Неточные совпадения
А именно: однажды Микаладзе забрался ночью к жене местного казначея, но едва успел отрешиться от уз (так
называет летописец мундир), как был застигнут врасплох ревнивцем
мужем.
Это говорилось с тем же удовольствием, с каким молодую женщину
называют «madame» и по имени
мужа. Неведовский делал вид, что он не только равнодушен, но и презирает это звание, но очевидно было, что он счастлив и держит себя под уздцы, чтобы не выразить восторга, не подобающего той новой, либеральной среде, в которой все находились.
― Вы
называете жестокостью то, что
муж предоставляет жене свободу, давая ей честный кров имени только под условием соблюдения приличий. Это жестокость?
Облонский обедал дома; разговор был общий, и жена говорила с ним,
называя его «ты», чего прежде не было. В отношениях
мужа с женой оставалась та же отчужденность, но уже не было речи о разлуке, и Степан Аркадьич видел возможность объяснения и примирения.
— О, прекрасно! Mariette говорит, что он был мил очень и… я должен тебя огорчить… не скучал о тебе, не так, как твой
муж. Но еще раз merci, мой друг, что подарила мне день. Наш милый самовар будет в восторге. (Самоваром он
называл знаменитую графиню Лидию Ивановну, за то что она всегда и обо всем волновалась и горячилась.) Она о тебе спрашивала. И знаешь, если я смею советовать, ты бы съездила к ней нынче. Ведь у ней обо всем болит сердце. Теперь она, кроме всех своих хлопот, занята примирением Облонских.
Если же между ими и происходило какое-нибудь то, что
называют другое-третье, то оно происходило втайне, так что не было подаваемо никакого вида, что происходило; сохранялось все достоинство, и самый
муж так был приготовлен, что если и видел другое-третье или слышал о нем, то отвечал коротко и благоразумно пословицею: «Кому какое дело, что кума с кумом сидела».
— Какой неколебимый характер!» А нанесись на эту расторопную голову какая-нибудь беда и доведись ему самому быть поставлену в трудные случаи жизни, куды делся характер, весь растерялся неколебимый
муж, и вышел из него жалкий трусишка, ничтожный, слабый ребенок, или просто фетюк, как
называет Ноздрев.
Впервые она
назвала имя своего
мужа и снова стала провинциальной купчихой.
— Он — двоюродный брат
мужа, — прежде всего сообщила Лидия, а затем, в тоне осуждения, рассказала, что Туробоев служил в каком-то комитете, который
называл «Комитетом Тришкина кафтана», затем ему предложили место земского начальника, но он сказал, что в полицию не пойдет. Теперь пишет непонятные статьи в «Петербургских ведомостях» и утверждает, что муза редактора — настоящий нильский крокодил, он живет в цинковом корыте в квартире князя Ухтомского и князь пишет передовые статьи по его наущению.
Полина Карповна вдова. Она все вздыхает, вспоминая «несчастное супружество», хотя все говорят, что
муж у ней был добрый, смирный человек и в ее дела никогда не вмешивался. А она
называет его «тираном», говорит, что молодость ее прошла бесплодно, что она не жила любовью и счастьем, и верит, что «час ее пробьет, что она полюбит и будет любить идеально».
И так они живут себе лет пятнадцать.
Муж, жалуясь на судьбу, — сечет полицейских, бьет мещан, подличает перед губернатором, покрывает воров, крадет документы и повторяет стихи из «Бахчисарайского фонтана». Жена, жалуясь на судьбу и на провинциальную жизнь, берет все на свете, грабит просителей, лавки и любит месячные ночи, которые
называет «лунными».
Стансфильд
назвал меня. Она тотчас обратилась с речью ко мне и просила остаться, но я предпочел ее оставить в tete a tete со Стансфильдом и опять ушел наверх. Через минуту пришел Стансфильд с каким-то крюком или рванью.
Муж француженки изобрел его, и она хотела одобрения Гарибальди.
