне с большим сочувствием, он
писал одному знакомому, что возлагает на
меня большие надежды.
—
Я хотела от вас узнать, — твердо и раздельно произнесла она, — по какому праву вы вмешиваетесь в его чувства
ко мне? По какому праву вы осмелились
ко мне писать письма? По какому праву вы заявляете поминутно ему и
мне, что вы его любите, после того, как сами же его кинули и от него с такою обидой и… позором убежали?
К Якушкину иногда
пишу — губернатор
ко мне придирается, видно за то, что глупо с нами поступил в Тобольске, — это иногда бывает.
[Еще 28 октября 1854 г. И. Д. Якушкин
писал Пущину из Иркутска: «Не очень давно заходила
ко мне Дросида Ивановна и просила
написать к вам, чтобы вы прислали ей денег, она считает за вами процентов с своего капитала за два года».
Когда будешь
ко мне писать, перебери весь наш выпуск по алфавитному списку.
Я о некоторых ничего не знаю.
Сейчас заходил
ко мне Михаил Александрович и просил
написать тебе дружеской от него поклон. С Натальей Дмитриевной
я часто вспоминаю тебя; наш разговор, чем бы ни начался, кончается тюрьмой и тюремными друзьями. Вне этого мира все как-то чуждо. Прощай, любезный друг! Дай бог скорее говорить, а не переписываться.
Пожалуйста, когда будешь
писать Горбачевскому, спроси его, за что он перестал
ко мне писать. Во всех письмах он неимоверно хандрил — наконец, вовсе замолчал. Не понимаю, что ему за неволя оставаться сторожем нашей тюрьмы. Зачем не перепросился в окрестности Иркутска, где товарищи его Борисовы.
Фонвизины
ко мне пишут:
я всем им не даю времени лениться. Поневоле отвечают на мои послания. У
меня большой расход на почтовую бумагу. Заболтался
я с тобой, любезный друг…
Почта привезла
мне письмо от Annette, где она говорит, что мой племянник Гаюс вышел в отставку и едет искать золото с кем-то в компании. 20 февраля он должен был выехать; значит, если вздумает
ко мне заехать, то на этой неделе будет здесь.
Мне хочется с ним повидаться, прежде нежели
написать о нашем переводе; заронилась мысль, которую, может быть, можно будет привести в исполнение. Басаргин вам объяснит, в чем дело.
Он
ко мне писал с Шаховским несколько слов,
я ему тотчас ответил длинной грамоткой.
У нас все обстоит благополучно. Все здоровы. Прекрасно бы сделали, если бы могли прокатиться в Тульскую губернию. Туда поехала на несколько дней Наталья Дмитриевна. Она часто
ко мне пишет, с необыкновенною добротою уделяет
мне свои досуги от деловых занятий.
Нарышкин с женой гостил у нас на даче трое суток, был у сестры в Новгороде и оттуда
ко мне написал…
Для Гусевой сделай, что можешь.
Я ей всегда
пишу, чтобы она прямо обращалась к тебе. Мы с ней в частых сношениях,
ко от
меня, кроме изъяснений, никакого нет толку. В полном смысле слова: Маремьяна-старица! Это уже вошло в мое призвание. Благодаря бога, старая Маремьяна иногда и не бесполезно заботится.
Хотявы
ко мне не
пишете, добрый мой Иван Дмитриевич, но
я не хочу так долго молчать с вами.
Я надеюсь, что Михаила с вами в переписке. Как
я рад, что он опять офицер;
напишите, чтобы он
ко мне послал грамотку, авось дойдет.
Семенов просил, чтобы
я жег его письма и был осторожен, если хочу иметь его иероглифы. На все согласен, лишь бы
ко мне писали. Басаргин ждет
меня.
Обнимаю тебя с женой и детьми. Обними всех наших. Действуй, друг, и вспоминай твоего брата Jeannot. Когда же Петр
ко мне напишет?…
Розанов подумал, потом встал и
написал: «Перестаньте срамиться. Вас никто даже не обижает; возвращайтесь. Лучше же все это уладить мирно, с общего согласия, или по крайней мере отпустите
ко мне ребенка».