Отец
называл эту систему системой прекращения рода человеческого и на первых порах противился ей; но матушка, однажды приняв решение, проводила его до конца, и возражения старика
мужа на этот раз, как и всегда, остались без последствий.
— Нет, смирился. Насчет этого пожаловаться не могу, благородно себя ведет. Ну, да ведь, мать моя, со мною немного поговорит. Я сейчас локти к лопаткам, да и к исправнику… Проявился, мол, бродяга,
мужем моим себя
называет… Делайте с ним, что хотите, а он мне не надобен!
Харитину начало охватывать молчаливое бешенство и к этому жалкому арестанту, который смел
называть себя ее
мужем, и к этому бессовестному любопытству чужой толпы, и к судьям, и к присяжным.
— Поговорим, папа, серьезно… Я смотрю на брак как на дело довольно скучное, а для мужчины и совсем тошное. Ведь брак для мужчины — это лишение всех особенных прав, и твои принцы постоянно бунтуют, отравляют жизнь и себе и жене. Для чего мне муж-герой? Мне нужен тот нормальный средний человек, который терпеливо понесет свое семейное иго. У себя дома ведь нет ни героев, ни гениев, ни особенных людей, и в этом, по-моему, секрет того крошечного, угловатого эгоизма, который мы
называем семейным счастьем.
Ш. Как, матка? Сверх того, что в нынешние времена не худо иметь хороший чин, что меня
называть будут: ваше высокородие, а кто поглупее — ваше превосходительство; но будет-таки кто-нибудь, с кем в долгие зимние вечера можно хоть поиграть в бирюльки. А ныне сиди, сиди, все одна; да и того удовольствия не имею, когда чхну, чтоб кто говорил: здравствуй. А как
муж будет свой, то какой бы насморк ни был, все слышать буду: здравствуй, мой свет, здравствуй, моя душенька…
Она уверяла меня, что сама довольно их накажет, а я уверял ее, что, оправдывая убийцев ее
мужа, не надлежало их подвергать более той же крайности, дабы паки не были злодеями, как то их
называли несвойственно.
Марья Дмитриевна появилась в сопровождении Гедеоновского; потом пришла Марфа Тимофеевна с Лизой, за ними пришли остальные домочадцы; потом приехала и любительница музыки, Беленицына, маленькая, худенькая дама, с почти ребяческим, усталым и красивым личиком, в шумящем черном платье, с пестрым веером и толстыми золотыми браслетами; приехал и
муж ее, краснощекий, пухлый человек, с большими ногами и руками, с белыми ресницами и неподвижной улыбкой на толстых губах; в гостях жена никогда с ним не говорила, а дома, в минуты нежности,
называла его своим поросеночком...
Марья Дмитриевна, в сущности, не много больше
мужа занималась Лизой, хотя она и хвасталась перед Лаврецким, что одна воспитала детей своих: она одевала ее, как куколку, при гостях гладила ее по головке и
называла в глаза умницей и душкой — и только: ленивую барыню утомляла всякая постоянная забота.
Ентальцевы помаленьку собираются к вам; не очень понимаю, зачем она сюда приезжала. Пособия
мужу не получила от факультета полупьяного. [Факультетом Пущин
называл врача.] Развлечения также немного. Я иногда доставляю ей утешение моего лицезрения, но это утешение так ничтожно, что не стоит делать шагу. Признаюсь вам, когда мне случается в один вечер увидеть обоих — Н. С. и Ан. Вас, то совершенно отуманится голова. Сам делаешься полоумным…
При последних его минутах, кроме тех, кого я
назвал, были еще Анненков и Жилины,
муж и жена.
Поцелуй Таню [Таней
называла себя в переписке с Пущиным Н. Д. Фонвизина, заявлявшая, что в «Евгении Онегине» Пушкин изобразил ее брак с Фонвизиным и что ее отношения к Пущину при жизни
мужа сходны с отношением Татьяны к Онегину.] — меня пугает слово на надписях. Все какое-то прощание! а я это слово не люблю вообще, а особенно от нее. Не лучше ли: до свидания! Где-нибудь и как-нибудь.
Первое, теперь фамилии по праздникам: Рождественский, Благовещенский, Богоявленский; второе, по высоким свойствам духа: Любомудров, Остромысленский; третье, по древним
мужам; Демосфенов, Мильтиадский, Платонов; четвертое, по латинским качествам; Сапиентов, Аморов; пятое, по помещикам: помещик села, положим, Говоров, дьячок сына
назовет Говоровский; помещик будет Красин, ну дьячков сын Красинский.
Ольга Александровна не ссорилась и старалась быть всем довольною. Только квартира ей не совсем нравилась: сыровата оказалась, да Ольге Александровне хотелось иметь при жилье разные хозяйственные удобства, которых Розанов не имел в виду при спешном найме. Еще Ольге Александровне очень не понравилась купленная
мужем тяжелая мебель из красного дерева, но она и в этом случае ограничилась только тем, что почасту
называла эту мебель то дровами, то убоищем.
Публика начала сбираться почти не позже актеров, и первая приехала одна дама с
мужем, у которой, когда ее сыновья жили еще при ней, тоже был в доме театр; на этом основании она, званая и незваная, обыкновенно ездила на все домашние спектакли и всем говорила: «У нас самих это было — Петя и Миша (ее сыновья) сколько раз это делали!» Про
мужа ее, служившего контролером в той же казенной палате, где и Разумов, можно было сказать только одно, что он целый день пил и никогда не был пьян, за каковое свойство, вместо настоящего имени: «Гаврило Никанорыч», он был
называем: «Гаврило Насосыч».
— А это вот — угольная, или чайная, как ее прежде
называли, — продолжала хозяйка, проводя Павла через коридор в очень уютную и совершенно в стороне находящуюся комнату. — Смотрите, какие славные диваны идут кругом. Это любимая комната была покойного отца
мужа. Я здесь буду вас ожидать! — прибавила она совершенно тихо и скороговоркой.
Эта свобода, в соединении с адским равнодушием
мужей (представь себе, некоторые из них так-таки прямо и
называют своих жен «езжалыми бабами»!), делает их общество настолько пикантным, что поневоле забываешь столицу и ее увлечения…
Смело уверяя читателя в достоверности этого факта, я в то же время никогда не позволю себе
назвать имена совершивших его, потому что, кто знает строгость и щепетильность губернских понятий насчет нравственности, тот поймет всю громадность уступки, которую сделали в этом случае обе дамы и которая, между прочим, может показать, на какую жертву после того не решатся женщины нашего времени для служебной пользы
мужей.
Муж ее неутомимо трудился и все еще трудится. Но что было главною целью его трудов? Трудился ли он для общей человеческой цели, исполняя заданный ему судьбою урок, или только для мелочных причин, чтобы приобресть между людьми чиновное и денежное значение, для того ли, наконец, чтобы его не гнули в дугу нужда, обстоятельства? Бог его знает. О высоких целях он разговаривать не любил,
называя это бредом, а говорил сухо и просто, что надо дело делать.
— Прощайте, monsieur Irteneff, — сказала мне Ивина, вдруг как-то гордо кивнув головой и так же, как сын, посмотрев мне в брови. Я поклонился еще раз и ей, и ее
мужу, и опять на старого Ивина мой поклон подействовал так же, как ежели бы открыли или закрыли окошко. Студент Ивин проводил меня, однако, до двери и дорогой рассказал, что он переходит в Петербургский университет, потому что отец его получил там место (он
назвал мне какое-то очень важное место).
Мужа почему-то на людях
называет Жаком.
— А я не понимаю, почему ты
называешь его моим, — вставила Вера, обрадованная поддержкой
мужа. — Он так же мой, как и твой…
— Вас обвиняют в том, что перед тем, как ваш
муж поехал ревизовать почтмейстеров, вы через почтальонов всем им объявили, что это едет их начальник, к которому они должны являться с приношениями!.. Что это такое?..