Утеснители швейцарской свободы не знают пределов своей дерзости.
Ко всем оскорблениям, принесенным ими на нашу родину, они придумали еще новое. Они покрывают нас бесчестием и требуют выдачи нашего незапятнанного штандарта. В ту минуту, как
я пишу к тебе, союзник, пастор Фриц уезжает в Берн, чтобы отклонить врагов республики от унизительного для нас требования; но если он не успеет в своем предприятии до полудня, то нам, как и другим нашим союзникам, остается умереть, отстаивая наши штандарты.
Пишет она письмо к своему батюшке родимому и сестрицам своим любезныим: «Не плачьте обо
мне, не горюйте,
я живу во дворце у зверя лесного, чуда морского, как королевишна; самого его не вижу и не слышу, а
пишет он
ко мне на стене беломраморной словесами огненными, и знает он все, что у
меня на мысли, и тое ж минутою все исполняет, и не хочет он называться господином моим, а
меня называет госпожою своей».
До сих пор еще никто
ко мне не
писал ни одного слова, да
я не умел и разбирать писаного, хотя хорошо читал печатное.
— Что муж-то?.. Он добрый; пьяный только…
Пишет, вон, к Есперу Иванычу: «Дяденька, Клеопаша опять
ко мне приехала;
я ей все простил, потому что сам неправ против нее был», — проговорила Анна Гавриловна: она все еще продолжала сердиться на Фатееву за дочь.
—
Я вам покажу; завтра в одиннадцать часов заезжайте
ко мне — и поедемте вместе. Теперь еще о Кергеле:
написали вы об нем губернатору или нет?
—
Ко мне сейчас почтмейстер заезжал и привез письмо на ваше имя, которое прислано до востребования; а потом ему
писало из Петербурга начальство его, чтобы он вручил его вам тотчас, как вы явитесь в город.
«Не заподозрите, бога ради, —
писала она далее в своем письме, — чтобы любовь привела
меня к одру вашего родственника; между нами существует одна только святая и чистая дружба, — очень сожалею, что
я не имею портрета, чтобы послать его к вам, из которого вы увидали бы, как
я безобразна и с каким ужасным носом, из чего вы можете убедиться, что все мужчины могут только
ко мне пылать дружбою!»
Катя прислала с Алешей записку, в которой просила Наташу позволить посетить себя завтра; причем
писала и
ко мне: она просила и
меня присутствовать при их свидании.
— До сих пор
я не могла быть у Наташи, — говорила
мне Катя, подымаясь на лестницу. —
Меня так шпионили, что ужас. Madame Albert [мадам Альбер (франц.)]
я уговаривала целых две недели, наконец-то согласилась. А вы, а вы, Иван Петрович, ни разу
ко мне не зашли!
Писать я вам тоже не могла, да и охоты не было, потому что письмом ничего не разъяснишь. А как
мне надо было вас видеть… Боже мой, как у
меня теперь сердце бьется…
Наталья Кирилловна, твоя мать, а моя жена, вчерашнего числа в ночь бежала, предварительно унеся из моего стола (посредством подобранного ключа) две тысячи рублей.
Пишет, будто бы для свидания с Базеном бежит,
я же наверно знаю, что для канканов в Closerie des lilas. [Сиреневой беседке (франц.)] Но
я не много о том печалюсь, а трепещу только, как бы, навешавшись в Париже досыта, опять не воротилась
ко мне.
— Нет уж, слуга покорный! ты и на
меня еще кляузу
напишешь! — попробовал отшутиться Терпибедов. — Вот, сударь! — переменяя разговор, обратился он
ко мне, — нынче и трубку уж сам закуриваю! а преждестал ли бы
я! Прошка! венХ-зиси! — и трубка в зубах!
Вот первые впечатления моей новой жизни.
Я буду
писать тебе часто, но надеюсь, что «Butor» [Грубиян (франц.)] не узнает о нашей переписке.
Пиши и ты
ко мне как можно чаще, потому что твои советы теперь для
меня, более нежели когда-нибудь, драгоценны. Целую тебя.