Назовите мне ваш поступок и научите меня, как мне именовать его? — кричал Егор Егорыч.
Более всего, думаю, тут властвовало то душевное настроение, которое французы давно уже
назвали par depit, то есть чтобы из гнева и досады на
мужа за его измену отплатить ему поскорее тем же.
Госпожа Сверстова, или, как издавна и странно
называл ее
муж, gnadige Frau [милостивая государыня (нем.).], желая тем выразить глубокое уважение к ней, оставшись дома одна, забыла даже пообедать и напилась только ячменного кофею.
Разъехавшись с
мужем, она стала Аггея Никитича
называть «таткой».
— Откуп, конечно, готов бы был платить, — отвечала с печальной усмешкой Миропа Дмитриевна, — но
муж мой — я не знаю как его
назвать — в некоторых, отношениях человек сумасшедший; он говорит: «Царь назначил мне жалованье, то я и должен только получать».
— Но ты же
называл это самым привлекательным наслаждением в жизни! — хотела было Катрин поймать
мужа на его собственных словах.
Оставшись одна, она действительно принялась сочинять ответ
мужу, но оказалось, что в ответе этом наговорила ему гораздо более резких выражений, чем было в письме Тулузова: она
назвала даже Ченцова человеком негодным, погубившим себя и ее, уличала его, что об Аксюте он говорил все неправду; затем так запуталась в изложении своих мыслей и начала писать столь неразборчивым почерком, что сама не могла ни понять, ни разобрать того, что написала, а потому, разорвав с досадой свое сочинение, сказала потом Тулузову...
Анна Ивановна остается одна, глаз на глаз с маленьким человеком, которого она
называет своим
мужем…
Арина Петровна сразу не залюбила стихов своего
мужа,
называла их паскудством и паясничаньем, а так как Владимир Михайлыч собственно для того и женился, чтобы иметь всегда под рукой слушателя для своих стихов, то понятно, что размолвки не заставили долго ждать себя.
Непонятно было для всех, из какого источника происходило такое глубокое сокрушение о смерти
мужа, изверга рода человеческого, как все его
называли, которого она не могла уже любить и который так злодейски поступил с нею.
Он не стал долго держать у себя свою умную сестрицу, как он стал
называть ее с этих пор, и отправил немедленно к
мужу, говоря, что теперь там ее место.
Медузиным его
назвали в семинарии, во-первых, потому что надобно было как-нибудь
назвать, а во-вторых, потому, что у будущего ученого
мужа волосы торчали все врознь и отличались необыкновенной толщиной, так что их можно было принять за проволоки, но сокрушающая сила времени «и ветер их разнес».
Сын Алексей нисколько не походил на отца ни наружностью, ни характером, потому что уродился ни в мать, ни в отца, а в проезжего молодца. Это был видный парень, с румяным лицом и добрыми глазами. Сила Андроныч не считал его и за человека и всегда
называл девкой. Но Татьяна Власьевна думала иначе — ей всегда нравился этот тихий мальчик, как раз отвечавший ее идеалу
мужа для ненаглядной Нюши.
— Да, в Тушине, вместе с Димитрием, которого вы
называете вторым самозванцем, а она величает своим
мужем.
К его одру, царю едину зримый,
Явился
муж необычайно светел,
И начал с ним беседовать Феодор
И
называть великим патриархом.
Все стали говорить о неутомимости Кукушкина в любовных делах, как он неотразим для женщин и опасен для
мужей и как на том свете черти будут поджаривать его на угольях за беспутную жизнь. Он молчал и щурил глаза и, когда
называли знакомых дам, грозил мизинцем — нельзя-де выдавать чужих тайн. Орлов вдруг посмотрел на часы.
Ей нужен был человек, которым можно было бы управлять, но которого все-таки и не стыдно было бы
назвать своим
мужем; чтобы он для всех казался человеком, но чтобы в то же время его можно было сделать слепым и безответным орудием своей воли.